А Магдален уже с головой залезла в комод, и ответ ее невозможно было разобрать.
— Меня же не будут выдавать замуж еще несколько месяцев, — сказала она, выпрямившись и держа в руках платье из расшитого льняного полотна. — Кажется, я росту недостаточно быстро для этого.
И она с нескрываемой завистью взглянула на развитые груди и мягкие округлости других девочек, свидетельствующие об их взрослении.
— Моя тетка Элинор сказала мне перед отъездом, что я еще самое маленькое год останусь недостаточно взрослой.
— Тогда ты у нас самая счастливая, — заявила Кэт. — Когда ты станешь взрослой, у тебя появится столько хлопот и всяческих неудобств, правда ведь, мадам?
Гвендолин — а она помогала няне одеть и собрать детей — со вздохом кивнула. Для нее эта проблема взрослеющих девочек была больше, чем неудобством — последние полгода кровотечение у нее было практически непрерывным. Она прибегала к помощи лекарств и советам акушерки, до одурения ставила себе банки, по неделям не вставала с постели, но ровное, уносящее из нее все соки жизни истечение крови не прекращалось. Но она никому старалась не говорить о своих страданиях; Гай знал, что она больна, но насколько серьезно — нет: он не перенес бы всех ее мук, и ей было легче стойко переносить беду, не порождая в муже боли, страха, а может быть, и раздражения.
— Но ты не думай, Магдален, что твой недостаток может помешать свадьбе; просто время, когда вы начнете жить как муж и жена, отодвинется, — сказала она, удивленная, что девочке до сих пор никто объяснил этого.
— А? — Магдален с минуту размышляла, потом пожала плечами. Она не увидела в том и другом случае большой разницы. — Вы уже знаете, миледи, что мне сегодня ехать в Лондон?
Она проверила все застежки на платье.
— Это как-то связано со свадьбой?
— В известном смысле — да, — уклончиво ответила леди Гвендолин. — Лорд де Жерве все тебе объяснит, не волнуйся. Давай, завяжу тебе пояс: он перекрутился сзади.
«Почему, — подумала Магдален, — ну почему мне так редко удается получить прямой ответ на простой и ясный вопрос?» Девочка не сомневалась, что леди Гвендолин знает об истинных причинах и целях поездки в Лондон. Ну да ладно! Каковы бы ни были причины, сама по себе поездка обещала подарить ей много удовольствий. Возможность без посторонних прокатиться в обществе лорда де Жерве была таким редким подарком! Лорд де Жерве за это время умудрился не растратить ни грана своего божественного блеска в глазах девочки.
Наконец одевшись, стайка взбудораженных донельзя детей поспешила из флигеля, где они проживали, в каменный дом поместья. Замок стоял на холме и потому вокруг не было рва, а значит, и подъемного моста; только караульные башни возвышались по краям внешних стен. В одном из внутренних дворов замка детей поджидала группа молодых людей, состоящая из пажей и оруженосцев, и среди них — Эдмунд де Бресс. Когда его невеста вприпрыжку, с болтающимися косичками спустилась по ступенькам лестницы, он приблизился к ней с букетом ноготков в руке; он собрал эти цветы на берегу реки, раньше чем первый луч солнца осушил росу. Эдмунд был преисполнен сознания собственной важности от такого романтического поступка и с церемонным поклоном вручил девочке букет.
Магдален выглядела приятно удивленной, но смысл этого жеста от нее ускользнул, и она не догадалась даже ответить на поклон юноши реверансом.
— О, как чудно, Эдмунд! Будет что вплести в волосы, — радостно воскликнула она, раздавая цветы подругам. — Нужно еще нарвать в поле, тогда мы сможем сделать себе венки и гирлянды.
Гай с улыбкой наблюдал за этой сценой. Ему понравился поступок Эдмунда — жест молодого человека свидетельствовал, что тот глубоко усвоил правила рыцарства, а реакция Магдален еще раз подтвердила его догадку: девочка еще не дозрела до мысли, что может стать объектом ухаживания со стороны мужчины. От природы бесхитростная, она вряд ли вообще станет мастерицей по части флирта, подумал де Жерве. Эдмунд из кожи вон лез, оказывая ей знаки внимания, а она скорее запрыгала бы от радости, если ей разрешалось побывать в конюшне или поохотиться с собакой, чем от предложения послушать сентиментальное пение жениха под лютню или совершить интимную прогулку по парку. «Если дело так пойдет, — подумал Гай, — парню все надоест и он вернется к товарищам и состязаниям, упражнениям с оружием, ко всему тому, что раньше всегда доставляло ему огромное удовольствие». Учитывая неспособность Магдален понять смысл ухаживаний, Гай не станет в таком случае порицать молодого человека. Но и девочка, волей судьбы из детства сразу шагнувшая в супружество, ни в чем не виновата — у нее было слишком мало времени для того, чтобы ощутить вкус к романтическим играм с поклонником.
В браке для таких игр вообще не останется места, подумал он, повернувшись лицом к замку. Брак был областью холодного расчета, и романтическая белиберда оставалась привилегией незаконных связей. Продолжая размышлять об этом, он через арку второго двора разглядел леди Гвендолин, беседовавшую с управляющим имением. Ее болезненный вид вновь пронзил его. Оба понимали, что на Гвендолин уже лежит печать смерти, и много ночей подряд он на коленях молился перед алтарем в часовне, прося у Бога сил перенести грядущую утрату.
Они поженились десять лет назад. Ему тогда было шестнадцать, ей — тринадцать. Во время перемирия в затяжном конфликте между Англией и Францией он был послан в Англию в качестве пажа при дворе герцога Ланкастерского. Джон Гонтский Ланкастер преисполнился симпатией к мальчугану и помог ему породниться с могущественным саксонским семейством Редфордов. Этот брак в корне изменил положение молодого француза, возложив на него права сеньора и обязанности вассала; отныне он стал подданным Англии. Гвендолин принесла с собой в качестве приданого земельные владения и огромные богатства, а с богатством пришли могущество и титул графа. Милость и личное покровительство Джона Гонтского распространились с этих пор на весь дом Редфордов, а герцог в лице Гая де Жерве приобрел вассала, которому можно было доверить самые деликатные поручения, не говоря уже о воинской службе на стороне Ланкастера и короля.
Брак оказался бездетным, но с тех пор как детские комнаты его поместья в Хэмптоне заполнились подопечными Гая — так на английский манер произносилось его французское имя Ги, — лорд де Жерве и его жена с головой ушли в заботы о детях. А забот этих было по горло: руководить воспитанием, следить за здоровьем, загодя хлопотать об их выгодном замужестве или женитьбе. И за каждым их шагом незримо следил герцог Ланкастерский: внимание и покровительство детям вассала обещали для него самого обернуться стократной выгодой. В первую очередь это касалось женитьбы племянника де Жерве на Магдален Беллерской.
— Гай? — Гвендолин, оборвав разговор с управляющим, через арку прошла к мужу. Хрупкость и болезненную худобу ее тела еще больше подчеркивало плотно облегающее платье. — Дети уже ушли, Гай?
— Да, возбужденные и галдящие. Бедняга Эдмунд вручил Магдален букетик цветов, но она не оценила его рыцарства и тут же раздала цветы подружкам, так что парнишка оказался в глупом положении.
Гай засмеялся, и как бы случайно, в порыве нежности поймал жену под руку, но оба поняли, что эта рука — для поддержки, хотя ни один не признался бы в этом.
— Интересно, как к ней отнесется герцог? — со вздохом спросила Гвендолин. — Прогуляемся по саду, Гай.
— Сомневаюсь, что он будет особенно переживать из-за ее проблем. — Гай повел жену к воротам. — До сих пор с его стороны не было заметно никакого интереса к ее жизни. Ему удалось уломать папу, и тот готов признать, что между герцогом Ланкастерским до его нынешнего брака и Изольдой де Боргар был заключен брачный контракт, впоследствии расторгнутый, на основании чего все дети, рожденные в этом браке, признаются детьми герцога.
— Но Магдален была зачата уже тогда, когда герцог был женат, — заметила Гвендолин. Тем временем они вышли через калитку в воротах, направляясь к саду.