— Байян Фатима, отпустите! Я знаю доктора, который может им помочь.

— Какого доктора? — спросил Муслу.

Женщина отпустила ухо мальчика, но тут же ухватилась за другое — на всякий случай.

— Он врет. Нет здесь никаких докторов.

— У моей тетки постояльцы, — сообщил мальчик, прижав ладонь к уху. — У нее в доме остановились неверные, американцы! В той семье есть мужчина, он врач. Так сказала моя тетка. Она сказала, его зовут доктор Стюарт.

Лейтенант и Ануш шли по главной улице Гюмюшхане. Здесь было много людей, пришедших вечером за покупками, и мужчин, направляющихся к мечети, но Ануш не обращала на них внимания. Она не замечала и высоких домов с покатыми крышами, и тяжелых резных дверей из темного дерева.

Древняя мечеть Сулеймание отбрасывала на девушку свою тень, Абдал Муса, наивысший пик горного массива Гавур, высился над городом, но Ануш ничего не видела, с таким же успехом она могла идти и по пустыне.

Она следовала за лейтенантом, не раздумывая, куда они идут и что ожидает ее в будущем. Она смутно осознавала, что она девушка, одетая как мужчина, и что куда-то направляется…

— Приободрись, — шепнул ей лейтенант.

Ануш вдруг ощутила неприятный запах и внезапно поняла, что он исходит от нее. Люди, почувствовав вонь, уступали «солдату» дорогу, а некоторые вообще переходили на противоположную сторону улицы.

— Ну и что прикажешь мне с тобой делать? — пробормотал лейтенант. — Вонючая полумертвая армянка! Разве найдется кто-нибудь во всей Османской империи настолько глупый, чтобы приютить тебя?

Они вышли на площадь, где разместились и обычный рынок, и рынок специй.

— Подожди здесь, — сказал лейтенант, заведя ее на узенькую улочку.

Когда он ушел, Ануш села на корточки и положила голову на колени. Ей хотелось забыться, уснуть… Но тут кто-то пробежал по улочке.

— Вернись! — крикнул мальчик.

Его маленький песик понюхал землю у ног девушки, тявкнул и уселся возле нее.

— Пойдем! — звал его мальчик, пятясь. — Пойдем, Капи!

— Смотри, куда идешь! — Лейтенант схватил мальчугана за плечи и развернул его. — Твоя мать разве не учила тебя уважать старших? Эй, постой, я знаю тебя! Ты сын Хасана!

Испуганный мальчик вырвался из рук лейтенанта и побежал вниз по улочке, следом за ним бежала собака.

— Подожди! Эй, вернись!

Выбежав на площадь, мальчик растворился в толпе. Лейтенант повернулся к Ануш и задумчиво посмотрел на нее.

— Вот, надень, — велел он ей, протягивая абайю[48] и паранджу. — Я знаю человека, который приютит тебя.

Мы в дороге уже около четырех недель, и эта изнурительная поездка имеет негативные последствия. Жара и пыль усугубили состояние Хетти, бронхит разыгрался до такой степени, что я решил остаться еще на два дня в Гюмюшхане.

Физическая слабость Хетти беспокоит меня, но ее моральное состояние внушает мне куда большие опасения. Дети тоже сами на себя не похожи.

Они стали чрезвычайно осмотрительными и тихими. Их потрясли те ужасы, которые они видели по всей стране: по дорогам бредут ходячие скелеты; повсюду брошенные дети с потухшими глазами; по обе стороны дороги лежат тела, оставленные разлагаться.

Томас избегает меня с той поры, как мы уехали из Трапезунда. Когда бы я ни входил в комнату, он тут же исчезает, как тень, и отвечает на вопросы односложно, если вообще что-либо говорит.

Этим вечером я стоял в нашем жилище у окна и смотрел вниз на толпу. Хетти отдыхала на кровати за моей спиной, а дети ели внизу с домовладелицей. Я думал об Америке, о том, что эта страна стала чужой для меня, и тут я осознал, что Хетти что-то произнесла.

— Ты что-то сказала?

— Как ты можешь?! Как ты можешь находиться среди них, позволять себя касаться?

Волосы жены растрепались по подушке, а глаза запали от постоянного недосыпания.

— Дикари и детоубийцы! — Хетти села, ее горящий взгляд перебегал с одного предмета на другой. — Здесь одно лишь зло! Все коррумпированы! И эта проклятая еда отвратительна! — Она взмахнула рукой, и поднос с едой, стоящий на прикроватной тумбочке, полетел на пол.

— Хетти!

— Как же мне хочется оказаться в Спрингфилде! Как же мне хочется проснуться в моей старой спальне и услышать, как мама внизу играет на фортепьяно. — Она начала плакать. — Как бы мне хотелось, чтобы этого года не было в моей жизни и чтобы я проснулась однажды с Лотти на руках!

Я подошел, чтобы обнять жену. Мне никогда не хотелось чего-то так сильно, как дать ей сейчас то, о чем она просила, но жена оттолкнула меня, отвернулась и уставилась в стену.

Кровать была небольшой, но Хетти занимала очень мало места. Я потянулся, чтобы коснуться ее волос, они мягкой волной пробежали у меня между пальцами. Волосы молодой женщины. Ни одного седого волоска. Мне хотелось зарыться в них лицом, почувствовать крепкие объятия жены. Мне хотелось заняться с ней любовью так, как мы не занимались уже много лет. Но она отстранилась от меня, выставив свои плечи, как щит.

— Отец… — Роберт просунул голову в дверь. — Кто-то хочет поговорить с тобой.

Маленькая старуха стояла в дверном проеме, с головы до пят закутанная в черное традиционное платье и паранджу. Обеими руками она держала большую корзину с крышкой — такие использовали продавцы на рынке.

Она говорила на диалекте кочевников, и я мало что понял.

— Спасибо, сегодня мы не будем ничего покупать, — сказал я, закрывая дверь.

Но женщина и не думала уходить. Она протянула мне тяжелую корзину и вдруг быстро опустила ее и пыталась прикрыть своей юбкой — в коридоре неожиданно появилась домовладелица и начала прислушиваться к нашему разговору.

— Я сам здесь разберусь, — сказал я ей.

Женщина неохотно ушла, и я повернулся к посетительнице.

Дети столпились вокруг, с любопытством разглядывая старую женщину. Им мало что удалось разглядеть, были видны лишь голубые глаза и маленькие руки, все в морщинах. Она говорила слишком быстро, чтобы я мог уловить в ее речи больше одного-двух слов. Но она, то и дело оглядываясь, продолжала указывать на корзину.

— Я не понимаю, — сказал я. — Вы хотите, чтобы я что-то купил у вас?

— Может быть, ей нужен врач? — предположил Томас. — Доктор?

— Hayır![49] — ответила женщина, отрицательно качая головой.

— Тогда простите, но я ничем не могу вам помочь.

Я собирался закрыть дверь, но женщина вставила ботинок в дверной проем и пальцем указала на корзину, пробормотав что-то, чего опять никто из нас не понял.

— Почему она просто не покажет нам, что в корзине? — спросила Милли, потянувшись, чтобы поднять крышку, но женщина хлопнула ее по руке.

— Может быть, там змеи… — прошептала Элеанор.

— Не глупи! — сказал Роберт. — Не бывает женщин — заклинательниц змей.

Я уже начал подозревать, что она продает контрабандные товары и убеждена, что именно это нам и нужно.

— Я попрошу домовладелицу переводить, — предложил я.

— Hayır! Hayır! — Сунув корзину мне в руки, женщина развернулась на каблуках и была такова.

— Нет! — воскликнул я, когда дети захотели заглянуть внутрь. Домовладелица подглядывала за нами из кухни. — Пойдемте наверх.

Все гурьбой потопали по лестнице в спальню. Хетти сидела на кровати, ее глаза расширились от волнения.

— Не о чем беспокоиться, — сказал я. — Просто разносчик доставил товары.

Жена расслабилась, легла на кровать, но что-то в корзине привлекло ее внимание.

— Неси ее сюда! — велела она.

Я поместил корзину на покрывало около жены и снял крышку. Дети столпились вокруг, чтобы тоже увидеть, что внутри. Там лежал голый ребенок, девочка. Она спала, свернувшись клубочком.