– Моя Королева, – кивнул я, подойдя к столу, вырезанному в форме печени из наиценнейшей древесины дуба. Пропащие мальчики обожали такие столы во время бросания едой в Нетландии. – Какой пренеприятный сюрприз, – приветствовал я ее, скалясь как можно шире.

– Я погляжу, ты присвоил себе нехилый замок в Трансильвании, – она огляделась, игнорируя мой выпад. В ее присутствии я частенько чувствовал себя невидимкой. – Разве это не замок Дракулы?

– Вы, ребятки, просыпаетесь раз в сто лет, а я тут сижу и жду вас вечность, – я заткнул нож в поясной ремень. – Я намерен каждую скучную минуту ожидания кое-кого из ваших жить на широкую ногу, – я остановился, пристально в нее вглядываясь. – Естественно, я говорю не о тебе.

– И зачем это? – заметив, как я смотрю на нее, Королева самодовольно улыбнулась и торжествующе вздернула подбородок. – Ты – везучий маленький ублюдок, который живет вечно, не взрослеет и которого не затронуло проклятье Братьев Гримм.

– Попахивает завистью, – принюхался я сморщенным носом, словно кролик. – Я не из вашей братии. И я горжусь тем, что упомянут Сэром Джеймсом Мэтью Барри, а не теснюсь под куполом Братьев Гримм. На всякий случай напоминаю еще разок: Барри был Сэром.

– Насколько я знаю тебя, Питер, он также спрятал в книгах некоторые твои страшные тайны. Интересно, зачем?

– Может и так, но он не проклинал меня.

– Может он тебя и не проклял, но твое проклятье в любви к одной из наших, – при этих словах она уставилась мне прямо в глаза.

Я не проронил ни звука. Знаю – виновен по всем пунктам. Не влюбись я в Спящую Красавицу, не вляпался бы в 1912 году в пресловутую драму с Белоснежкой.

В комнате бушевала тишина.

– Что новенького в твоей Нетландии? – очередной издевкой прервала молчание Королева. – Достаточно похитил детишек для отстройки и заселения?

– Зачем ты пришла? – резко спросил я, не обращая внимания на ее последнее замечание. – Если ты здесь, значит что-то неладно с твоей доченькой. В прошлую нашу встречу ты уверяла, что приструнила ее, и никому из нас она не причинит вреда.

Когда речь шла о дилемме с Белоснежкой, я причислял себя к ним. Ведь Спящая Красавица – одна из них, и Белоснежка способна ей навредить.

– Так и было, – согласилась Королева и подошла ко мне. Я сидел за столом и пожевывал незажженную кубинскую сигару. – Но не исключена вероятность, что она вновь проснется.

– Что? – я отказывался поверить, что сердце мое учащенно забилось. Нет, меня не испугает эта анемичная принцесска. Я – Питер Пэн. – Разве ты не говорила, что совладала с ней. Неужели после пережитого ужаса в 1912 нам нельзя успокоиться на ее счет?

– Поэтому мне необходима твоя помощь.

– О! – карие глаза мои полезли на лоб, я затянулся незажженной сигарой и выпустил струю невидимого дыма. – Королеве Скорби нужна моя помощь. Снова? – подколол ее я.

– Тебе обязательно разговаривать со мной полуголым? – как обычно на самом интересном она сменила тему. – Ладно бы хоть пресс был кубиками, а то… обычный жилистый мальчишка.

– Красивый юноша, – уточнил я. – Мне известно, как я действую на ровесниц. Возможно ли, что Королеве Скорби неловко из-за моей неотразимости? Свет мой, зеркальце…

– Ну да, как же! – махнула она затянутой в белую перчатку рукой. Боже мой, сколько элегантности сквозило в том движении. Королева была сама сказочность, само благоговение, само величествение – думаю, такого слова не существует, если не нравится – подай в суд.

– Рассказывал ли я тебе, почему я не прочь вырасти? – поинтересовался я, откидываясь в кресле и вытягивая на столе ноги. – Но тут снова препятствие: давеча ты больше по девочкам, чем по мальчикам.

– Питер, – хлопнув ладонями по столу, она наклонилась, пронизывая меня взглядом. – Прекращай свои шуточки или…

– Или что? – продолжал ехидничать я, не в силах отвести от нее глаз. Неудивительно, что при помощи такого же обаяния ее доченьке удается пленить своих жертв. – Превратишь меня в лягушку? – я квакнул и засмеялся. Звук моего голоса эхом разнесся по дворцу. Даже слышно было, как где-то в темноте давится Горбунок.

– Сейчас нет времени на превращения. Убить – гораздо быстрее, – отчеканила она.

Сколь сладок и порочен ее гнев. Некоторые девочки вызывают у меня желание положить голову им на коленки, а в руках Королевы хочется умереть. Я вздрогнул, и чтобы она этого не увидела, взял яблочко и откусил кусочек.

– Ммм. Желаешь яблочко? – мне нравятся яблоки. Я протянул руку прямо под ее царственный нос. – Они не отравленные. Крест те на пузе, – осклабился я.

Королева вновь не оценила мой сарказм. Ненавижу, когда из-за нее я чувствую себя маленькой надоедливой мошкой, жужжащей вдоль стен моего замка. И не важно, как высоко она летит, всем глубоко плевать. Будь у меня родители, наверняка с ними я ощущал бы то же самое.

– Лучше ему предложи, – Королева выпрямилась, указывая на огромный плакат Шона Коннери. – Зачем тебе вообще здесь этот постер? Он разрушает сказочно-готическую атмосферу дворца.

– Джеймс Бонд? – я развернулся к стене позади меня. – Это Шотландская шиза. Ты не поймешь. Ты – от Гримм. Я – от Барри.

– И что ты хочешь этим сказать? – спросила она, не глядя на меня и расчищая на столе место. – Не выводи меня глупыми разглагольствованиями о своем создателе. Я об этом твоем Барри.

– С досадой вынужден снова тебя поправить. Ты, верно, говоришь о Сэре Джеймсе Мэтью Барри, – настойчиво произнес я, поднимая со стола трубку и отбрасывая сигару. Понятное дело, трубку я курил не по-настоящему.

– Поаккуратнее с пристрастием к курению, – глумилась Королева. – А не то изведешь себя до смерти.

– Ты права целиком и полностью, – я притворился, что тяжело кашляю. – Что бы я без тебя делал?

– Закрой рот и взгляни сюда, – она указала на предметы, одиноко стоящие на опустошенном ею столе.

– Так вот зачем ты здесь, – потирая подбородок, я изучал семь предметов: вилка, тарелка, кружка, хлебные крошки, стул, нож и немного волшебных бобов.

– Помнишь их? – поинтересовалась она.

– А кто не помнит? Разве это не из той части, когда семь карликов возвращаются с работы домой и наперебой вопрошают: «Кто пил из моей чашки?» и «Кто спал в моей кровати»? – последнюю часть фразы я пропищал.

– Гномов, твою мать.

– Не принимай близко к сердцу.

– Да дело в том, что они не были гномами. Ей помогли Семеро Потерянных.

– Чего это ты зациклилась на Семерых Потерянных?

– Не догнал? – она вздохнула. – Именно они жили с ней в домике. Они также помогли ей сбежать двести лет назад.

– Ну и что? – я со свистом бросил яблоко в мусорную корзину. Как настоящий баскетболист. Я зашибательский. – Ты же сказала, что приструнила ее. Мне все равно, как ты это сделала, но я поверил тебе на слово, что ближайшую сотню лет она никому из нас не напакостит.

– Нет, если не найдет их, – Королева пожала плечами. – Или они ее.

– Точно подмечено, – согласился я. – Так и в чем же их важность?

– Есть одна тайна, загадка, и каждый из них ведет к ее разгадке.

– И, само собой, ты не расскажешь мне, в чем кроется эта тайна, – заключил я, балуясь с хлебными крошками.

– И ты прекрасно знаешь почему. Единственное, из-за чего мы оказались по одну сторону – наше общее желание избавиться от нее. Если бы не это, даже не знаю, что могло бы заботить меня меньше, чем ты и твоя Страна чудес.

– Нетландия, моя Королева, – при этих словах я налепил фальшивую улыбку. – Страна чудес из другой оперы. И почему сегодня все норовят что-нибудь напутать?

– Страна чудес, Нетландия, Диснейлэнд – детские названия моих самых ненавистных мест, – произнесла она. – Теперь слушай, мне нужно узнать, что каждый из этих предметов для тебя значит.

– Хм. Ты говорила, что каждый предмет принадлежал сказочному персонажу, так?

– Да, я так думаю. Чьи, по-твоему, хлебные крошки?

– Глупый вопрос, моя Королева. Где хлебные крошки – там Гензель и Гретель.