Мужчина поднял голову и посмотрел в глаза Руне и Роуэну. Однако он не ждал от них ответа.

— Нет, не знаете, — продолжил он. — Вы тамплиер, то есть монах, а ты, женщина… Ты еще слишком молода. Ты не можешь этого понять.

Руна и Роуэн переглянулись. Глаза каждого из них словно говорили: «Мы понимаем».

Вулфхер зарылся пальцами в непослушные рыжие волосы, покачал головой и со стоном закрыл глаза.

— Я приехал сюда, чтобы воззвать к совести брата Окснака. Я всерьез надеялся, что он сожалеет о своем поступке и готов искупить вину, отдавшись в руки Бальдвина Бальдвинссона. Каким же я был глупцом! Я готов был одарить Истфилдский монастырь щедрыми пожертвованиями. Отдать все свое состояние, если понадобится. Но Окснак всего лишь трусливый сукин сын, готовый льстить и улыбаться, когда ему это выгодно, и жестокий, когда считает, что это сойдет ему с рук.

Мужчина опустил руки. Его взгляд устремился вдаль. Руне показалось, он был рад тому, что наконец-то смог выговориться.

— Я думал о том, чтобы передать его викингам насильно. Я бы погубил свою душу, но вернул бы любимую… А позавчера от лорда Маккалума прилетел почтовый голубь с запиской о том, что не кто иной, как Бальдвин Бальдвинссон, направляется сюда с небольшим отрядом, чтобы взять Окснака в плен.

— Значит, я был прав! — вырвалось у Роуэна. — Это была западня. Ангус чудесно справился с ролью проводника.

Вулфхер, словно извиняясь, развел руками.

— Ангус Галашилский. Я незнаком с ним, но слышал, что он не столь дружелюбен, сколь бесстыж. Будь то ложь или убийство — для него все средства хороши. Говорят, он сражался в Палестине и там потерял свою веру. Ну, это я могу понять. После такого количества жестоких сражений…

Руна ожидала, что Роуэн, вера которого осталась непоколебимой, горячо запротестует. Однако он лишь медленно кивнул.

— Да, я тоже.

Этот ответ и скорбное выражение, промелькнувшее на лице Роуэна, заставило сердце Руны сжаться. Если бы только они были в другом месте! Она подошла бы к Роуэну и утешила бы его. Взяла бы его за руку… Сейчас же она могла лишь сжимать рукоять своего ножа для хлеба.

— Ангус Галашилский мертв, — произнес Роуэн.

— В таком случае я надеюсь, что он обрел желанный покой, — ответил Вулфхер. — Я не знал, что Ангус сопровождает викингов. Записка Маккалума была немногословной, но дала мне надежду. Я мог бы одержать победу над викингами, взять в плен одного из воинов, а если повезет, то и самого Бальдвина, и заставить их вернуть Ательну. Тогда мне не нужно было бы брать грех на душу и выдавать монаха. И то, что у меня в руках оказалась именно дочь Бальдвина… Какое счастливое стечение обстоятельств!

Мужчина обошел массивный стол и остановился перед Руной.

— Убери этот глупый нож, дочь Бальдвина! Я больше ничего не боюсь, как и Ангус. Я беспокоюсь лишь о судьбе моей невесты. Лорд Маккалум как-то сказал, что меня снедают ненависть и отчаяние. Отчаяние? О да! Но ненависть? Разве что к брату Окснаку…

— Выдайте его, — произнесла Руна. — Отдайте его мне, и я отвезу его к своему отцу.

— Окснак монах. Я не могу этого сделать.

Теперь, когда во власти Вулфхера оказалась Руна, ему не нужно было жертвовать Окснаком. И он грубо обошелся с ней там, наверху. И все же девушка увидела в глазах этого человека что-то, что дало ей надежду. Она думала, что гордость никогда не позволит ей опуститься до просьбы. Но слова сами сорвались с ее губ и прозвучали так естественно.

— Моей матери пришлось перенести ужасные страдания из-за этого человека. Она умерла из-за него. Подумайте об Ательне, мы всегда обращались с ней хорошо. А теперь представьте, что ее постигла судьба Ингвильдр. Только представьте! Что вы чувствуете? Ненависть? Безудержную ярость?

Вулфхер судорожно сглотнул, но ничего не ответил.

— Я прошу вас. Вам, христианам, так важно спасение вашей души. Для меня не менее важно, чтобы душа моей матери обрела покой. Она ждет возмездия.

— А как же прощение… — начал мужчина и снова замолчал.

Руна видела, как он борется с собой. Вулфхер сглотнул стоявший в горле ком.

— Твоя мать тоже была такой… обаятельной?

Руне пришлось на мгновение закрыть глаза.

— Она была гораздо лучше, чем я, — прошептала девушка.

Вулфхер сжал челюсти и снова зарылся руками в волосы. Когда его губы плотно сомкнулись и Руна уже приготовилась к отказу, мужчина повернул голову и крикнул через плечо:

— Приведите бенедиктинца! Пусть попытается оправдаться перед ней!

— Да, господин.

Охранники у двери пришли в движение; Руна услышала, как они спускаются по ступенькам. Вопросительно приподняв брови, Вулфхер снова повернулся к ней.

— Теперь прекрасная язычница довольна?

— Спасибо, — прошептала девушка.

Ее сердце забилось чаще, и не только от радости. Мысль о том, что ей снова придется увидеть перед собой мрачное лицо монаха, была не слишком приятной.

Вулфхер раскинул руки в стороны, словно пытаясь сбросить сомнения.

— Я желаю мира! — крикнул он. — Нам нужно договориться, прежде чем ваши люди нападут на крепость. Я должен послать им записку о том, что нам больше не из-за чего сражаться.

— Бальдвин будет рад это услышать, — заметил Роуэн. — Но есть один викинг, который непременно захочет использовать это противостояние, чтобы стать новым предводителем йотурцев.

Вулфхер нахмурил лоб.

— Сколько у него людей?

— Дюжина.

— Дюжина? Не больше?

— Возможно, даже меньше. Не все перешли на его сторону.

— Чего же он хочет?

— Освободить Руну, сделать ее своей женой, возглавить род и возродить старые славные времена. — Голос Роуэна звучал глухо и напряженно.

Вулфхер задумчиво потер щетинистый подбородок.

— Звучит так, словно он выжил из ума.

— Ингварр не сумасшедший, — вмешалась Руна. — Он сильный воин, почти такой же, как берсерки, которые могли в одиночку решить исход целой битвы. Ингварр вспыльчив, но не глуп. Вы должны быть готовы к тому, что у него есть серьезный план. Что бы вы ни собирались делать, я не хочу, чтобы наши воины погибли. Я тоже желаю мира!

Хозяин крепости подошел к столу, поднял лежавший на нем сарацинский кинжал и задумчиво повертел его в грубых, шершавых ладонях. Затем он подошел к Руне и протянул ей оружие клинком вперед.

— Думаю, это прекрасное оружие принадлежит тебе, Руна.

Девушка поблагодарила его смущенным кивком.

— По крайней мере мы уже заключили мир. — Улыбка мужчины была вполне искренней. — Могу я сделать для тебя что-нибудь еще?

Прежде чем Руна успела ответить, Роуэн сказал:

— В первую очередь дайте ей другое платье, господин Вулфхер.

— И лук, — добавила девушка. — Немного меньше, чем вон тот.

Хозяин крепости удивленно покачал головой, но прежде чем он успел что-то произнести, охранники, которых он послал за Окснаком, вернулись и доложили, что не нашли монаха ни в его комнате, ни в часовне.

— Крепость не настолько большая, чтобы он мог от вас спрятаться! — раздраженно прорычал Вулфхер. — Сбежать он тоже не мог. Я бы хотел, чтобы ему представилась такая возможность, а затем он увяз в каком-нибудь болоте или сорвался со скалы. — Мужчина тихо выругался, а затем снова повернулся к Руне. — Мы найдем его. Но сейчас… — Глаза Вулфхера опасно сверкнули. — Сейчас нам нужно вооружиться.

Ночь была прохладной, тихой, и казалось, что она никогда не закончится. Вместе с двумя дюжинами других мужчин Роуэн стоял посреди внешнего хода крепостной стены и смотрел в темную даль. Ему вернули кольчугу Ангуса, а также дали меч и новую черную накидку. В своем белом тамплиерском плаще с красным крестом Роуэн чувствовал бы себя привычнее, однако так явно демонстрировать знак своего ордена казалось ему лицемерием. Ведь он нарушил обет целомудрия. Он опозорил отца и память брата. Даже если никто об этом не узнает, от Бога и святых ничего не утаишь…

Роуэн знал нескольких тамплиеров, которые не слишком серьезно относились к обету целомудрия, но гордо и самоотверженно сражались за свой орден и Папу Римского. Именно на такое отношение с лукавой усмешкой намекал смотритель крепости. Роуэн всегда презирал этих притворщиков.