— Да, господин граф, — печально прошептал Флорис.

— У вас есть сердечная привязанность?..

— У меня есть только мое имя… и нежность моего брата.

— Вы не можете отказать умирающему в последней просьбе, — молил граф.

— Сударь, я сделаю все, что в моих силах, чтобы выполнить вашу просьбу.

— Тогда… поклянитесь мне жениться на Батистине, чтобы никто никогда… никогда ни в чем не упрекнул ее… клянитесь, сударь…

Флорис опустился на колени перед этим необыкновенным человеком, который умел быть таким трогательным и который требовал от него поистине невероятного обещания. Молодой человек колебался: дав подобное обещание, он связывал себя на всю жизнь. Умирающий почувствовал его нерешительность и принялся настаивать:

— Вы сказали, что у вас нет ничего, кроме имени… это неправда… некогда я разрешил Максимильене дать вам фамилию де Вильнев-Карамей, а сегодня я прошу вас о таком же одолжении… поклянитесь… поклянитесь… чтобы я мог спокойно умереть…

Флорис прижал руку к груди.

— Даю вам слово, господин граф, и клянусь всем, что мне более всего дорого, что исполню ваше желание. Я женюсь на Батистине, если Господь сохранит мне жизнь, и если… нам удастся выбраться из Китая…

— Благодарю… благодарю… я умираю счастливым… счастливым… о, Господи!.. на помощь… ах, как я страдаю… какая кара… избавьте меня от этой жизни… — простонал граф. Жуткая судорога отбросила его на кушетку, глаза налились кровью, все члены свело от боли. Стоявшие в стороне Федор и Ли Кан бросились на помощь молодым людям, пытавшимся поддержать умирающего. Жорж-Альбер спрятал голову в еще не остывших густых волосах принцессы. Он никак не мог поверить, что она мертва, и пытался любыми способами оживить ее. Увы, холод смерти постепенно отвоевывал у жизни это прекрасное тело. Маленький зверек заткнул уши; он не мог слышать страшные звуки, издаваемые генералом в предсмертной агонии. Ли Кан дал умирающему понюхать соли, они вдохнули в него еще немного сил.

— Ах… — застонал он, — мне остается так мало времени. Адриан, сын мой… дай мне вот тот шелковый свиток и вот это перо…

Флорис водил рукой Амедея де Вильнев-Карамей, граф начертал несколько китайских букв. Потрясенные молодые люди даже не подумали прочесть их.

— Мне надо… надо спасти вас… — упорно продолжал граф. — Вы… сможете выйти из лабиринта… идите к озеру… чтобы не… заблудиться… Следуйте за орхидеями… они растут до самого озера… у берега привязана моя лодка… возьмите ее… на середине озера, на острове… статуя сторукого Фо… Одна из них… самая длинная… указывает… пальцем… на Пету. Бросьте лодку и… обогните холм… эта часть острова священна и… плохо охраняется… за ней есть стена… вы… сможете перебраться через нее и выбраться из… Запретного города… незамеченными… О, Господи, позвольте мне окончить… у меня темно в глазах… где ты, сын мой?.. я благословляю тебя… тщательно сохрани… этот свиток… если… вас арестуют… он поможет вам… ах!.. разум покидает меня… вот и смерть… пришла за мной… Вы поклялись, сударь… — воскликнул граф, с необычайной силой вцепившись в руку Флориса. — Не забудьте… Батистина… вы мне поклялись, прощайте… прощайте…

Граф де Вильнев-Карамей откинулся на кровать. Его последний вопль был ужасен. Экстракт женьшеня, временно вернувший его к жизни, действовал с ужасающей быстротой. На губах графа выступила кровавая пена. Его опухшие веки приподнялись в последний раз, тело вздрогнуло и вытянулось. Неверный розовый свет падал на лицо человека, которого в Китае называли Голубым Драконом. Сейчас этот вечный искатель приключений улыбался, широко распахнув свои голубые глаза навстречу неведомому миру. Флорис взял руку брата и ею закрыл глаза графа. Адриан утратил способность рассуждать. С губ его слетали обрывочные слова. Мысли путались. Флорис попытался увлечь его прочь.

— Нет… нет… я не могу оставить… Ясмину… моего отца… — бормотал он.

— Идем, Адриан, слушайся меня. Завтра днем мы пошлем сюда отцов-иезуитов, они потребуют выдать их тела. Пошли, следуй за нами, брат.

Федор оттащил Жоржа-Альбера от принцессы, и пятеро беглецов направились в указанном Голубым Драконом направлении. Пробравшись ночью в Запретный город, они через потайную калитку проникли в сад, окружавший дворец Голубого Дракона. Теперь, когда их вторжение было обнаружено, этот выход скорей всего охранялся солдатами-маньчжурами. Поэтому они уповали на безоговорочное повиновение солдат Голубому Дракону; если надежды их оправдаются, значит, воины пустятся за ними в погоню не раньше утра.

Граф де Вильнев-Карамей все предусмотрел. Путь был свободен. Лодка с длинным шестом вместо весел, управлять которым взялся Федор, быстро заскользила по озеру «с золотыми водами». Погруженные в свои невеселые мысли, братья не замечали окружавшую их красоту. Над ними возносилась шестидесятифутовая статуя Будды. Подойдя вплотную к острову Пета, они обогнули его; в лунном свете холм, сложенный из беспорядочно нагроможденных драгоценных камней, переливался тысячью огней. Беглецы перелезли через стену. Адриан тяжело спрыгнул вниз и зашатался, словно пьяный. Флорис и Федор подхватили его под руки и помчались к иезуитской миссии. Сознание покинуло Адриана. Его тотчас же уложили в постель. У него начался бред, он стучал зубами от холода, но лоб его пылал, словно раскаленные уголья.

— Это воспаление мозга, — тихо поговорил отец дю Бокаж, пытливо вглядываясь в Флориса, ибо молодой человек не посвятил его в подробности разыгравшейся этой ночью драмы.

Флорис сел возле изголовья Адриана; глядя на заострившиеся черты лица брата, на его внезапно вытянувшийся нос и глубоко запавшие глаза, он чувствовал, как сердце его сжимает смертельная тревога. За одну ночь Флорис постарел на десять лет. У него хватило сил пробормотать слова благодарности отцам-иезуитам, окружившим больного своими неусыпными заботами. Среди монахов был врач. Он сказал, что к голове больного надо прикладывать лед, чтобы снять лихорадку, но на улице стояло лето. Это время года в Пекине особенно жаркое и удушливое; где можно найти столь необходимый и столь редкостный продукт? Маленькая Мышка, оказавшаяся единственной в миссии женщиной, постоянно меняла тепловатые компрессы, превращавшиеся в обжигающие от соприкосновения с больным, а отец-лекарь ставил ему пиявки за ушами и на пятки.

Флорис отворачивался; он не мог видеть Адриана в таком жалком состоянии. Внезапно его осенило:

— Где шелковый свиток, который граф вручил нам перед смертью? — шепотом спросил он.

Федор и Ли Кан непонимающе развели руками. Они перерыли все карманы одежды Адриана, но ничего не нашли. Наверное, молодой человек потерял его; но зачем он вдруг понадобился Флорису?

На рассвете состояние больного ухудшилось. Казалось, скоро все будет кончено.

— Боюсь, он не доживет до вечера, — шепнул отец дю Бокаж Грегуару.

Достойный интендант плакал горючими слезами и пытался молиться.

Флорис сжимал недвижную и пылающую руку брата, стремясь передать ему свою жизненную силу. Прошло еще несколько тревожных часов. Внезапно во дворе миссии раздался конский топот. Флорис не обратил на него внимания. Дверь комнаты больного отворилась, и на пороге появился взволнованный отец дю Бокаж; знаком он предложил Флорису выйти в коридор.

— Ах, мой дорогой сын, что произошло сегодня ночью? Мы ничего не можем сделать. Там внизу приехали арестовать Адриана.

Флорис подошел к бумажному окну и посмотрел во двор. Десятка два желтокожих солдат из личной гвардии императора окружили миссию. Флорис бессильно опустил руки: бежать вместе с больным было невозможно.

— Нельзя трогать Адриана; если есть хотя бы малейший шанс спасти его, сделайте все, что в ваших силах. Поручаю его вам, святой отец. Я же выйду к солдатам и займу его место…

37

— Куда вы меня везете? — спросил Флорис, удобно устроившись в роскошном паланкине.

— Туда, куда вам надлежит ехать, — с поклоном ответил капитан отряда; на его шапке красовался шар из слоновой кости.