Но это не был конец, так как никто из нас не упоминал, что произошло на реке. Каким-то образом ему удалось вернуть Аву к жизни, и я не знала, как это объяснить.

Джеймс захлопнул книгу, и от неожиданности я подпрыгнула.

— Может и так, но это не меняет факта, что ты согласилась выйти замуж за незнакомца. 

ГЛАВА 5 

РАВНОДЕНСТВИЕ

За следующие две недели я придумала лишь один вариант: забыть о сделке, списать ее на собственную дурость и двинуться дальше. Даже если бы у меня был другой выбор, мамино здоровье требовало моего полного внимания.

Но Джеймс и Ава не давали мне покоя. Каждый день они спорили на пониженных тонах, сидя за столиком кафетерия, будто бы забывая о моем присутствии. Джеймс был настроен отговорить меня от сделки, руководствуясь тем, как мало я знала о Генри, и в каком состоянии должен находиться его рассудок, чтобы приглашать меня остаться с ним на половину моей жизни. Но на каждый изъян Джеймса у Авы был свой контраргумент. Она упорно защищала Генри, хотя никто из нас ничего о нем не знал, но это было легко объяснимо. Без него она была бы мертва; естественно, что она считала должным быть ему верной.

Они разобрали миф на мелкие цитаты, пользуясь им, чтобы подкрепить свои доводы, и постоянно просили повторить, что именно сказал Генри, но количество моей информации было довольно скудным. Часть меня волновалась и считала дни вместе с ними, но другая часть была слишком сосредоточена на заботе о матери. Ночные кошмары продолжались, оставляя мне лишь пару часов крепкого сна, но никто не комментировал темные круги под моими глазами. Эдем был маленьким городком, тут все знали о моей матери.

За пару дней до начала осени я пришла домой и обнаружила, что она сидит посреди полного сорняков сада, и в моем горле начала зарождаться паника. Я вылезла из машины и поспешила к ней, присаживаясь рядом, чтобы посмотреть ей в лицо.

— Мам? — сказала я сдавленным от беспокойства голосом. — Ты должна отдыхать.

Как у нее вообще хватило энергии, чтобы сделать это? Я сердито посмотрела на Софию, сидящую на крыльце и занимающуюся вязанием.

Та пожала плечами.

— Она настояла.

— Я в порядке, спала весь день, — сказала мама, отмахиваясь от меня, но не прежде, чем я сумела разглядеть ее. Кожа была бледной и тонкой, как бумага, но в глазах появился блеск, отсутствовавший последние несколько недель.

— Пошли, — сказала я, осторожно беря ее под локоть и пытаясь поднять. Она упорно продолжала сидеть, а я слишком боялась навредить ей, прилагая больше сил.

— Еще пару минут, — ответила мама, с мольбой глядя на меня. — Я так давно не выходила на улицу. Солнце приятно пригревает.

Я снова опустилась на колени. Смысла спорить не было.

— Помощь нужна? — я скривилась, глядя на спутанные бурьяны. Сколько же времени прошло, как за этим садом кто-то ухаживал?

Ее лицо прояснилось.

— Не то чтобы нужна, но я не против. Просто выдергивай их.

Работа была грязной, но вместе мы продолжили очищать небольшой участок, который ей удалось привести в порядок. Мне не хотелось думать о том, как долго мама здесь провела. Ей нельзя тратить драгоценную энергию на подобные мелочи, но когда моя мать на чем-то сосредотачивалась, перечить ей было невозможно.

— Скоро вернусь, — сказала София с крыльца, а затем зашла внутрь, закрывая дверь и оставляя нас наедине. Уголком глаза я следила за матерью, выдергивая бурьян, размером с пол меня. При первых же признаках плохого самочувствия я затащу ее в дом.

Но она уже давно не была такой энергичной и радостной. Я не рассказывала ей о случившемся на вечеринке, не желая беспокоить, но поскольку осеннее равноденствие все приближалось, а Джеймс и Ава имели разногласия, мне захотелось поговорить с ней — если и не поведать историю целиком, то хоть частично. Никогда не скрывала ничего подобного от нее прежде, а больше шансов обсудить это у меня не будет.

— Мам? — неуверенно начала я. — Помнишь поместье Эдем?

— Конечно, — морщинка посреди ее лба углубилась, пока она вытаскивала особенно упрямый сорняк. — А что?

Я ухватилась за основание стебля под ее кулаком и помогла. Когда мы обе потащили, он выскочил, раскидывая грязь в разные стороны.

— Там живет кто-то по имени Генри?

Она выпрямилась, даже не пытаясь скрыть удивление.

— Почему ты спрашиваешь?

— Потому что, — я неловко заерзала на траве, колени уже начинали болеть. Я знала, что стоит ей рассказать, ведь она сто процентов хотела бы узнать о таком, но что, если мама попытается вмешаться? Что, если я напугаю ее, и это не пойдет ей на пользу?

Я соврала:

— Слышала, как ребята из школы говорили о нем, — я не могла посмотреть на нее, меня грызла совесть. Раньше я врала ей только по необходимости. — Просто хотела поинтересоваться, знаешь ли ты что-нибудь о нем.

Ее плечи ссутулились, когда она потянулась и убрала прядь волос мне за ухо.

— Если хочешь поднять сложную тему, мы можем хотя бы поговорить о том, что произойдет, когда я умру?

Я мгновенно встала на ноги, все мысли о Генри вылетели из головы.

— Время идти внутрь.

Мама прищурилась.

— Пойду, когда согласишься поговорить.

— Я и говорю. Пожалуйста, мам. Ты только хуже себе делаешь.

Она улыбнулась без тени юмора.

— Не пойму как. Ты собираешься поговорить со мной об этом или нет?

Я закрыла глаза, игнорируя жжение слез. Так не честно. У нас ведь еще оставалось время? Она так долго продержалась — конечно, мама сможет выдержать еще несколько месяцев. Например, Рождество. Еще одно Рождество вместе, а затем я смирюсь с расставанием. Такую же сделку я заключала с собой последние четыре года, и пока она работала.

— Не хочу, чтобы ты по мне скучала, — сказала она. — Ты должна жить своей жизнью, милая, а не сгибаться под моим грузом, особенно когда меня не станет.

В горле пересохло, но я не ответила. Не знала, как жить самостоятельно. Даже в Нью-Йорке она была моей лучшей подругой — единственной за последние годы. Чего она ждала, что я соберусь и буду просто жить дальше?

— А еще я хочу, чтобы ты влюбилась и создала собственную семью, которая задержится подольше, чем удалось мне, — она взяла мою руку и нежно сжала. — Найди кого-то, кто будет добр к тебе, и никогда не отпускай, ладно?

Казалось, будто я тонула.

— Мама, — прохрипела я, — я понятия не имею, как это сделать.

Она грустно улыбнулась.

— Поначалу никто не знает, Кейт. Но ты готова, обещаю. Я сделала все возможное, — на мгновение она замолкла и посмотрела на наши сплетенные руки. — Ты готова и отлично справишься, золотце. Ты будешь творить невероятное, я чувствую, и даже если тебе будет не хватать меня, я всегда буду рядом. Никогда тебя не брошу… помни об этом, хорошо? Иногда может казаться, что меня нет, но я всегда буду рядом, когда ты будешь в этом нуждаться.

Я вытерла слезы свободной ладонью, крепче цепляясь за маму. Что-то внутри меня рушилось быстрее, чем я могла построить. Я больше не знала, что делать. Не могла представить жизни без нее, да и не хотела. Но это была та реальность, с которой я встречусь раньше, чем буду готова. Я хотела ее, свою маму — а не воспоминания о ней.

— Обещай, что будешь собой и не перестанешь наслаждаться жизнью, что бы ни случилось, — сказала она, хватаясь за меня двумя руками. — Тебе предназначены великие деяния, милая, но чем больше ты сопротивляешься своему естеству, тем труднее. Какие бы препятствия ни попадались на твоем пути, помни, тебе все удастся, если сильно захотеть. Так и будет. — Она улыбнулась, и во мне все разрушилось окончательно. — Ты гораздо сильнее, чем думаешь. Обещаешь, что попытаешься жить счастливо?

Мне хотелось сказать, что я не знала, как жить счастливо без нее, кто я без нее, и у меня не хватит сил для этого, но ее молящий взгляд был для меня слишком большой ношей. Потому я соврала во второй раз:

— Ладно, — буркнула я. — Обещаю.