Конечно, у меня есть возможность удалиться куда-нибудь на безмолвие. Знаете, сколько людей предлагали мне оплатить дорогу, чтобы я поехал в Калифорнию, в Канаду? "Приезжай, — говорят, — у нас есть исихастирий"[11]. Если я окажусь в незнакомом месте, то буду чувствовать себя как в раю. Никто меня не будет знать, будет свой распорядок, монашеская, как я хочу, жизнь. Но, видишь ли, демобилизация бывает только после войны. А сейчас война, духовная война. Я должен быть на передовой. Столько марксистов, столько масонов, столько сатанистов и всяких других! Сколько бесноватых, анархистов, прельщенных приходит, чтобы я благословил им их прелесть. А скольких присылают ко мне, не заставляя их задуматься; одни для того, чтобы избавиться от них, другие, чтобы самим не вытаскивать змею из дыры... Если бы вы знали, как меня давят и со скольких сторон! Во рту моем горечь от людской боли. Но внутри я чувствую утешение. Если уйду, то буду считать, что ушел с передовой, отступил. Буду считать это предательством. Так я это понимаю. Разве этого я хотел, когда начинал подвизаться, или, может быть, я монастырям хотел помогать? Я отправлялся в одно место, а оказался в другом, и как же я сейчас бьюсь! И не слышно, чтобы [о том, что творится вокруг] говорил кто-то еще. Церковь разрушают? "Ничего", — скажет кто-то. А сам дружит и с тем и другим, только бы потеплее устроиться! А что потеплее! Его самого в конце концов "устроит" диавол. Это же бесчестье! Если бы я хотел делать то, что доставляет мне удовольствие, — ах, знаете, как это было бы легко! Однако цель не в том, чтобы делать то, что устраивает меня, но в том, что помогает другому. Если бы я думал о том, как устроиться самому, то мог бы устроиться много где. Но для того, чтобы пройти в Совет Божий, надо стать "депутатом" от Бога, а не устроителем теплых местечек для себя самого.

Часть первая. Ответственность любви

"Церковь действует посредством любви, а не так, как законники. Церковь смотрит на все с долготерпением и стремится помочь каждому, что бы он ни натворил, каким бы грешником он ни был"

Глава первая. Равнодушное поколение

Безразличие к Богу приводит к безразличию ко всему остальному

— Что это там за звук такой?

— Самолет, Геронда.

— Закрой-ка окно, чтобы он еще, чего доброго, сюда не влетел! При том одурении, до которого дошел мир, потихоньку и до этого может докатиться! Разложилось все: семья, просвещение, государственные службы. А они и в ус не дуют! Ничего-то не имеют в себе…

— Геронда, кто виноват в том, что мы дошли до такого состояния?

— Я говорю вообще: хочу подчеркнуть, до чего дошло без различие. Пойди в какую-нибудь школу и увидишь, например, если окна открьггые и створки бьются от ветра, то это целое дело — найтись ребенку и закрыть их, чтобы стекла не побились. Будут ротозейничать, глядеть, как окна бьются, мимо ходить, как будто ничего не происходит. Безразличие! Один офицер, он был ответственным на складах, рассказывал мне: "Страшно мучаюсь, чтобы найти нормального солдата караулить склад с ГСМ[12], чтобы другие его не подожгли или он сам не бросил по невниманию какого-нибудь окурка".

Дух теплохладности, мужества нет совсем! Мы вконец испортились! Как нас еще Бог терпит? А раньше какое было достоинство, какое любочестие[13]! В войну 1940-го года[14] на границе итальянцы иногда общались с нашими пограничниками и приходили навестить их на греческие заставы. И посмотрите, какое было у греков любочестие: однажды, когда итальянцы пришли на греческую заставу, греки стали им готовить кофе. Тогда один грек-офицер достает перед ними пачку денег, купюры по пятьдесят, по сто драхм, а тогда деньги имели цену, и бросает их в огонь на растопку, чтобы показать итальянцам, что греческое государство богато. Итальянцы от изумления язык проглотили. Вот это была жертвенность! А сегодня и до нас дошел тот дух, который жил в коммунистических государствах. В России, несмотря на то, что в этом году был урожай, знаете, какой будет голод[15]! Не пожали пшеницу в свое время — вышли осенью жать. Жнут осенью? Да если пшеница не их собственная, то как же они будут о ней болеть и пойдут ее жать! Жизнь у них — одна сплошная принудиловка. У них нет рвения создавать что-то, потому что столько лет они не созидали. И с этим расхлябанным духом, который появился, с этим равнодушием все государство пошло ко дну. Идет дождь, а вымолотая пшеница сушится на току. Им нет до этого дела. Пришло время уходить? Уходят, а дождь портит пшеницу. На другой день придут в означенное время собирать то, что осталось! Тогда как если твоя собственная пшеница лежит на гумне и начался дождь — разве ты дашь ей пропасть? Спать не будешь, чтобы ее спасти. И тогда от усталости ты будешь чувствовать радость, ликование.

Безразличие к Богу приводит к безразличию ко всему остальному, приводит к распаду. Вера в Бога — великое дело. Человек служит Богу, а затем любит своих родителей, свой дом, своих родных, свою работу, свою деревню, свою область, свое государство, свою Родину. Тот, кто не любит Бога, своей семьи, тот не любит ничего. И естественно, что Родины своей он не любит, потому что Родина — это большая семья. Я хочу сказать, что все начинается с этого. Человек не верит в Бога и не считается потом ни с родителями, ни с семьей, ни с деревней, ни с Родиной. Вот это как раз и хотят сейчас разложить, для чего и насаждают это состояние расхлябанности. Мне написал один полицейский: "Не могу приехать, потому что навалилось много работы. Нас в районе осталось двое, тогда как должно быть восемь". Слышишь, что творится! Нет бы добавить еще двоих, так, нет же, — они всего двоих оставляют!

Но, к счастью, есть и исключения. Однажды пришел один отец и говорит мне: "Помолись за Ангелоса[16], а то его убьют". Я его сына знал еще малым ребенком, а теперь уже он был в армии на срочной службе. "Почему, — спрашиваю, — что случилось?" Он говорит "Однажды он увидел, как другие солдаты вместо исполнения своих служебных обязанностей играли в карты. Он сделал им замечание, его не послушали. Потом он подал на них рапорт, тогда один из тех, что играли, стал угрожать, что убьет его". — "Слушай, — говорю, — убить-то он его не убьет. Но я буду молиться, чтобы Ангелоса не отдали под трибунал за то, что и он не играл в карты!"

А услышав о другом событии, я сказал: "Слава Богу, есть еще греки, которые болеют за свою Родину". Один летчик, когда турецкие самолеты нарушили границу, попытался их немного обогнать, чтобы сделать фотоснимок в доказательство того, что они нарушили границу. Другой пилот кричал ему по рации: "Оставь ты его!" — но тот настаивал, старался. У турка самолет был больше, и летел он быстрее, и вел он самолет очень низко, так что грек, бедный, влетел в море! А есть такие, что только прогулками на самолете занимаются! Вот ведь как отличаются люди друг от друга!

Человеку необходимо войти в смысл добра, почувствовать его необходимостью, иначе будет одна сплошная расхлябанность. Попробуй пошли кого-нибудь из-под палки воевать! Он будет стараться оттуда убежать да отсюда улизнуть. Однако, поняв, какое зло принесет враг, сам потом пойдет и запишется добровольцем.

Сегодня люди вращаются вокруг самих себя

Раньше у меня на Родине, в Фарасах, говорили: "Если у тебя есть работа, то не оставляй ее на завтра. Если у тебя есть хорошее кушанье, то оставь его на завтра — может прийти гость". Сейчас думают так: "Работу оставим, может, завтра придет кто-нибудь и нам поможет. А хорошее кушанье давай-ка съедим сами сегодня же вечером!" Большинство людей нынче вращаются вокруг себя, думают только о себе самих. Предположим, пошел проливной дождь. Вот увидите: большинство из вас подумают о том, не развешено ли у них белье, и побегут его снимать. Плохого в этом нет, но дальше этого они не идут. Белье, если и намокнет, высохнет снова. А каково тем, кто в это время молотит на току? Больно ли вам за них, помолитесь ли вы за них? Или в грозу, когда сверкают молнии, еще вопрос, найдутся ли пять-шесть душ, чтобы вспомнить о тех бедолагах, что работают на поле, или о тех, кто держит теплицы. То есть человек не думает о другом человеке, не выходит из своего "я", но постоянно вращается вокруг себя самого. Однако, вращаясь вокруг себя, он имеет своим центром себя, а не Христа. Он вне той оси, которая есть Христос. Если человек хочет достигнуть того, чтобы думать о ближнем, то его ум должен быть сначала [утвержден] во Христе. Тогда он думает и о ближнем, а потом думает и о животных, и о всей природе. Его "радиостанция" включена, и как только приходит сигнал — он спешит на помощь. Если же ум его не во Христе, то не работает его сердце, и поэтому он не любит ни Христа, ни ближнего, ни тем более природу — животных, деревья, растения. Если вы будете вести себя так, как сейчас, то как вам дойти до общения с животными, с птицами?! Если птица упадет с крыши, то вы будете ее кормить, но если же не упадет, то вы об этом и не подумаете. Я вижу птиц и говорю: "Надо их, бедных, покормить!" — сыплю крошки и водичку ставлю, чтобы они попили. Вижу на деревьях больные ветви, тут же хочу их обрезать, чтобы они не заразили других ветвей. Или бьется, хлопает дверь, окно — ум мой идет туда. Себя, если мне что-то нужно, забуду, но погляжу: не поломалась бы дверь, окно, не было бы какого вреда. О себе я думаю между делом. Если кто-то думает и болеет о творениях, то насколько больше он думает о их Творце! Если же человек не ведет себя так, то как он придет в согласие с Богом?