— Я буду скучать по тебе летом, — сказала я, выигрывая пятую партию подряд. — И по тому, как оставляла тебя в «дураках».

Генри внимательно посмотрел на меня, тасуя колоду.

— Я тоже буду по тебе скучать.

В его голосе слышались нотки завершенности, и это меня напугало. Я лелеяла надежду, что совет все поймет и увидит, что мы не виновны. Но, возможно, последнюю неделю он готовился к тому, чтобы попрощаться со мной?

— Генри? — тихо обратилась я. — Давай ненадолго притворимся, что все хорошо?

Он отвернулся.

— Хорошо.

Я глубоко вздохнула.

— Можно я иногда буду вас проведывать? В смысле, я понимаю, что должна изучать мир, получать образование, окончить школу и все такое, но, если я все же останусь в Эдеме, можно я буду периодически заглядывать к вам до начала сентября…?

Генри замешкал.

— Я думал обсудить это с тобой после встречи с советом.

— Что именно?

— Твою свободу. — Он поднял голову, и я замерла. — После всего, через что тебе пришлось пройти из-за меня, я не смею просить тебя вернуться осенью, независимо от решения совета.

Я попыталась скрыть обиду, но, судя по вспышке в его глазах, он все заметил.

— Ты не хочешь, чтобы я возвращалась?

— Будь все по-моему, ты бы никогда не уезжала. Но наша сделка заключалась не в этом… более того, из-за меня ты пережила много трудностей. Я не хочу и дальше делать тебя несчастной, заставив вернуться сюда. Посему, я предлагаю тебе свободу, вне зависимости от решения совета. Вечную свободу.

Ушло пару секунд, прежде чем я поняла, что он говорил. Он хотел, чтобы я осталась, но чувствовал себя виноватым… почему? Из-за Каллиопы?

— Но я хочу вернуться, — выпалила я. Мысль о том, что мы никогда не увидимся, заставила мое сердце биться чаще. Может, он этого не понимал, но поместье Эдем — все, что у меня осталось. — Что мне делать, если ты не позволишь мне вернуться? Ты, Ава, Элла, София и… и…

Я запнулась, будучи не в состоянии продолжить мысль, и вытерла слезы с глаз. Отбросив карты, Генри провел ладонью по моей щеке.

— Если ты хочешь вернуться, то я буду только рад. Это твой выбор, и если ты предпочтешь остаться здесь, вместо того чтобы жить своей жизнью… я не могу передать словами, как много это для меня значит.

— Но я живу своей жизнью, — горько продолжила я. — Я могу это делать и с тобой. Даже если это немного нетрадиционно еще не значит, что это хуже, чем жизнь в открытом мире. Это даже лучше! Гораздо.

Он заколебался.

— Ты очень добра, и я счастлив, что ты так думаешь. Но, позволю себе сказать и понадеяться, что тебя это не обидит… ты не жила, Кейт. Ни здесь и ни в реальном мире. Ты ждала смерти своей матери, а теперь, когда это произошло…

— Теперь единственное, что у меня есть, это поместье и ты. Понадобится нечто большее, чем орудующий ножом убийца, чтобы я тебя бросила.

Вместо того чтобы начать со мной спорить, Генри широко улыбнулся. Такой улыбки я не видела со времен своей смерти.

— Отлично, значит, наши чувства взаимны. — Он поднял колоду карт. — Продолжим? Я слышал, что на шестой раз дуракам везет.

Я закатила глаза.

— Ты выиграешь, когда Ад заледенеет.

Он поднял бровь.

— Это легко устроить. 

Когда совет созвал встречу накануне весеннего равноденствия, я так и не успела прийти в себя достаточно, чтобы ходить без чужой помощи. Ава и Элла помогли мне одеться, и когда они закончили, я до того устала, что отчаянно хотела залечь обратно в кровать.

— Может, они подождут еще один день, — сказала Ава, закусывая губу. Я сидела в кресле Генри и хваталась руками за голову.

— Нет, — скривилась я. — Все нормально. Просто дайте мне еще минутку.

Они заставили меня надеть белое платье, и я старалась не двигаться, чтобы не порвать швы. Единственный плюс моих ранений заключался в том, что корсет был под запретом, но это также значило, что между тканью и моими повязками было очень маленькое расстояние. Одно неверное движение, и я предстану перед советом с залитой кровью грудью.

— Хочешь, чтобы я позвала Генри? — спросила Элла. Она все еще вела себя отстраненно по отношению к Аве, но после инцидента у реки девушка решила проявить терпимость. Наверное, тот факт, что Тео и Ава опять сошлись, никак этому не способствовал, но Элла держалась молодцом. Надо отдать ей должное.

— Не стоит, — отозвался низкий голос. Я убрала руки от лица и увидела Генри в дверном проеме. — Девушки, вы свободны.

Те быстро ретировались, хотя Ава остановилась перед уходом, чтобы чмокнуть меня в щеку.

— Удачи! — прошептала она.

Генри подбежал к моему креслу прежде, чем я успела выпрямиться.

— Ты в порядке?

— По-моему, меня сейчас стошнит.

Уголки его губ приподнялись.

— Меня тоже.

Он подал мне руку, и я оперлась на него, вставая. Мне ни за что не пройти всю дорогу до зала, где назначили встречу.

— Мне обязательно быть в туфлях? — спросила я, глядя на каблуки, которые подобрала для меня Ава.

— Твое платье достаточно длинное, чтобы скрыть босые ноги, — ответил Генри. Затем замешкал и тихо сказал: — Кейт, ты уверена?

— Что не хочу надевать туфли? Еще как! Я едва могу в них ходить.

— Нет, я имел в виду… ты уверена, что не хочешь согласиться на мое предложение?

Никогда больше не видеть Генри и не возвращаться в Эдем. Я даже придумать не могла, чего бы мне хотелось еще меньше.

— Уверена, — сказала я, прислоняясь к нему. — Если не пойдем сейчас, то опоздаем. Я не в той форме, чтобы бежать по коридору.

— Не беспокойся об этом. — Он провел теплыми пальцами по моей щеке. — Ты понимаешь, какие будут последствия, если ты выиграешь и пройдешь или не пройдешь испытания?

— Если не пройду, то мне сотрут память и вернут в реальный мир. — А Генри канет в небытие. — Если пройду, то буду жить с тобой шесть месяцев в году.

— Целую вечность, если не пожелаешь окончить свою жизнь, — кивнул он. — Ты навсегда останешься такой, как сейчас, и совет наградит тебя бессмертием. Это нелегкая доля. Волей-неволей ты подружишься со смертными, но твоя жизнь продлится гораздо дольше их. Твое существование бесконечно, и, в конце концов, ты потеряешь связь с человечеством. Забудешь, каково это — жить.

Мысль о вечности пугала: она забирала единственное, что было в жизни неизменным — смерть. Но что хорошего от смерти? Она приносила лишь боль, а мне ее хватило сполна на тысячелетия вперед.

— Ну, наверное, хорошо, что моя лучшая подруга и так мертва.

— Да уж, — сухо сказал Генри. — Ты просто счастливица.

— А никто и не говорил, что будет легко. Я это понимаю.

— Именно, — его взгляд сосредоточился на чем-то, чего я не видела. — Я надеюсь, ты также понимаешь, что в случае успеха мы с тобой поженимся?

Не знаю, что именно вызвало дрожь по моему позвоночнику: радость или взволнованность.

— Да, догадываюсь. Ты же не против? В смысле, я понимаю, наши отношения развиваются слишком быстро и все такое…

Он сверкнул улыбкой.

— Нет, не против. А ты?

А я? Я не была готова стать чьей-то женой или королевой, но это значило, что мы будем вместе. Генри сказал, что я вольна заводить отношения на стороне и жить собственной жизнью те полгода, что не буду с ним. И хоть я не могла даже представить, как найду кого-то, кто мог бы посоперничать с ним, свобода выбора помогала мне избавиться от чувства, словно я попала в ловушку. Я покачала головой.

— Только если ты не заставишь меня надевать платье для церемонии.

Генри скептично на меня посмотрел.

— Как ты думаешь, почему ты в белом?

— О, — я скривилась. — Так не честно!

— Знаю, — он приобнял меня, принося утешение и уют. — Но пора уходить, иначе действительно опоздаем. Закрой глаза.

Я повиновалась, надеясь, что мой желудок перестанет скручиваться в узел, и что наше перемещение не закончится испорченным платьем. Когда я открыла глаза, мы оказались в бальном зале. Он был пуст, не считая четырнадцати великолепных тронов, расставленных кругом еще с сентябрьского бала. Каждый был по-своему уникален: некоторые сделаны из дерева, другие из камня, серебра или золота. Один выглядел так, будто был сделан из веток и лоз, но я стояла слишком далеко, чтобы рассмотреть его внимательней.