Феодосий поперхнулся и стал мучительно кашлять. Освальд любезно ухнул ладонью по его спине. Потрясенный инспектор замер, выпучив глаза.

— Настоящая кибероболочка — это миллионы связей, обменов, информационных мостов, как бы беспорядочно наводимых в каждый отдельный момент. Но этот беспорядок на самом деле является эволюционным вектором, переводящим ее из одного состояния в другое, более устойчивое. И не только ее, всю вычислительную сетевую среду в целом.

— Ну да, Илья Пригожин рукоплещет из гроба и машет учебником по теории неравновесных процессов,— буркнул старший по званию. — Давайте от теории к практике.

— Наша служба не оправдывает надежд, возложенных на нее ленивым бездумным обществом. Под нашими внушительными фуражками мыслеемкость даже меньше, чем у девушек из подтанцовки на футбольном матче. А ведь мы последняя опора общества, которое хочет только потреблять, играть, радоваться, но не хочет думать. Господи, да вы посмотрите вокруг. Дремлют наши сограждане, как сладкие ягодки в собственном соку, втягивают калории, впечатления и выделяют фекалии. А кто еще выделяет необычные мысли — обязательно попадает в застенки нашей инквизиции.

— Ох. Ах. “Выделение мыслей” — замечательно. Еще “духовный жир” забыли. Вам бы художником-примитивистом устроиться. Я и карандаш подарю.

— Один такой художник нарисовал картину, повесил на заборе. И ее даже коровы понимали… Феодосий Палыч, конечно, каждый из нас немного мыслит, иначе невозможно было б спустить воду в туалете и купить колбасу в магазине. Но я про другое, про “настоящие” мысли. Те самые замечательные мысли, что постигают мир и смысл. Благодаря этим мыслям люди когда-то поняли, что бог един, параллельные линии могут пересечься, а шары вывернуться наизнанку.

— Вы устали, Освальд. Вам пора увольнятся. Вижу вас в деревне, в компании четвероногих друзей. Вот там и проклинайте кибероболочки — справедливыми словами и гневным мычанием.

— Феодосий Павлович, — Фалько поддался вперед, а его собеседник несколько испуганно отшатнулся. — Мои доводы сегодня вы, наверное, спрячете в каких-то своих закромах, но в один прекрасный вечер вы их непременно вспомните. Когда снова столкнетесь с субъектом, известным как дядя Витя из деревни Пустомержа. Огнедышащий змей, камни-людоеды, серебряное небо. Все это мысли, которые взаимодействуют с сетевой вычислительной средой, которые воплощаются там в виде каких-то информационных сущностей.

— Значит, воздвигаем теперь дядю Витю-матерщинника на пьедестал, станем ему пиво со стихами подносить. Кто икнет — того казнить за оскорбление святыни.

Освальд подозвал киберрусалку с краном вместо носа. Она брызнула пивом в кружку инспектора, не забыв прочитать ему стихи о пьющей, но доброй старушке.

— Кстати, Феодосий Павлович, насчет пристрастия нашего крестьянина к образу змея. Или дракона. В некоем тридевятом царстве люди воюют с помощью этих самых драконов. Драконы понимают мысли людей.

Феодосий снова почувствовал, что ситуация опять осложняется. Этого он уже не выдержит. Все, что угодно, только не сегодня!

— Освальд, я тебе говорю как человеку — меня тошнит. Меня почти рвет фонтаном. Понимаешь, до меня уже ничего не доходит. Что еще за тридевятое царство?— и посмотрел мутными глазами.

— Самое обыкновенное. Космика. Космические фашисты, согласно нашей прессе. А они считают себя героями, гибнущими в борьбе против кибернетических сатаноидов, которые гнездятся в кибероболочках.

— Тьфу, заткнись, изыди. Я ничего не слышал, ты ничего не молол тут. Посидели, попили пивка, отдохнули, это нормально,— загундосил Феодосий, прикрывая нос рукой и зыркая глазами направо-налево.— Космика не тема для обсуждения, разве не ясно? Лучше сморкнуться в упор на президента земного шара, чем базарить на эту тему. Комитет глобальной безопасности тебя быстро найдет, не надо лампочку под животом вешать. Раз и упакуют, станешь лучом света в темном царстве. Чего ты доказываешь, кому? Посмотри на эти рыла вокруг. Им — хорошо. Зачем же рубахи рвать, пупы царапать? Нам без оболочек нельзя, иначе наступит Каменный век.

— А может быть он уже наступил?— оспорил Освальд.

— Все, Ося, конец нашей беседе. Поедешь в деревню. Ловить изготовителей левого “железа” для робиков. Направление я тебе до вечера оформлю.

Агент Фалько ушел. А инспектора побили в туалете пивбара. Побил обычный хулиган со светящейся татуировкой “не обижайте маленького”.

Кибероболочка, отвечающая за безопасность граждан, далеко не сразу откликнулась на сбивчивые призывы о помощи гражданина Драницына.

Блок 17

Дядя Витя жил в ожидании лучшей доли на краю ойкумены, на городской помойке, что раскинулась между кладбищем и аэроспейсвокзалом, символизируя связь простого и сложного, разложения и созидания. Хреновая по быту была жизнь. В насыщенной атмосфере данной среды обитания нюх был сбит все время с толку, поэтому отличить гнилые продукты от несвежих можно было только после многих проб и ошибок. Вот и напоминала работа пищеварения прогноз осенней погоды. Компанию составляли крысы, среди которых появились добрые знакомцы Петя и Володя, а также коты. Правда, с последними трудно было найти общий язык. И раз за разом шли в психическую атаку тараканьи армии, поддержанные с воздуха эскадрильями тяжелых мух.

Были у него и соседи-гуманоиды, которые жили в хоромах, выстроенных из пустых молочных пакетов. Их звали Никифор Самотрахский и Вечный Запах. Однажды дядя Витя заскочил к ним в гости посмотреть на телевизор, который получал питание при ударах кулаком по пьезоэлементу. Телевизор почему-то показывал только бесплатные программы на культурные темы. Гуманоиды, закончив избивать пьезоэлемент, стали спорить об искусстве.

— Ты в Мандельштаме ни хрена. Послушай только: “Твой брат, Петрополь, умирает…”

Понимаешь, брат всему городу, а не только какому-то микрорайону или этой свалке…

Разговор этот сильно утомил дядю Витю и больше он в гости не хаживал. Хотя Никифор его зазывал, особенно после того, как Вечный Запах скончался в результате очередной дискуссии.

Сам дядя Витя мучился вопросами, далекими от искусства и философии.

Многогранники ели людей. Многогранники поглощали искры, падающие с серебряного неба. Большой дядя Витя истончался и крошился как старый кекс. Фан Фаныч не спешил на помощь. Нужно найти что-то похожее на безделушку, на тот браслет…

Из-за котов и крыс, метивших свою территорию, одежда дяди Вити приобрела густой букет ароматов “на большого любителя”. Ночью дядя Витя навестил мастерскую похоронных дел при крематории. Хотел было поменяться пиджаками с каким-нибудь покойником. Но там, как назло, пиджаки только малинового цвета.

Отправился в город, как есть, в непотребном виде, стал ходить там по галантерейным магазинам.

В одной лавчонке, торгующей бижутерией, дядя Витя увидел девушку, похожую на воздушный шар. Она спрашивала продавщицу насчет… черного браслета. Дескать, была у нее кайфная штуковина, а папаша, урод малохольный, отнял.

— А у тебя пахан не “того”? — осведомилась продавщица.

— Он у меня крупный киберолог, башка фурычит, как автомат по продаже газировки.

Дядя Витя стал незаметно преследовать девушку, следя за ней через дырку в газете или книжке.

Шаровидная девушка посетила лекции гастрономического факультета института питания, съездила домой, вечером была на танцах. И везде рядом с ней или неподалеку находился неотступно дядя Витя со своей прошлогодней китайской газетой и подобранной на помойке книгой “Шизофрения для всех”. Даже на танцы его пустили. Он сказал, что с киностудии, подбирает девушку на роль колобка. Правда, на пиджаке как орден, выделялся след от кошачьей какашки — оставленной в знак признательности за ночлег. Но “орден” был плохо заметен в полумраке и вспышках лазерно-голографического шоу.

Дядя Витя улучил момент, когда шаровидная девушка отправилась в буфет укрепить вянущие силы, подвалил развязной шаркающей походкой и процедил как бы невзначай: