Однако по какой-то причине я не смог этого сделать. Более того, я добавил еще одну запись, надеясь завершить то, что не следовало начинать.

Мы вернулись в Спрингфилд, город, в котором родилась Хетти, и я приобретаю новый опыт — работаю врачом в городе.

Люди здесь столь добры и приветливы, что очень нелегко понять, почему же мы покинули эти места. Мои дни заполнены практикой. Армянский фонд помощи начал сворачивать свою деятельность, а потом и вовсе закрылся. Я написал об этом Генри, а он ответил, что это было неизбежно, ведь иссякли пожертвования. Однако это терзает меня. Как быстро мы все забываем!

Хетти говорит, что это вполне ожидаемо, сердца и умы людей занимают другие дела и трагедии, и, наверное, она права.

Тем не менее, пока я жив, армяне и их история не будут забыты!

По крайней мере, в этой части света память об ужасающих событиях будет жива среди тех, кто пережил то страшное время. Вот в чем ирония: кто хочет забыть, не может этого сделать.

Для членов моей семьи четыре года, проведенные в Империи, не прошли бесследно.

Томас сердит на весь мир, мечтает изменить политическую ситуацию, Роберт изучает медицину и хочет работать за рубежом. Девочки, наверное, выйдут замуж, но Милли, которая тише всех и более склонна к размышлениям в последнее время, изучает юриспруденцию. Они скучают по сестре и иногда говорят о ней. Я думаю, это неплохо. Конечно же, это хорошо.

Иногда я пытаюсь представить, как сложилась бы наша жизнь, если бы мы не поехали в Трапезунд, никогда не покидали бы пределы Иллинойса. Я размышляю над тем, чего же в действительности я хотел добиться.

Когда я был молод, мечтал показать Хетти мир, но мир такой, каким я себе его представлял. Мир, в котором такие понятия, как «хорошо», «плохо», «добро» и «зло», укладывались в рамки моего понимания.

Сразу после нашего возвращения в Америку я впал в такую изнурительную депрессию, что не мог подняться с кровати, или поесть, или даже общаться с моими детьми, но теперь со мной все в порядке, и именно благодаря Хетти мир воцарился в моей душе.

Я никогда не сомневался в том, что люблю свою жену, но только на протяжении этих долгих месяцев моей болезни я осознал полное значение этого слова.

Моя прекрасная жена, которая потеряла дочь, невинность, пожертвовала своей молодостью, никогда не винила меня. Она простила меня! И я пытаюсь, боже, как же я пытаюсь простить самого себя!

Интересно, удивляется ли она высокомерию человека, который думал, что знает все лучше других? Человеку, который был уверен, что в силах спасти армян Трапезунда, когда на самом деле он не мог сделать ничего. Вообще ничего значимого!

Иногда мы получаем весточки от Манон, она присылает открытку на Рождество и поздравляет детей с днями рождений. Она по-прежнему живет в Турции, в нашем старом доме в деревне, и утверждает, что уже слишком стара, чтобы измениться, да ей все равно некуда податься.

Разрушенная больница вряд ли когда-либо будет восстановлена и вновь откроется в том же качестве, но Манон устроила врачебный кабинет в доме и старается как может. Я думаю, что она счастлива, если Манон вообще свойственно ощущать себя счастливой.

В нескольких километрах от Трапезунда море выбросило на берег тело Пола. Оно пролежало в воде слишком долго, чтобы можно было понять, от чего он умер, но местные власти утверждали, что его раны и переломанные кости были следствием ударов о скалы при падении.

Манон похоронила его на старом кладбище рядом с Лотти, мне кажется это вполне уместным.

В прошедшие после нашего возвращения годы работа была огромным утешением и отвлечением для Хетти и меня.

Я благодарю Бога за этот честный труд и за людей Спрингфилда, которые обеспечивают мою постоянную занятость, и я не думаю подолгу об Империи.

Бывают дни, когда я убежден, что покончил с Трапезундом, и все же он по-прежнему не отпускает меня.

Мне постоянно снится один и тот же сон. Я вновь в деревне: весна, лимонные деревья в цвету. Площадь заполнена людьми, они поют и танцуют, как это было в день свадьбы Вардана Акиняна. Играет музыка, слышатся ритмы уды и думбека. Все счастливы, как и должно быть. Я стою среди них, улыбаюсь и хлопаю в ладоши, как вдруг замечаю, что музыка затихла.

И я вижу, как справа от меня все музыканты оркестра, старики, отложили инструменты, встали и начали исчезать в аллеях и боковых улочках. За ними пошли женщины, потом молодые девушки в летних платьях, фартуках и косынках.

Я уже плачу, так как знаю, кто последует за ними, — дети.

Как только я это осознаю, уже вижу, как дети исчезают в сумраке аллей.

Все, один за другим.

Я окликаю их, но они меня не слышат.

Я пытаюсь их догнать, но не могу.

И воцаряется тишина.

Жуткая тишина…

Я стою на площади один, наблюдая за тем, как исчезает последний ребенок.

А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь;

но любовь из них больше.

Первое послание к Коринфянам 13:13

Двадцать четвертого апреля 1915 года армянская интеллектуальная элита Константинополя, столицы Османской империи, теперь Турции, была собрана в одном месте и расстреляна.

Известные под именем «три младотурка» люди, правившие Турцией посредством Комитета Единения и прогресса, продолжали способствовать систематическому уничтожению армян по всей Империи.

До конца Первой мировой войны было истреблено от полутора до двух миллионов армян. Эти убийства стали первым геноцидом двадцатого столетия. Двадцать четвертое апреля отмечается во всем мире как День памяти жертв геноцида армян.

Несмотря на то что «Ануш» — художественное произведение, прототипами некоторых героев романа стали исторические личности, другие созданы как совокупный образ тех людей, о которых я узнала, проводя свои исследования. То, что написано ниже, — это краткая выдержка из их реальных жизненных историй. Я также должна добавить, что деревни Мушар не существует и некоторые даты в романе были изменены, чтобы исторические события соответствовали последовательности событий в моем произведении. Так что приношу извинения всем историкам.

Наконец то, что касается армянской медсестры, Элен Мари Нортон-Джерард, которая так заботилась об армянских детях, выживших после геноцида; она управляла приютом в Алеппо, Сирия, а не в Бейруте, как это происходит в моей книге.

Персонажи доктор Чарльз Стюарт и Хетти Стюарт стали прототипами преподобного доктора Линдона Смита Кроуфорда и его жены, которые были миссионерами в Трапезунде, в восточной части Турции. Преподобный Кроуфорд регулярно сообщал в американские консульства в Трапезунде и Константинополе о тяжелом положении местных армян и вообще христиан, свидетелем чего он был. Миссис Кроуфорд управляла американской школой для христиан, и ей было разрешено принять армянских сирот и младенцев на воспитание после того, как их родителей вместе со всеми остальными взрослыми отправили в лагерь смерти в Дейр-эз-Зоре, в сирийскую пустыню. Как и описано в романе, местные власти забрали всех подопечных миссионеров.

В отчете, составленном офицером турецкой армии, указано, что младенцы были вывезены на лодках в море, оглушены и выброшены за борт в мешках.

Преподобный Кроуфорд на момент геноцида был значительно старше Чарльза, ему было шестьдесят четыре года, он умер в Трапезунде 22 сентября 1918 года.

Подробности жизни и деятельности доктора-миссионера стали известны из книги Алисы Риггз, которую она посвятила своему отцу доктору Фреду Шепарду. Строительство больницы с помощью Чарльза Стюарта и его отношения с местным населением основаны на сведениях, почерпнутых из этой книги. Фред Шепард был религиозным человеком, пользовался большой любовью местных жителей и был необычайно поражен событиями, свидетелем которых он стал. Он заразился тифом после первой волны переселения армян и умер вскоре после этого.