Кэтрин улыбнулась, и от этого легкого изгиба ее губ в черных глазах Соланж появилось озадаченное выражение.

— Я принесу мои самые искренние поздравления, если ты и в самом деле вызвала интерес у Маркуса Фицджеральда.

После обмена такими фразами оставаться в каюте было невозможно. Выйдя на солнце, Кэтрин вспомнила, что над койкой Соланж было маленькое окошко, и ей стало интересно, что из ее речи слышали мужчины. Не то чтобы она сказала что-то новое, но ей хотелось бы получить от Рафаэля какой-нибудь знак, пусть всего лишь улыбку, свидетельствующий о том, что он не станет потворствовать нападкам сестры и одобряет то, как она защищалась. Но ничего не было.

Кэтрин испытала признательность Фанни Бартон, когда она крикнула брату, чтобы он велел натянуть навес, потому что в каюте мало места. Была ли во взгляде Джилса подозрительность, когда он к ним повернулся? Она не могла понять. Однако это впечатление исчезло, когда он стал добродушно противиться требованиям сестры, намекая, что ему нечем платить за работу.

Когда они уселись под брезентовым тентом, Кэтрин повернулась к девушке, чтобы поблагодарить.

— Это очень мило с твоей стороны, учитывая все, что ты, должно быть, слышала о моем поведении.

Фанни резко махнула рукой.

— Не позволяй Соланж тебя огорчать. Из-за ревности она, как обычно, все преувеличивает. Даже в лучшие времена она не чувствовала себя счастливой.

— Правда?

— В течение последних лет она слишком часто и надолго оставалась одна, в результате чего утратила уверенность. По-моему, было неправильно оставлять ее одну на попечении только компаньонки, особенно такой, как эта мадам. Тем не менее ей ничем нельзя было помочь. Люди склонны избегать тех, кто связан с их трагедией. Как ни прискорбно, но это так. Я старалась поддерживать ее как могла, но потом у нее появилась какая-то детская страсть к Джилсу. Она ездила верхом встречать его в поле, следовала за ним, как котенок, который хочет, чтобы его погладили, и постоянно искала возможность остаться с ним наедине. Вскоре его это стало беспокоить, а она увлекалась все больше.

— Под трагедией ты подразумеваешь смерть ее матери? — спросила Кэтрин, не желая комментировать ситуацию, которая наверняка была всем неприятна.

— И отца тоже. К тому же ее единственного брата изгнали из города, объявив убийцей. Не хочу вмешиваться, но думаю, тебе необходимо понять, какие чувства Рафаэль испытывает к сестре. Конечно, не в моих силах на них повлиять, — поспешно добавила она.

— Продолжай.

— Мне кажется, что при общении с ней он постоянно испытывает чувство вины за то, что оставил ее, пусть и непреднамеренно. Он склонен оправдывать ее, потакать ее капризам и даже сносить ее выходки. Я считаю это ошибкой, но меня трудно назвать беспристрастным судьей. Этот ребенок меня раздражает, несмотря на то что больше всего нуждается в моем сочувствии. Но я не хочу, чтобы у тебя сложилось предвзятое мнение. Может так случиться, что, когда вы приедете в Альгамбру и ее самочувствие улучшится, вы станете близки, как сестры.

— Это маловероятно, — сухо сказала Кэтрин. — Соланж невзлюбила меня с первого взгляда.

— Неудивительно. Ты же всего на год или, самое большее, на два старше ее? Однако уже получила возможность вести тот образ жизни, о котором она грезит. Ты обладаешь красотой, о которой ей остается только мечтать. У тебя было много поклонников. Боже, да из-за всего этого даже я позеленела бы от зависти! Вдобавок ко всему ты вышла замуж за ее единственного брата.

— Кажется, за ее неприязнью скрывается нечто большее.

— Не позволяй всему этому расстраивать тебя. Согласна, Соланж — человек тяжелый, но, как я постоянно напоминаю себе, основная причина этого кроется в неестественной смерти ее родителей.

— Интересно… — Кэтрин осеклась, затем решительно продолжила: — Интересно, а ты могла бы рассказать мне о ее отце? Я что-то слышала об этом, но ничего не поняла, а спрашивать Рафаэля не хотела. Случившееся все еще причиняет ему заметную боль.

Фанни кивнула.

— Расскажу все, что знаю, хотя это совсем немного. Мужчины, как известно, с женщинами на такие темы не беседуют. Джилс — мой старший брат, но он так же, как и другие джентльмены, невероятно скрытен в подобных вопросах.

Они обменялись улыбками, и Фанни продолжила:

— Отец Рафаэля винил себя в смерти жены. Ты же знаешь…

— Да, мне рассказывали.

— В общем, его характер и до этого трудно было назвать прекрасным, но после ее самоубийства он окончательно испортился. Месье Наварро начал сильно пить, и алкоголь помутил его рассудок. Он не мог спокойно смотреть на Соланж, и бедняжка, когда он находился дома, постоянно сидела в детской комнате, даже когда выросла. Но именно на сына пришелся основной удар его пьяного гнева. Он не допускал даже малейшего прекословия. Любое сомнение в его приказах или вмешательство в его дела приводило к тому, что он хватался за кнут. Плантация стала приходить в упадок. Неудивительно, что, как только Рафаэль достаточно подрос и стал способен ему противостоять, он начал жить своей собственной бурной жизнью. Рабы, конечно, не могли просто сбежать. Все, что им оставалось, — это затаенный бунт: они работали спустя рукава, а когда рядом не было надсмотрщика, и вовсе бездельничали, воровали по мелочам, не заботились о животных на ферме и не следили за имуществом. Некоторые из рабов находились на Сан-Доминго, когда там то и дело вспыхивали восстания, и кое-что знали о военных переворотах. Это было чрезвычайно опасно. Скрытый бунт взбесил отца Рафаэля. Он ответил тем, что ужесточил дисциплину, но, после того как одного раба с Сан-Доминго выпороли, начался открытый мятеж. Тот человек с двумя друзьями скрылся на болотах, а через неделю, когда месье Наварро верхом на лошади возвращался мимо болота домой, на него напали, сбросили с седла и забили до смерти.

— Как ужасно, — вздохнула Кэтрин.

— Да. Восстание. Это самое ужасное, что может произойти там, где рабы. Тело отца обнаружил Раф. Как и все молодые люди его возраста, он отлично знал это болото, потому что часто там охотился. Лакея, который был тогда вместе с ним, он отправил за подмогой, а сам пошел на поиски убийц. Группа мужчин всю ночь обыскивала болото и на рассвете нашла Рафа. Он сообщил, что в их помощи больше нет необходимости: все, что нужно, уже сделано.

Кэтрин знала, что ее муж был безжалостным человеком, но эта история, даже рассказанная мягким голосом Фанни, поражала жестокостью. Но если американка поведала так много, значит, она его оправдывала.

— Некоторые не поняли поступка Рафа (их было меньшинство) и отнеслись к этому так же, как ты. Другие, среди которых и Джилс, осознавали, что действия Рафаэля предотвратили полноценное восстание. Пойми, Кэтрин, это было жестоко, но справедливо. Раф всегда беспристрастен, какова бы ни была цена.

Кэтрин отвела взгляд от серьезных серых глаз Фанни. Впереди навстречу неслась разлитая в весеннем паводке река. Ветки деревьев и вырванные с корнем стволы плыли по течению вместе с усеявшими поверхность воды опавшими листьями и кусочками коры. Теперь Кэтрин знала, что не ошиблась тогда, за свадебным ужином. Когда Фанни говорила о Рафаэле, на ее лице было такое выражение, а тембр ее голоса… Нет, ей все-таки показалось. То, что она увидела, было не более чем привязанностью к другу ее брата. Фанни Бартон нельзя судить по тем меркам, по которым она судила креолок. Их взгляды на жизнь, в том числе на мужчин и ухаживания, были разными, как и обычаи и религия.

Яркий солнечный свет подчеркивал несовершенства внешности мисс Бартон, и в его безжалостных лучах она выглядела старше, чем показалось Кэтрин при первом знакомстве. Похоже, ей было лет двадцать пять: от уголков ее глаз лучиками расходились заметные морщинки, а вокруг рта остались складочки после улыбки.

Жесткость, с которой Кэтрин оценивала внешность Фанни, вызвала в ней чувство вины, и она приветливо улыбнулась.

— Спасибо, что рассказала мне это. Я рискую выглядеть навязчивой, но не могу не задать тебе еще вопрос: чего мне ожидать в Альгамбре? Какой там дом? А земли? — Потом, решив, что это может выглядеть несколько странно, будто Рафаэль не захотел ей об этом рассказывать, она добавила: — У мужчины безнадежно выпытывать такого рода детали.