— М-мерз-завцы! — пробормотал сквозь зубы барон, пряча обрывок газеты в сейф. — Н-надеюсь, арестовали всех?

— Рабочие типографии арестованы, — ответил майор. — Но дело, конечно, не в них. Они мало что знают. Говорят, что тираж увезен рано утром на нескольких грузовиках, но куда — неизвестно. Командовал всем хромоногий студент Като.

— А журналист… Онэ Тейдзи… все еще на свободе? — спросил барон, глядя поверх Хаяси.

— Пока да. Как вам известно, министр юстиции приказал прекратить его дело, — ответил тот, делая шаг вперед и раболепно вытягиваясь.

Барон Окура наклонил низко голову, точно рассерженный бык, готовый вонзить рога в живот неуклюжего пикадора, махающего перед глазами ненавистным красным полотнищем. Тупое подобострастие Хаяси его раздражало. Он не мог простить жандармскому офицеру, что тот не сумел отделаться от опасных людей ни в тюрьме, ни в первый день путча, когда так легко было расправиться с ними при помощи маленького отряда солдат, снабдив их достаточно точным адресом и определенным приказом.

— Профессор Таками… и его шайка из «Тоицу»…, тоже не арестованы? — спросил он, сдвигая выразительно брови.

— Пока еще нет, господин барон. Не было распоряжения.

Барон Окура оглянулся с неудовольствием на майора. Тот сидел в неподвижной, немного усталой позе, следя из-под полуопущенных век за обоими собеседниками и, видимо, что-то напряженно обдумывая.

— Профессор Таками тепёрь депутат парламента, — сказал он, оттягивая двумя пальцами тугой окантованный воротник мундира. — Арестовать его не так просто. Поднимут шум.

Некоторое время молчали все трое. Барон Окура придвинул кресло к камину и сел, понурый и сгорбленный, упираясь локтями в колени.

— На квартире у Онэ Тейдзи необходимо сделать самый тщательный обыск, — сказал он, не глядя на офицера. — В редакции «Тоицу» — то же самоe. Весь тираж этой газеты должен быть найден и уничтожен!

— Приму все меры, господин барон.

— Издателя и редактора «Тоицу» арестовать немедленно и отправить во внутреннюю тюрьму. Документы полностью передать мне. Если будут упорствовать и скрывать — подвергнуть пыткам. Самым жестоким!.. Я отвечаю за все. В случае затруднений звоните по телефону. Я буду весь вечер дома. На этот раз, надеюсь, вы не прошляпите свое повышение!

— Постараюсь, господин барон.

— Возьмите солдат. С винтовками. При малейшей попытке к бегству пусть стреляют прямо в затылок. Церемониться нечего. Город на военном положении.

— О да!.. Мертвые никогда не доставят нам столько хлопот, сколько живые, — пошутил равнодушно майор, делая пальцем знак, что говорить больше не о чем; надо действовать,

Хаяси почтительно козырнул и вышел.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Маленького Хироси мама всегда укладывала спать очень рано, но зато часы перед сном, когда Чикара уже успевал приготовить уроки, а малыш еще весело, вперевалку топал по комнатам, таская за хобот любимого матерчатого слона, или же тихо сидел около старшего брата, рассматривая вместе с ним книжки с картинками, — эти дружные вечерние часы казались обоим мальчикам лучшим временем жизни.

Мама Сакура в это время стирала детское белье или готовила ужин, а папа, если был дома, нередко откладывал перо в сторону, сгонял с усталого лба морщины и выходил к сыновьям развлечься и отдохнуть, внося в их уютный маленький круг еще большее оживление. Все трое, несмотря на различие возрастов, чувствовали себя связанными общими интересами. Папа умел рассказывать сказки и придумывать игры, одинаково забавные и для Хироси, который только недавно стал лепетать, и для Чикары, считавшего себя уже почти гимназистом.

Но сегодня папы не было дома с утра. Приготовив уроки, Чикара предложил брату сыграть в «ку-ку».

— Только не рви на ширме бумагу, а то мама опять рассердится, — предупредил он. — Не будешь рвать? Обещаешь?

— Не бу-десь, — согласился Хироси.

— Ты ведь любишь эту игру, — продолжал ласково Чикара, отодвигая от стены ширму, чтобы было удобнее бегать вокруг нее.

— Лю-бись, — опять подтвердил Хироси.

Чикара забежал за ширму и, подождав несколько секунд, громко прокуковал:

— Ку-ку!

Малыш с улыбкой погнался за братом с прутиком, стараясь ударить его, но Чикара проворно бегал по комнате, то прячась за створки ширмы, то появляясь сзади охотника и звонко кукуя, — легкий и быстрый, как настоящая птица. Хироси был в полном восторге. Заливчатый его смех заполнял всю квартиру. Пухлые, нежные щечки горели ярким румянцем. Когда, наконец, ему удалось задеть птицу прутом и Чикара, считая себя убитым, упал на циновку, малыш, разгоряченный азартом охоты, отбросил оружие и впился, как настоящий зверек, своими мелкими зубками в пунцовое ухо брата.

— А-ай! — завопил Чикара. — Зачем ты кусаешься? Ты же охотник, а не собака!

Малыш испуганно отскочил.

— Со-а-бака! — сказал он протяжно, смущенный своим поступком и уже готовый заплакать.

Ротик его покривился, обнажив в уголках два острых белых клычка, тонких снизу, как иглы.

— Бо-ольно!.. Хироси усибся! — пролепетал ой плаксиво.

— Где ты ушибся? — заботливо спросил брат, растирая укушенное ухо.

— Тут — показал Хироси на свою щечку.

— Ну-ну, ничего! — успокоил его Чикара. — Не очень больно. Ты больше не будешь кусаться?

Малыш пыхтел, опустив глаза и выпятив нижнюю губку.

— Ку-сать-ся… н-не будесь, — пообещал он, глотая слезы.

Брат взял его на руки и поцеловал.

— Хочешь, посмотрим книжку с картинками?

— Х-хочесь.

— А может быть, лучше прочитать сказку?… Помнишь, которую с папой читали: про мальчика с длинным именем? Как он в колодец упал?… Хочешь?… Или про дурачка Йотаро?

Слезы на глазах малыша сразу высохли, но от сказки он отказался:

— Не хо-чет Хироси сказки. Н-не надо…

— Ну, давай тогда поиграем в кита и слона.

— Давай.

Чикара принес веревочку и вложил ее в руку брата.

— Вот ты теперь кит, а я медведь. Тащи меня за карат в воду. Ты сильнее меня… Дзуру-дзуру-бон!

Малыш потянул веревочку, и Чикара покорно пошел за ним «в воду» — за ширму. Там старший изобразил медвежий испуг — «поплыл» назад к берегу, зафыркал, забрызгал и, наконец, с трудом вылез на сушу. Хироси смотрел на него и хохотал.

— Ну, а теперь тащи тигра… Дзуру-дзуру-бон!

Часы пробили семь. Время близилось к ужину, а папы все не было. Сакура, кончив стирать белье, почистила рыбу, помыла и нарезала овощи, поставила их на огонь и взялась за иглу. Уставшие от беготни мальчики сели около хибати под лампу, и стали рассматривать в детском журнале картинки.

— Эт-та чио? — ткнул малыш пальцем в цветной рисунок.

— Это?… Простой рыбак. Старичок. Поймал в сетку рыбу. Смеется. Закуривает… Видишь, какая большая трубка во рту? И дым идет!

— Не трубка. Рузье!.. Деда стреляет рыбку, — возразил серьезно малыш.

Чикара снисходительно рассмеялся.

— Чудак, зачем же ему стрелять, когда она у него уже в сетке?… Ты, может быть, думаешь, что он не рыбак, а солдат?

— Сол-дат, — повторил Хироси.

— Э, нет! Такой старичок на войну не пойдет. Он бедный крестьянин. Ему чужих стран не надо. Ему и в Японии земли хватит. Папа говорил…

— Чикара, не болтай глупостей! — оборвала строго мать. — Мал еще, чтобы рассуждать о политике. Услышат соседи, и тебе и отцу попадет. Опять донесут.

После этих ужасных убийств старейших государственных деятелей она боялась всего. Если фашисты посмели расправиться так свирепо с министрами и сановниками империи, то разве будут они считаться с такими маленькими людьми, как ее муж, или профессор Таками, или студент Като? Разве в Японии есть правосудие и законы?…

Сакура сделала несколько быстрых стежков, воткнула иголку в стену и подошла к малышу, собираясь покормить его и уложить спать.

С улицы в это время донесся автомобильный гудок и шум подъезжающей к воротам машины.

— Папа вернулся! — вскочил Чикара, прислушиваясь к шуму на улице. — Они отвозили из типографии куда-то газеты. Я знаю… Я же не спал, когда Като-сан заехал за папой ночью.