Руну сковало странное оцепенение. Стоит ли ей рискнуть? Удастся ли ей исполнить задуманное? Этот монах не был юным боязливым Алевольдом. Окснак излучал уверенность в себе. На выстриженном затылке виднелся шрам. Его не могла нанести ему мать Руны. Скорее это был след от удара кнутом. Скудные остатки волос имели неопрятный вид, а сам монах оставлял позади себя неприятный запах. Словно знал, что для его души не было спасения, и не видел смысла в том, чтобы заботиться о теле.

Был ли он таким тогда, когда убил ее мать? Уже много лет Руна не плакала об Ингвильдр; она запретила себе плакать. Но сейчас чувствовала, как слезы подступают к горлу. Необузданная ярость жгла ее горло так, что девушке приходилось сдерживаться, чтобы не наброситься на монаха с громким ревом. Руна остановилась, перевела дыхание и попыталась успокоиться.

Это было ошибкой. Она заметила, что монах исчез из виду, и услышала тихий стук закрывшейся двери. Перепрыгивая через ступеньки, девушка добралась до лестничной площадки. Туда выходили две двери. Но какая из них нужна была ей?

Проклятое промедление все испортило! Дневной свет стал заметно тусклей, а как только наступят сумерки, нужно будет выбираться из крепости. Если крестьяне и торговцы покинут крепость, присутствие Руны вскоре привлечет внимание. Равно как и ее отсутствие в лагере.

Девушка потянула на себя одну из дверей.

Первое, что она увидела, были две сильные руки на голой груди. На одном из многочисленных сундуков расположился мужчина. У него на коленях сидела женщина. Ее голова лежала у него на плече, а лицо исказилось от страсти. Судя по платью, которое валялось на полу, женщина эта не была ни крестьянкой, ни служанкой, а принадлежала к числу благородных господ. А вот мужчина, похоже, был стражником. Руна поблагодарила богов за то, что эти двое были слишком заняты друг другом, чтобы заметить ее, и уже собиралась тихо прикрыть дверь. Но в этот момент взгляд женщины упал на нее. Сузившиеся от похоти глаза расширились.

— Фергус! — Женщина высвободилась и вскочила. — Я думала, ты запер дверь на засов!

Очевидно, от вожделения Фергус совсем об этом позабыл. Руна приложила палец к губам и бросила на даму заговорщический взгляд, давая понять, что ее совершенно не интересует эта интрижка. В мгновение ока женщина очутилась у своей одежды и стала поспешно натягивать ее на себя.

— Что тебе нужно, почему ты не уходишь? — прошипела она. Внезапно она завизжала: — Да ты же потаскуха!

— Я кто?

Женщина, тряхнув головой, откинула назад роскошные темные кудри.

— Только потаскуха будет расхаживать по дому, нацепив на себя столь неподобающие украшения.

Руна озадаченно осмотрела себя. Она ведь сняла цепочку с кулоном и молоток Тора. А вот о кольцах на пальцах ног она совсем забыла!

— Исчезни же наконец! — визжала женщина.

— Что здесь происходит?

Руна услышала позади себя глухой хриплый голос. Она резко обернулась. Позади нее стоял не кто иной, как монах Окснак. Его голубые глаза могли бы сделать какое-нибудь другое лицо привлекательным. Однако его физиономия походила на застывшую маску.

— Какая-то потаскуха пробралась в бельевую, — заявила дама.

Руна посмотрела на нее через плечо. Дама уже привела себя в порядок, а стражника и след простыл. Возможно, он спрятался за одним из сундуков с бельем.

— Что тебе здесь нужно? — спросил монах у Руны.

Девушка поняла, что окончательно запуталась. У нее больше не было времени на размышления. Оставалось только действовать. Да помогут ей боги — она была готова убить его здесь и сейчас, если другой возможности не представится. Даже рискуя при этом жизнью.

Девушка выхватила из кармана сарацинский клинок и прижала его острие к животу монаха.

— Мне нужен ты, — ответила она. — Если ты спокойно пойдешь со мной, я не причиню тебе зла.

«Я говорю лишь за себя. Не за своего отца», — мысленно добавила Руна.

— И почему же я должен идти с тобой? — Монах выглядел слегка взъерошенным, как будто медленно просыпался после долгого, тяжелого сна. — Кто ты?

— Потаскуха! — снова завизжала дама так, что у Руны зазвенело в ушах. — Она украшает свои голые стопы, словно вавилонянка!

Очевидно, клинок не произвел на монаха впечатления. Он опустил глаза. Моргнул и наклонился ниже.

— Это руны изображены на твоих кольцах? — Монах снова выпрямился, и его глаза сузились. — Ты язычница.

— Да, язычница и воительница викингов, и надеюсь, что когда-нибудь скальды будут воспевать мои деяния, — гордо заявила Руна.

В этот момент она услышала шаги за своей спиной. Это был Фергус. Руна могла бы обернуться и защититься от него, но тогда Окснак сбежит. Лучше сосредоточиться и вонзить клинок в тело монаха. Тогда Фергус сможет одержать над ней верх и она, возможно, погибнет, но завершит свою месть.

Однако тут девушка подумала, что в этой жизни ее держит слишком многое. Она любила жизнь, любила отца, Ариена… и Роуэна! Ей нельзя умирать!

Все эти мысли пронеслись у нее в голове за одно мгновение, и промедление обрекло Руну на поражение.

Фергус так грубо оттолкнул свою любовницу в сторону, что она упала на пол, и набросился на Руну. Одним сильным ударом он выбил клинок у нее из рук. Девушка схватила его левой рукой за волосы, и, вцепившись друг в друга, они покатились по полу, каждый миг рискуя скатиться вниз по лестнице. Голова Руны ударилась о каменную стену. «Происходило ли все так же и с моей матерью?» Девушка еще успела задать себе этот вопрос, а затем провалилась в темноту.

IV

Любимый

17

Что-то подсказывало Роуэну, что она в опасности.

Он перебирал разрушенные непогодой камни броха, и стебельки травинок скользили между его пальцами. Возможно, эта стена, от которой остались лишь руины, была построена еще римлянами; определить это было уже невозможно. Роуэн надеялся, что обнаружит здесь Руну, погруженную в созерцание, — если девушка-язычница могла ему предаваться. Как-то она упомянула, что одним из ее любимейших мест на родном острове был разрушенный брох. Действительно ли она отправилась на охоту? И почему тогда так долго не возвращалась? Роуэн хотел спросить об этом у Ариена, но мальчик тоже исчез. Тамплиер был уверен, что что-то произошло.

Опасения Роуэна подтвердились, когда он внезапно услышал звонкие, испуганные крики Ариена. Тамплиер перепрыгнул через стену и поспешил обратно на лесную поляну, где йотурцы разбили лагерь. Сейчас все они окружили мальчика и Бальдвина, который тряс сына за плечо.

— Не может быть! — проревел предводитель викингов, протягивая сжатые в кулаки руки к небу, и заскрежетал зубами. — Не может быть! Руна! Руна, мой Вихрь! Почему ты это сделала?

— Сделала что? — спросил Роуэн.

Никто не обратил на него внимания. Бальдвин в отчаянии метался среди своих людей, а затем выхватил меч из кожаной петли на поясе и с громким воплем вонзил его в ствол дерева. Роуэн протиснулся между Сверри и Горуном и схватил Ариена за плечи. Англичанину также хотелось хорошенько встряхнуть мальчика, чтобы тот говорил быстрее, однако он постарался успокоиться.

— Ариен Орлик, скажи мне, что произошло.

По лицу Ариена струились слезы.

— Р-р-руна переоделась крестьянкой и пробралась в крепость. О-он-на хотела похитить монаха. Н-но затем ее взяли в плен.

— Черт возьми! Ради всех святых, черт возьми! — выругался Роуэн и сжал руку в кулак. — Она действительно бес в юбке.

— Там внутри было так много вооруженных мужчин, — шмыгал носом Ариен. — Снаружи мы их не заметили.

— Я так и знал! Это западня! — Роуэн встретился глазами с Ангусом. — Вы и не думали выдавать монаха викингам.

Шотландец лишь пожал плечами. Похоже, он не собирался ни признавать, ни отрицать сказанное тамплиером.

Роуэн пытался осмыслить услышанное и лишь через время заметил, что викинги спорят.

— Бальдвин, — горячился Ингварр, — мы сейчас же должны положить этому конец и захватить крепость.