— Эфенди![25] — позвала она. — Капитан Орфалеа!
Мужчины обернулись. На этой темной и заросшей улочке неприлично было оставаться девушке наедине с турецкими военными.
— Эфенди! Могу я поговорить с вами?
— Идите, я вас догоню, — сказал капитан лейтенанту.
— Старик Акинян, — начала Ануш, силясь подобрать правильные слова, — отец жениха, они арестовали его!
— Да, я видел.
— Они не сказали, куда повели его, но, должно быть, куда-то за деревню. Это будет очень много значить… для Вардана и его семьи, если вы узнаете, куда его повели.
— Я не могу вмешиваться в дела местной полиции.
— У вас есть на то право, эфенди! Большее, чем у любого армянина!
— Мы не можем повлиять на жандармов. Они независимы от армии.
— Они вас уважают, капитан.
Он покачал головой и вздохнул:
— До нас иногда доносятся слухи, но я ничего не могу обещать. Я просто буду прислушиваться, больше я ничего не смогу сделать.
— Спасибо, эфенди. Я у вас в долгу.
— Что-то я сомневаюсь… Давайте встретимся в разрушенной церкви через два дня. В то же время, что и раньше.
Ануш кивнула и побежала обратно на площадь, надеясь, что никто не заметил ее отсутствия.
Дневник доктора Чарльза Стюарта
Я поехал в Трапезунд на прием к вали. Сегодня Байрам, мусульманский праздник, поэтому в этот день больше шансов застать его в хорошем настроении.
Жандармы, арестовавшие Мислава в день свадьбы, не дали мне никакой информации о старике, говорили только, что он арестован за измену, а такое обвинение не оставляет других вариантов, кроме как подача прошения самому губернатору.
За то время, что прошло с момента нашей первой встречи в гавани Трапезунда, мы с вали подружились. Меня вызывали в особняк в любое время суток, как только у него возникали проблемы с зубами. Каждый раз, едва войдя в дом, я слышал голос губернатора, ревущего как бык, недовольного тем, что неверный так долго добирался. Завидев меня в дверях, он становился кротким как ягненок, широко раскрывал рот и умолял вырвать гнилой зуб. После того как я усмирял зубную боль, приложив гвоздичное масло, меня обычно приглашали разделить с ним обед или завтрак, в зависимости от того, какой трапезой в полной мере не насладился губернатор.
Какими бы ни были внешние проявления, вали умен и хорошо образован, обычно справедлив со своими подданными, но может быть капризным и сварливым. Оставаться в непрочном кругу его благоволения очень важно для управления больницей. Ради этого я готов ехать среди ночи верхом три часа кряду, только чтобы заглянуть ему в рот.
Вали расплачивается щедро, но в основном делая одолжения. Улаживаются споры с жандармами, достаточно быстро выдаются разрешения, и много других благ даруется мне. Пара осторожных фраз — и все проблемы волшебным образом исчезают. Вали стал моей счастливой картой, моим тузом, который бил многие раздражающие неудобства жизни в Империи. Поэтому я ехал в Трапезунд в самом оптимистичном расположении духа.
Я приехал в тот момент, когда раздался пушечный выстрел, оповещающий об окончании намаза — утренней молитвы, а значит, вали был готов принимать посетителей. В великолепном зале меня провели мимо толпы просителей, и вскоре я оказался в личных покоях губернатора. Он сидел за низким столиком и заканчивал завтракать.
— Стиппет, мой друг! Салам алейкум!
— Алейкум ассалам!
— Я посылал за тобой? По-моему, нет. Мой новый зуб в порядке! Смотри!
Я исследовал его новую коронку, которую поставил во время своего предыдущего визита, а после упомянул, что приехал просить об одолжении.
Губернатор погрозил мне пальцем:
— Опять задумал строительство!
Я пояснил, что приехал по другому вопросу, и описал события, произошедшие на свадьбе Вардана и Парзик.
Сначала я подумал, что мне показалось, но нет — на улыбающееся лицо вали набежала легкая, едва заметная дымка, и улыбка чуть потускнела.
— Акинян стар и слаб, — сказал я, рассчитывая на милосердие вали, — он всего лишь обычный фермер.
Казалось, вали не слушал. Он играл кольцом на пальце, будто никогда прежде его не замечал.
— Если жандармы нашли винтовки в его сарае, почему я должен думать, что он невиновен?
— Потому что я могу за него поручиться!
— Твое слово много значит в Трапезунде, мой друг, но есть одолжения, которые даже я не могу сделать.
За все время проживания в Империи мне ни разу не отказывали, поэтому я решил сменить тактику.
Я сказал вали: мне известно, что султан прислушивается к его советам, и я не знаю, есть ли другая инстанция, куда я мог бы обратиться. Губернатор холодно на меня посмотрел, затем изменил выражение лица на мину печального сожаления.
— Стиппет, мой друг, в некоторых случаях, когда есть причины для беспокойства у жандармов или военных, я не могу вмешиваться. Им приказы выдают прямо из Константинополя. Не султан, а Комитет Единения и прогресса! Если бы этот мужчина был турком и его поймали за кражей курицы, я мог бы что-то сделать.
Я должен был догадаться, что все дело в «армянском вопросе». Если это имеет хоть малейшее отношение к мятежу, Акинян в большой беде. Безусловно, я не знал, в чем действительно замешаны старик и его сын. Деревенские жители живут общинами, и кто знает, кому они действительно преданы?
Губернатор встал, а его слуга открыл перед ним дверь.
— Приезжайте, мой друг, когда решите расширять больницу.
Ануш
Ануш пришла намного раньше капитана. Руины защищали ее от ветра, а перед глазами разворачивалась панорама всего пляжа.
Со дня свадьбы ничего не было слышно о судьбе старшего Акиняна. Парзик и Вардан были безутешны. Доктор Стюарт и Мераян Асадурян ходили к жандармам с расспросами, но так ничего и не узнали о Миславе Акиняне.
Задумавшись, Ануш не заметила, как появился капитан. У нее сразу же пересохло во рту.
— У меня есть новости, — начал он, заходя в церковь, — но они вряд ли тебе понравятся.
В тусклом свете Ануш чувствовала себя загнанной в угол. Руины находились далеко от деревни, в уединенном месте, и Ануш жалела, что согласилась прийти сюда.
— Они отвезут его в Трапезунд. В городскую тюрьму. Кажется, кто-то оговорил его.
— Доносчик?
— Кто-то из деревни. Жандармы действовали по указке. Им было сказано, что надо искать ружья и амуницию под половицами сарая, где хранится сено.
Капитан замолчал и не отводил взгляда от лица Ануш. Эти глаза позволяли себе вольности, и внезапно девушка почувствовала себя уязвимой и испугалась. Почему она решила, что прийти сюда безопасно? Остаться наедине с турецким офицером…
Ануш сделала шаг по направлению к выходу.
— Не так быстро! — Он взял ее за руку. — Откуда ты знаешь мое имя?
— Вы разговаривали с лейтенантом, — ответила Ануш. — Я слышала, как он назвал вас капитан Орфалеа.
— Джахан. Меня зовут Джахан.
Солнце клонилось к закату, и в церкви стало темнеть. Был виден лишь силуэт капитана в ореоле света, льющегося из открытой двери.
— Ты не ходишь на пляж. Я тебя там не видел…
— Вы следите за мной?
— Конечно нет. Я просто переживаю из-за того, что усложнил твою жизнь.
— Она не такая сложная, как танцы с турецким офицером.
Капитан захохотал, запрокинув голову.
— Я действительно поставил тебя в неловкое положение, но выражение твоего лица при этом было таким, что стоило на него посмотреть.
— У нас в деревне все следуют обычаям, капитан. А такого обычая, когда военный флиртует с деревенской девушкой при всех, я не знаю. Особенно если он такой плохой танцор, как вы!
Капитан смущенно улыбнулся.
25
Эфенди — титул и офицерское звание в Османской империи и некоторых других странах Востока, начиная с XV столетия, а также вежливое обращение к знатным особам.