Изменить стиль страницы

— Тетя, миленькая, встаньте… Ну, встаньте же…

Увидев, что летчица открыла глаза, дети утерли слезы и попытались помочь ей сесть. Но Нина оставалась недвижимой. Она не ощущала боли, но не обуздала также своих рук и ног, тупое, непонятное оцепенение сковало ее. Собрав все силы, она попыталась шевельнуться и потеряла сознание.

Второй раз она пришла в себя в тени деревьев, куда ее отнесли подоспевшие к месту происшествия колхозники. Сюда же, спустя несколько минут, подошла и санитарная машина, а вслед за ней — машина начальника школы. Вместе с начальником приехали командир эскадрильи, парторг и начальник политотдела. К этому времени Нину успел осмотреть сельский врач. Внешних повреждений, за исключением мелких ссадин, врач не обнаружил. Только правое плечо немного распухло. Но старый врач понял, что дела пострадавшей плохи. Когда из санитарной машины выскочила Альбина Моисеевна и бросилась к Нине, старый врач взглядом остановил ее и шепнул что-то по-латыни. Альбина Моисеевна побледнела и, отказавшись от немедленного осмотра Нины, приказала ставить носилки в автомобиль.

У Нины комбинезон на груди был порван и виднелся расстегнутый карман гимнастерки. Из кармана выглядывал краешек партийного билета. Парторг на ходу осторожно вынул его и машинально раскрыл первую страничку, Нина не чувствовала этого, но увидев в руках парторга партбилет, видимо, догадалась, кому он принадлежит. Каким-то чужим, глухим голосом она сказала:

— Зачем вы взяли билет? Вы уже считаете меня мертвой?..

Парторг поспешно вложил партбилет обратно и отошел в сторону, скрывая слезы. Он слышал фразу, сказанную сельским врачом по-латыни: «Разрушение позвоночника».

А Нина силилась вспомнить что-то очень важное и не могла. Машина тронулась, носилки затряслись, боль во всем теле обострилась. Нина лежала на боку, уткнувшись лицом в подушку. У ее изголовья находились Альбина Моисеевна и парторг. Начальник школы и Джаниев, обогнав санитарную машину, помчались в госпиталь предупредить о прибытии пострадавшей. По пути они подобрали Бережко.

— Товарищ подполковник! — возбужденно заговорил Бережко, как только вскочил на подножку машины. — У Нины был пожар, она сбила огонь и пошла на вынужденную…

— Знаю, Бережко, знаю! Вон везут нашу Нину.

— Что же это делается, товарищ подполковник? Баринский ведь исчез!

— Как исчез?!

— Как только запустили мотор, — торопливо начал рассказывать Бережко, — Баринский помог мне убрать колодки, Нина порулила на взлет, я стоял и смотрел, как она взлетала, как сделала круг и пошла к аэродрому школы, и вдруг вижу — пламя… Смотрю, скользит к земле, пламя сорвала, планирует. Как она села, я за деревьями не видел. Повернулся, хотел спросить у Баринского, что же это такое. А его нет. Я поднял панику, аэродромное начальство теперь ищет, а я — сюда… Так что с ней?

— Плохо. Позвоночник помят. Альбина Моисеевна говорит, как бы не случилось самого страшного.

У Бережко задергались плечи.

— Какой же он подлый гад! Теперь ясно, кто нам пакости делал! А я в последнее время думал, что он становится человеком…

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

1

Клавочка Лагутина узнала о несчастье е Ниной одна из первых. Хотя у нее был выходной день, она была на работе — решила подтянуть некоторые «хвосты». И вот звонок из села, близ которого упал самолет… У входа в госпиталь она встретила почти всех начальников школы и представителя госбезопасности капитана Джаниева. Обращаться с вопросами к начальникам Клавочка постеснялась и подошла к Бережко. Тот рассказал все, что знал.

— Так вы говорите, Баринский сбежал? — переспросила Клавочка.

Бережко замялся. Он подумал, что, пожалуй, излишне рассказывать всем о предательстве Баринского.

— Кто знает, почему он удрал? Может быть, просто испугался ответственности… Увидел горящий самолет — и тягу.

— Но вы же говорите, что когда самолет загорелся, Баринского и след простыл? Значит, он сбежал заранее и заранее боялся случившегося?

Бережко ничего не ответил, и Клавочка не стала больше его расспрашивать, а, наскоро простившись, ушла. Она очень волновалась, но мысль работала четко. Баринский враг. А она видела его с Фаиной уже после того случая, как он сказал ей, что порвал с домом Янковских. Тогда она не обратила на это внимания, так как помнила свой последний разговор с Фаиной. Теперь она поняла, что это была маскировка. «Посмотрим, — думала Клавочка, — чем занимается моя бывшая подружка в минуты, когда ее приятель только что подстроил очередную аварию».

И предчувствия не обманули ее. Фаину она застала при весьма подозрительных обстоятельствах. Войдя без стука, Клавочка увидела Фаину перед печкой, в которой горели бумаги и между прочим корежился на огне уголок паспорта. Фаина была одета так, словно собралась в далекий путь: в стеганой фуфайке, в простой, из грубой материи юбке и в брезентовых туфлях на низком каблуке. Быстрым взглядом Клавочка окинула ее с ног до головы и успела заметить, что под распахнутой фуфайкой в кармане юбки обозначился предмет, похожий на пистолет.

— Вот собралась к дяде на подсобное… — начала Фаина, не дожидаясь вопроса Клавочки и движением ноги прикрывая печную дверцу. — Проходи, у меня тут беспорядок.

— Нет, нет, я думала… — Не договорив, Клавочка выскочила за дверь.

— Клава! Подожди, Клавочка! — услыхала она вслед, но, не оглянувшись, хлопнула калиткой и побежала. Она знала, где находится здание госбезопасности, и торопилась, как никогда. Давно она так не бегала. Последний отрезок пути проходил вдоль чугунной решетки городского парка. Желая хоть на секунду перевести дух, она схватилась рукой за холодные металлические прутья ограды. За ними, в зеленых сумерках парка, что-то мелькнуло. Вгляделась и отскочила как ужаленная. «Фаина! Перехватила, змея!»

Выстрела она не слыхала. Тело пронзила резкая боль, и Клавочка потеряла сознание.

2

Для Джаниева это был самый сумасшедший день в его жизни.

Баринский исчез. Нина, пообещав по телефону дать крайне важные сведения, лежит без сознания; только что доложили о покушении на жизнь Клавдии Лагутиной; покушавшийся скрылся; Лагутина в тяжелом состоянии, и от нее также ничего нельзя добиться.

Но вот прошло несколько часов, и клубок стал разматываться. Нина назвала Джамиле Султанову, которая может сообщить имена людей, бывших в Темир-Тепе в день гибели Дремова. Джаниев сейчас же поехал к Султановой. Выслушав ее, он без труда представил истинную картину гибели авиаторов. Джамиле показала ему письмо от Нины, которое ей передал незнакомый человек.

«Милая Джамма, — писала Нина. — Очень прошу Вас сегодня, к девяти часам вечера, прийти…» Дальше подробно объяснялось, как найти дом знакомых Нины, где должна была состояться встреча. В конце записки говорилось: «Разговор будет очень важным, имеющим общественное значение».

— Скажите, пожалуйста, товарищ капитан, — спросила Джамиле, — почему все так заинтересовались моей случайной встречей с этим летчиком?

— Вот что, товарищ Султанова: выполните просьбу Нины Соколовой, сходите по адресу, какой она вам дала, я вас обязательно встречу, и тогда нам все будет ясно. А пока ни о чем не беспокойтесь и до вечера, я прошу вас, никому не говорите об этом.

Джамиле недоуменно пожала плечами, и они расстались.

Вечером она приоделась, улыбнулась своему отражению в зеркале — как никак почти два года она была лишена этого невинного женского удовольствия — и вышла из дому. Автобус довез ее до Мусульманского кладбища. Отсюда, как говорилось в письме Нины, нужно было идти пешком через кладбище в так называемый Старый город. Она пошла. В сумерках было немного жутковато идти мимо древних восточных надгробий, но что делать? Раз надо, то надо.

Джамиле поравнялась с полуразрушенной мечетью. Осенний ветерок неприятно раскачивал в темноте конские хвосты, прикрепленные к сухим шестам. Шесты уныло поскрипывали. К этим неприятным звукам примешивались еще какие-то непонятные, еле слышные. Джамиле сосредоточилась, напрягла все внимание, и ей показалось, что она слышит чьи-то шаги. Стала присматриваться и различила какие-то скользящие тени. Кто бы это мог быть? Невольно Джамиле остановилась и напружинилась, приготовившись к схватке. В этот момент зазвенело железо, послышалось тяжелое дыхание, хрипение, стоны и темь разорвал огонь выстрела. Джамиле стояла, боясь шелохнуться. Но вот одновременно вспыхнуло несколько карманных фонариков, и первым, кого она узнала, оказался капитан Джаниев. В его руке был пистолет. Два автоматчика поддерживали какого-то оборванца. Он был ранен. Потом подвели еще трех арестованных. Джамиле подошла к Джаниеву.