Солнце лишь вставало над горизонтом, часть луга, граничащего с лесом, еще была в тени. Деревья шелестели листвой, напевая рассветные мелодии, а зверьки шуршали в поисках пропитания.

По выжженной траве стелился легкий туман, увлажняя ботинки Ануш и подол ее платья. Идя по тропинке, она думала о военном и их разговоре на пляже.

Девушка не могла заснуть, переживая из-за того, что поступила глупо. Кто угодно мог заметить ее с ним! Кто-нибудь из деревни, ее друзья, мать! Если Хандут что-то заподозрит, в ту же секунду Ануш вышвырнут из дома, если не случится чего-нибудь более ужасного. Ее неоднократно били и за меньшее прегрешение. Зачем она повела его в церковь? Открытие секретного места, где не было слышно ветра, принадлежало только ей одной.

У нее захватывало дух от того, что рядом был этот мужчина, и уйти Ануш была не в силах.

Капитан все говорил и говорил какие-то умные слова, чтобы поразить ее, ей же, напротив, казалось, что все сказанное ею звучит как речь грубой необразованной крестьянки.

Зачем она рисковала своей репутацией, чтобы пройтись с военным? Если Саси когда-нибудь узнает об этом, она ни за что ее не простит.

Если бы не болтовня Парзик, она никогда бы не посмотрела на какого-либо мальчика, кроме Вардана, и уж тем более на турка! Дура, дура! Больше никогда! Она будет держаться подальше от пляжа и, уж конечно, от капитана!

В конце просеки тропинка вилась вдоль лесной опушки и выходила к главной дороге, ведущей в город. Ануш огляделась — нет ли поблизости солдат или жандармов — и пошла по направлению к больнице. Подходя к деревне, она увидела знакомую фигуру.

— Саси! Подожди, — окликнула она подругу.

Та остановилась, и Ануш вскоре поравнялась с ней.

— Где ты была вчера? — спросила Ануш. — Я приносила плов для тебя и Хават.

— Я садила картошку для отца Вардана.

— Ты работала на старика Акиняна? А где был его сын Вардан?

— Боится запачкать руки перед свадьбой.

Ануш засмеялась. Из всех мужчин Вардан был первым павлином.

— Парзик и Вардан назначили дату свадьбы?

— На следующий день после Пасхи.

Саси потрясла корзиной, что держала в руке:

— Я буду подшивать платье невесты!

— Парзик будет рада. Мне уже пора идти, я опаздываю, — сказала Ануш.

— Вот еще что хотела тебе сказать. Хусик прячется вон там…

Сын владельца дома, в котором жила Ануш, был мастером скрываться. Ануш была свидетельницей того, как Хусик прошел через лес, не хрустнув ни одной веткой, он мог втиснуться в самую узкую щелочку. В большинстве случаев он прятался от своего вспыльчивого отца, а также от солдат, которые хотели забрать его, — он должен был служить в армии или жандармерии, хотя его и считали дурачком. Деревенские жители прозвали Хусика «дикарь», потому что он жил в лесу и питался тем, что попадалось в расставленные им силки. Обувь юноши была сделана из коровьей кожи, которую он сам выдубил, и пахла удобрением, которое он использовал, чтобы кожа стала прочной.

Штанины старых брюк, сплошь в заплатах, были примотаны к ногам чем-то вроде кетгута[8], а рубашка уже давно была слишком мала и разошлась на груди. Последние несколько недель он работал на доктора Стюарта, и медсестра Манон дала ему длинное светлое пальто, чтобы прикрыть его наряд, и пару башмаков, которые она держала для него в клинике.

Она проследила, чтобы юноша вымылся и расчесал свои спутанные волосы. Хусик беспрекословно подчинился. Она была одной из немногих, кого он слушался. Его характер мало отличался от отцовского, и он в случае чего мог схватиться за нож, но бывал и мягок.

Когда Ануш была маленькой, Гохар просила ее хорошо относиться к Хусику, так как его мать умерла, а отец пренебрегал воспитанием сын. Казбек был опасным человеком, плохо относился к сыну и часто бил его. Мальчик был озлобленным, и только у Шаркодянов он время от времени мог насладиться покоем. Как ягненок за своей матерью, он ходил за Ануш, ждал ее каждое утро, чтобы выпустить кур и помочь с работой по дому. Они говорили мало и скорее были компаньонами, нежели друзьями.

«Он так одинок, — говорила Гохар, — будь добра к нему». Но Ануш любила проводить время у моря, а Хусик боялся его, поэтому они не были вместе так часто, как ему хотелось бы.

Подрастая, Хусик стал меняться. Он перестал разговаривать с Ануш и приходить в гости. Она видела его на расстоянии, погоняющим отцовский скот или несущим связку зайцев в город для продажи, но чувствовала, что он где-то рядом.

— Моя мама считает, что в него вселился джинн, — сказала, вздрогнув, Саси.

— Не обращай на него внимания, — посоветовала ей Ануш и добавила: — Скажи Хави, я позже принесу еще плова.

Это первая возможность за много месяцев сделать запись в моем дневнике, а ведь мне о многом хочется рассказать! Моя медицинская практика успешно расширяется и для всего остального остается очень мало времени.

В начале этой недели я получил новости о моей статье «Причины и лечение трахомы в Османской империи», ее напечатает Американский медицинский журнал. Я очень доволен, это только начало моего исследования, но весьма обнадеживающее!

Турция, как всегда, слишком многого требует. Я должен иметь навыки хирурга, анестезиолога, врача патолога и дантиста. Люди здесь полагают, что я способен на все: от вскрытия гнойника до определения пола ребенка в утробе матери, и мне пока не удалось разуверить их в этом. Однако я не жалуюсь.

Мне нравится моя работа, и я нуждаюсь в постоянном доходе, вечный вопрос денег никогда не уходил на задний план. Несмотря на то что Хетти и я с момента прибытия в эту страну не считали себя миссионерами, наша крайняя нужда говорит о том, что мы уж точно живем как они.

Местные жители слишком бедны, чтобы нам платить, они приносят что-нибудь из съестного, например, курицу. Более зажиточные пациенты вообще не озабочены мыслями об оплате или ждут, пока вылечатся, а уж потом решают, заплатить ли нам.

Мы ежемесячно получаем небольшое содержание от Элиаса Риггса, которое в основном тратится на различные медикаменты, и мы, наверное, умерли бы с голоду, если бы не изобретательность и находчивость Хетти. Она посадила маис и овощи за домом, мы держим несколько кур и козу.

Это, собственно, основа нашего существования, и зачастую кроме козьего молока и репы у нас ничего больше нет.

Иногда приезжает Пол и привозит в подарок французский сыр, или бутылку итальянского вина, или турецкие сласти для Томаса и малышки Элеанор. Хотя, я знаю, сам он вовсе не роскошествует.

Пол привозит местные сплетни из Трапезунда и Константинополя. Хетти предвкушает его визиты, я думаю, ей очень не хватает умственной стимуляции Нью-Йорка.

Политика всегда очень интересовала Хетти, и, когда приезжает Пол, мы допоздна обсуждаем все мировые новости и вообще любые сплетни, которые ему удается собрать на рынках Трапезунда.

Мне очень нравятся такие вечера, хотя временами мнение Пола удивляет меня.

Он полностью на стороне армян и считает, ошибочно, по моему мнению, что они стали объектом всяческого рода суровых правил и запретов, и все по инициативе турок. Я не видел доказательств такой дискриминации и считаю турок вполне разумной нацией, толерантной и больше всего любящей поговорить.

Пол очень мягкосердечный человек и всегда выступает на стороне слабых. У него слишком английское понимание честной игры, оно еще не пришло в соответствие со здешними реалиями.

Вечерело, солнце клонилось к закату, но все еще было жарко. Дорога дышала пылью и зноем. Ануш решила пойти по короткому пути, через лес. Красное закатное солнце поблескивало между деревьями, птицы шумно устраивались на ночь. Ануш раздумывала о разговоре, произошедшем несколько дней назад между ней и доктором Стюартом.