Знавшие Старца Паисия помнят ту нежность, которая появлялась в сердце от его слов, какими бы строгими они ни были подчас. Это происходило потому, что задачей Старца всегда было уврачевание зла, а не заклеймение его стыдом. Он не ставил к позорному столбу страсть своего собеседника, но помогал ему освободить от нее душу. Поэтому одни и те же слова Старца могут иметь иное и, возможно, не исцеляющее действие, если их лишить изначальной взаимосвязи с сердечной болью и любовью к собеседнику. Вместо божественного утешения и чувства надежности они могут всеять в сердца сомнения и страх или же привести к крайностям. Но наш Старец не был человеком односторонности или крайностей, его заботило то, чтобы добро делалось по-доброму — так, чтобы оно приносило пользу. Он, разумеется, никогда не колебался говорить истину, но говорил ее с рассуждением; видя осквернение святыни, он мог быть захвачен пламенем божественного негодования; он предвозвещал те грозные события, которым предстоит произойти, но образ его поведения не вызывал страха или тревоги. Наоборот, его речь передавала тебе пасхальную надежду и радость, однако это была радость, следующая за жертвой, радость, сродняющая человека со Христом. Если же ты сроднен со Христом, если ты соучаствуешь в таинственной жизни Церкви и соблюдаешь Его заповеди, то тебе уже ничего не страшно: "ни диаволы, ни мучения". Как в своем обычном светлом и жизнерадостном тоне говорит сам Старец: "Когда ты выбрасываешь из себя свое "я", в тебя бросается Христос". Задача всей духовной жизни состоит именно в этом, поэтому особое внимание отец Паисий обращает на одну из подстерегающих христианина опасностей: не развив в себе духа жертвенности, общником жизни Христовой стать невозможно. Без жертвы можно стать лишь формальным христианином, человеком, не имеющим внутренней жизни.

Кого-то из читателей, возможно, смутит то, что в своих повествованиях Старец часто ссылается на собственную жизнь, что он, как кажется, легко и непринужденно рассказывает о чудесных событиях, которые ему довелось пережить. Но следует иметь в виду, что, воспроизводя устную речь Старца на бумаге, невозможно передать то, с каким трудом он говорил о самом себе, а также то давление, которому он ради этого подвергался. Иногда бывало и так, что Старец урывками и с разными подробностями говорил об одном событии разным сестрам, и впоследствии, при возможности, мы очень робко старались "выудить" из него сведения, дополняющие недостающее в его повествовании. Таким образом, Старец Паисий в течение тех двадцати восьми лет, когда он духовно окормлял монастырь, открывал нам (для того, чтобы нам помочь) некоторые из чудесных событий своей жизни. Это было для нас "духовным донорством". Поэтому, не видя ожидаемого духовного преуспеяния, он весьма огорчался, так что даже иногда говорил: "Я удобряю песок".

Мы благодарим всех, кто с уважением к слову Старца прочитал нижеследующие поучения перед их изданием и выразил в связи с этим свои замечания, а также тех, кто своими словами о том, что учение Старца обращено ко всей полноте Церкви, воодушевлял нас продолжать начатое дело.

Мы желаем, чтобы молитвами блаженнопочившего Старца Паисия, который, по свидетельству многих, день и ночь следит за нами и помогает нам своей божественной любовью, его слова, собранные в настоящем томе, вселяли в нас добрую обеспокоенность, дабы мы с любочестием подвизались, а зло отступило, и на земле воцарился мир Божий. Аминь.

Успение Пресвятой Богородицы, 1999

Игумения обители Святого Апостола и Евангелиста Иоанна Богослова монахиня Филофея с сестрами во Христе

— Геронда, а почему Вы уходите из каливы и идете в лес?

— Где там найдешь безмолвие, в каливе! Один оттуда стучит, другой отсюда. На одном склоне я нашел хорошее место. Если буду здоров, то устрою там молитвенный дзот, радар. Место очень хорошее, для лета — то что нужно, с деревьями... Смогу и на ногах стоять. Если я могу исполнять свои монашеские обязанности, то это моя радость, моя пища! Приезжайте как-нибудь!..

Введение (из слов Старца)

"Для того, чтобы пройти в Совет Божий, надо стать "депутатом" от Бога, а не устроителем теплых местечек для себя самого".

— Геронда[1], как вы смотрите на то, что происходит?

— А вы как смотрите?

— Нам что сказать, Геронда?.. Это вы нам говорите. Меня беспокоит царящая безмятежность. Что-то готовится. Мы еще не поняли как следует ни того, в какие годы живем, ни того, что умрем. Что из всего этого выйдет, не знаю, положение очень сложное. Судьба мира зависит от нескольких человек, но Бог еще удерживает тормоз. Нам нужно много и с болью молиться, чтобы Бог вмешался в происходящее. Возьмемся за это с жаром и станем жить духовно. Время очень сложное. Скопилось много пепла, мусора, равнодушия — и для того, чтобы все это улетело, нужно, чтобы сильно подуло. Старики говорили, что придет время, когда люди станут брыкаться. [И вот] — сносят ограды, ничего не берут в расчет. Страшно! Наступило вавилонское столпотворение! Прочтите молитву трех отроков[2] и увидите, с каким смирением они молились. И в 82 Псалме: "Боже, кто уподобится Тебе, не премолчи...". Вот это нужно, иначе хорошего не ждите. Требуется божественное вмешательство.

Появляются некоторые европейские болезни и принимают все более запущенную форму. Один глава семейства — киприот, живущий в Англии, — сказал мне: "Мы подвергаемся духовной опасности. Надо бежать из Англии со всей семьей". Смотришь — там отец женится на дочери, там мать на сыне" Такие вещи, что сказать стыдно. А мы спим, как суслики. Я не призываю брать плакаты, но обратить наше внимание на великую грядущую опасность и воздеть руки к Богу. Подумаем, как нам оборониться от зла. Нужно придерживать тормоз, потому что есть стремление все сгладить [нивелировать]. Сейчас время молиться словами пророка: "Положи князи их яко Орива и Зива и Зевея и Салмана... иже реша: да наследим себе святилище Божие"[3].

Происходит великое волнение. Такая каша, голова у народа заморочена. Народ как пчелы. Если ударишь по улью, то пчелы вылетают наружу, начинают гудеть: "Ву-у-у..." и, взбудораженные, кружат вокруг улья. Потом они возьмут направление в зависимости от того, какой ветер подует. Если северный — возвратятся в улей, если южный — улетят. Так и народ, которому дует то "национальный северный", то "национальный южный", и у него, у бедного, заморочена голова. Однако, несмотря на это брожение, я чувствую в себе некое утешение, некую уверенность. Масличное дерево, может быть, и засохло, но оно даст новые побеги. Есть часть христиан, в которых почивает Бог. Есть еще люди Божии, люди молитвы, и Добрый Бог терпит нас и снова приведет все в порядок. Эти люди молитвы оставляют нам надежду.

Не бойтесь. Мы, как этнос, пережили столько гроз и не потерялись. Так что же, испугаемся бури, которая должна разразиться? Не потеряемся и сейчас! Бог любит нас. В человеке есть скрытая на случай необходимости сила. Тяжелых лет будет немного. [Лишь] одна гроза.

Я говорю вам это не для того, чтобы вы испугались, а для того, чтобы вы знали, где мы находимся. Для нас это очень благоприятная возможность, торжество — трудности, мученичество. Будьте со Христом, живите согласно с Его заповедями и молитесь, чтобы вы смогли дать трудностям отпор. Оставьте страсти, чтобы пришла Божественная Благодать. И если войдет в нас добрая обеспокоенность (где мы находимся и что нам предстоит встретить), то это нам очень поможет принять необходимые меры и приготовиться. Жизнь наша пусть будет более умеренной. Давайте жить более духовно, быть более дружными, помогать тем, у кого есть боль, помогать бедным с любовью, с болью, с добротой. Давайте молиться, чтобы появились добрые люди.