‒ Милейший, позвольте. А где здесь можно остановиться на пару деньков? Или совсем осесть? У вас есть распорядитель?

               Остолбеневший пес только клацнул зубами и закрутил хвостом, словно щенок-подхалим. Он никогда в жизни не слыхивал подобного голоса у птицы, ведь обычно они или ухали, или мерзко кудахтали.

               ‒ Милейший, вы изволите отвечать? ‒ сова скривилась и покосилась на своего кучера.

               Но пес только мотнул головой. Он хотел сказать «извините, госпожа, я не знаю, кто теперь в нашем селе распорядитель», но всем показалось, будто он просто отказался говорить.

               ‒ Ухарь! ‒ молвила сова, посмотрев на своего кучера. ‒ Если ты будешь останавливаться возле каждой недоеденной падали, я тебя вместо колеса прикручу к карете. Извините, милейший, я не знала, что вы поганая тварь! ‒ сова мило улыбнулась псу.

               Кучер, с ненавистью глядя на пса, прытко взобрался на козлы и щелкнул по заду бегемота плеткой. Карета снова затряслась и, рискуя потерять управление, тронулась дальше своей дорогой. Еще долго пес смотрел вслед растворявшейся в морозном дне процессии, и не мог понять, кто же с ним только что говорил. Лишь когда мороз окончательно прихватил суставы, он сдвинулся с места и поплелся развозить дрова.

Глава 2

               Пус Мидун, специально растягивая удовольствие, неторопливо сервировал стол. Под уютное потрескивание камина, разведенного Чумазым, кот раскладывал, как умел, вилки, ставил тарелки. Он водрузил во главе стола большой кувшин с настоем чмыряги приземистой ‒ сладких ягод, которые давали густой сок, едва их прокипятишь. В это же время енот метался между кухней и кладовкой, грабя чужие запасы и вываливая их на стол. Впереди была шикарная вечеринка, которую друзья решили затеять в одном из недавно освободившихся домов. Да и повод не заставил себя долго ждать: буквально в этот день, ближе к обеду, к прогуливающемуся неспешной походкой коту подкрался Порфирий Закрейздо, который уже на второй год был избран местным распорядителем. В его ведении находились земельные вопросы, вопросы границы села и торговые отношения с окружающими поселками. Кроме этого, он также организовывал медицинскую и пожарную службы, да руководил народным ополчением в случае нужды. На близкий контакт со страшным зверем, Пусом Мидуном, его вынудили жители поселка, которые на подпольных встречах условились если не оказать организованное сопротивление душегубцу, то хотя бы регламентировать его нахождение в их обществе. Звери смирились с тем, что Мидун теперь в их краях главный, что его воля выше воли любого другого существа, семьи или группы, но им для выживания необходимо было осуществлять хозяйственную деятельность и вести хоть какой-то промысел. С этими словами, трясясь, словно лист на ветру, Порфирий побеспокоил кота и попросил о переговорах. Кот же поначалу скривился да отмахнулся лапой – не лезь, мол, в мои дела. Но через минуту размышлений согласился:

               ‒ Поговорим вечером. Приходи в дом Бубеля, он свободен уже.

               Закрейздо, сам удивленный своей смелостью и тем, что нашел в себе силы вымолвить пару слов для обоснования необходимости встречи, часто закивал и поспешил скрыться из виду. А кот, не ощущая под густой лоснящейся шерстью холода, залег подремать под чьим-то забором. Лишь спустя некоторое время он начал вертеться, да неосмотрительно выставил хвост на дорогу, где его и переехала карета. Кот не успел даже понять, что случилось, а карета уже повернула за поворот и скрылась из виду. Отряхнувшись от снега, Мидун решил, что ему все это приснилось и пошел за Чумазым, чтобы вместе с ним готовиться к встрече с Закрейздо.

               Когда на улице стояла уже непроглядная ночь, в дверь коротко постучали. Компания и не расслышала бы этот стук, если бы в этот момент не настала пауза между обсуждениями экзистенциального смысла и физиологического назначения тошноты. Не дожидаясь команды, енот спрыгнул с насиженного места и, подбоченясь, с деловитой мордой пошел открывать дверь. Навстречу ему, словно из холодильника, отряхивая с боков снег, вошел Закрейздо. Вернее, вполз: это был очень толстый удав, который в прошлом году потерял на лесопилке хвост. Из-за этого змея выглядела похожей на короткий валик. Он был обмотан в теплый шарф, связанный тугими узлами на спине – для сохранения тепла. Порфирий, неуклюже сгребая за собой половые дорожки, протащился в комнату к столу и замер на полу, поглядывая на Мидуна.

               ‒ Вечер добрый, Пус. Пришел я.

               Кот повел ухом и сделал широкий жест:

               ‒ Проходи. Садись, где хочешь.

               Закрейздо с тоской осмотрел место, куда его приглашали. Каждый житель поселка прекрасно знал, что Порфирий не может есть за столом. В его доме не было мебели выше пяти сантиметров, преодолеть иное препятствие было для него сложной задачей. Знал это и Мидун, но, согласно внутренним убеждениям, совершенно не ставил перед собой задачу деликатничать в щекотливых ситуациях.

               ‒ Я не смогу туда забраться...

               Кот недовольно крякнул.

               ‒ Тучун с тобой, валяйся там. Чумазый! Айда за стол. Проголодался я.

               Енот шустро переступил через Порфирия и шмыгнул под столом на другую сторону. Вскоре над яствами замаячила его ухмыляющаяся и довольная от такого обилия еды морда. Не мешкая, енот отсыпал в свою тарелку добрую порцию слякотных грибов и подставил стакан поближе к Пусу – тот как раз разливал чмырягу из кувшина. Следующие десять минут друзья, шумно чавкая, лакомились вкусной едой, которой давно в их животах не было. Казалось, они даже забыли о своем госте, который все это время терпеливо ожидал возле стола, наблюдая лишь за дергающимися лапами хозяев вечеринки. Некогда грозный и авторитетный Порфирий Закрейздо не смел сейчас лишнего слова молвить, чтобы не раздражать Мидуна.

               – Да!.. – пустая тарелка полетела со стола в угол.

               Кот, поглаживая усы, довольно откинулся на спинку стула и закрыл глаза.

               – Блаженство ли? О нет, мой дорогой Чумазый. Что такое настоящее блаженство, никто кроме меня не знает!

               Енот косо посмотрел на кота.

               – Что?

               – Жрать вкусно, говорю. Дурень ты.

               Под стулом енота раздался звук льющейся жидкости.

               – Простите! –  с набитым ртом выпалил Чумазый.

               – Тьфу, зараза... – кот спрыгнул со стула и, едва не наступив на удава, перебежал в другой угол комнаты.

               Там он немного постоял, пытаясь высмотреть что-то в окне, а затем повернулся к Порфирию и спросил:

               – Ну, так чего пришел? Что сказать хочешь?

               Удав облизнул губы узким языком и подполз поближе к коту. Скорее, чтобы размять затекшие бока.

               – Меня, Пус, жители уполномочили. Поговорить хотят.

               – Ага. Но только какой смысл мне говорить с ними? Убить меня они хотят.

               – Не торопись... – Порфирий всегда считал, что знал толк в переговорах, – послушай... Мы тут все давно живем, раньше тебя, ты знаешь. У нас тут свой порядок... был. Мы устроились, как могли и жили так, как получалось. Понимаешь, мы не мечтали о том, что дрова и колбаса будут на нас сыпаться сверху, мы хотели что-то для этого делать, а затем – пожинать плоды своих трудов. Пусть это будут иногда зеленоватые, часом переспевшие, а порою и червивые плоды. Но это то, что нам нужно – краюха хлеба и тишина в простенках. Мы строим мосты и дороги, затем, чтобы наслаждаться ими как определенной вехой в развитии нашей социальной системы. Мы возвели ограды вокруг домов, но не друг от друга, а для порядка, для правильных форм. Понимаешь, мы стремимся созидать, творить, мечтать... А также хотим развиваться в тех сферах, в которых нам еще есть, что сделать, что доказать. Пусть, опять-таки, самим себе – ведь судей мы не назначали – но мы сами и будем радоваться всему, что у нас получится, что мы сможем передать своим детям, братьям, друзьям. Нам совершенно не чужды волнения и переживания прекрасного, нам хочется достигать того, чего раньше не было ни у кого, ни у наших предков, ни у наших соседей. Мы с опаской смотрим в прошлое и думаем, может, что-то пошло не так, может, чего-то не успели сделать... Решаем, что надо успеть сделать. Надо торопиться, потому что жизнь, она такая... Сегодня ты сверху, а завтра уже внизу. Завтра ты попался на удочку и там, наверху, кто-то тянет с такой силой, что враз забудешь о том, что мы все должны строить свою жизнь сами, должны колдовать над своей судьбой, словно сам маг приглашен к нам домой, чтобы разобраться и вымести всякий хлам. К примеру, мы вот весной собрались построить академию у нас при таможне. Будем обучать всех, кто хочет, сносить туда кто какие имеет книги, и торговлю внутри устроить. Но это будет не торговля за деньги, а товаром будет не вещь, там будет бартер знаний. Ты – мне, я – тебе. Такой вот порядок будет. Вот у нас есть Зискосевич, так он ведь видный ученый в области переломов сосудов. Ну, на симпозиумы ездил, толк в этом знает. Так сколько он может рассказать нашей молодежи! Ну, это вот такие планы. А еще построим общими силами крытый базар. И каждому место дадим, чтобы знал, что может прийти сторговать чего-нибудь в любое время. Видишь, мы не разбрелись по домам и не прячемся в норах. Мы вот на собраниях обсуждаем, как обустраивать больницу будем. Сделаем там для стариков палату, чтобы можно было полежать день-два, когда надо будет. Или для таких, как вот Драный был, ему же стационар прописан был, а он огороды лопатил... Так за этим будет следить специально приставленный житель. Мы для этого дежурство устроим, каждый будет отрабатывать дежурство свое. А еще мы решили, что каждый год будем проводить общее собрание и обсуждать результаты прошедшего периода, планировать новый, а потом...