Сын от него не отставал. Оставив работу в МИДе, Владимир перешел в аппарат партии. Готовясь к парламентским выборам, он проявил себя как прекрасный оратор, научился не только хорошо говорить, но и еще лучше врать. Призывая всех к новой жизни, он яро ругал прошлое и обещал украинцам райскую жизнь.
Переехав к маме, Лена тоже начала новую жизнь. Только она у нее была гораздо сложнее. Отдав Натку в садик, молодая женщина подала документы на развод. К ее удивлению, Палладин больше не возражал. Вероятно, ему, ударившемуся в политику, было сейчас не до нее. Выйти на работу Лена пока не могла. Она не отходила от мамы ни на шаг. А Оксана Андреевна была очень плоха. Разрываясь между мамой и садиком, Лена вертелась как белка в колесе. Но самое страшное заключалось в том, что им просто не на что было жить. Похороны отца, лечение в больнице и дорогие лекарства полностью подорвали семейный бюджет. «Павловская» реформа, либерализация цен привели к огромной девальвации рубля. Все сбережения, которые были на книжке родителей, теперь не стоили ничего. Категорически отказавшись от алиментов, Лена начала продавать свои вещи. Втайне от мамы отнесла в комиссионку серьги, цепочку и обручальное кольцо. Кольцо, подаренное Гришей, она продать не могла. Оно для нее было больше чем вещь. Это был ее оберег.
Ухаживая за мамой, Лена надеялась, что скоро ей станет лучше, что она поправится, сможет встать. Но, по-видимому, Оксана Андреевна уже сама не хотела жить. Уставившись в потолок, она ни с кем не разговаривала, отказывалась есть. И ни слезы дочери, ни угрозы врачей не помогали. Закрыв глаза, она желала одного: умереть.
– Мама, ну так нельзя! – вытирая заплаканные глаза, ругалась Лена. – Ты должна поправиться. Почему ты не хочешь принять лекарства? Ты должна жить!
– Зачем? – с грустью спрашивала Оксана Андреевна и отворачивала лицо.
Шло время. Лена понимала: оно работает не на нее.
Как-то под вечер, когда на улице грянул мороз, Оксана Андреевна неожиданно позвала Лену к себе. Бледная, исхудавшая, она едва шевелила губами. Подняв тонкую жилистую руку, она погладила дочку по голове.
– Леночка, – чуть слышно произнесла она. – Ты, дочка, меня прости!
– Мам, не надо так говорить! – с трудом сдерживая слезы, крикнула Лена и опустила глаза. – Ты ни в чем передо мной не виновата. Ты же знаешь, как я тебя люблю!
Слегка улыбнувшись, женщина пристально посмотрела на нее.
– Лена, скажи, Натка – Гришина дочь?
Сжав мамину руку, Лена нерешительно подняла глаза.
– Да.
– Господи, – с болью простонала женщина, – что мы наделали? Леночка, милая, доченька, как мы виноваты перед тобой! Видишь, власть, положение – все проходит. Даже отца нет. А любовь живет. А мы, думая о своей выгоде, забрали ее у тебя. Доченька, Леночка, прости нас, если можешь, прости!
Закрыв глаза, женщина задрожала.
– Мам, мама, что с тобой?! – Лена взволнованно поднялась. – Я сейчас тебе валокордин принесу!
– Нет, дочка, все хорошо. Не уходи. Послушай, я должна тебе еще кое-что успеть сказать, – с трудом, сдвинув с груди одеяло, проговорила женщина и часто, прерывисто задышала. – Ты только меня не перебивай. Я знаю, что Гриша пропал без вести. Скоро не станет меня. Тебе тяжело. Так…Ты знаешь, что отец управлял делами ЦК. Все денежные потоки, движение капитала проходили через него. Он знал все. Поэтому и покончил с собой. Оказывая финансовую помощь коммунистическим партиям разных стран, верхушка не забывала и о себе. Последний год отец помогал французским друзьям. С их помощью он вошел в ряд бирж на внутреннем рынке Франции, которые торгуют недвижимостью. Вместе с ними, для руководства партии, он основал несколько совместных предприятий. С московскими коллегами отец приобретал для правящей верхушки жилые дома, отели, рестораны. Еще до введения ГКЧП они создали более ста фирм и банков. С благословения руководства за рубеж перекачали почти два с половиной миллиарда долларов партийной казны. Благодаря этой схеме партийные деньги разошлись по всему миру. Точно так они открывали и банковские счета. Папа был в курсе всех этих дел. Он понимал, что в случае развала Союза они захотят спрятать концы в воду. Папа понимал, что его могут убрать. Но он все время думал о тебе. На даче, под будкой Демара, есть небольшой тайник. Это для тебя.
– Не надо мне ничего! – с болью выкрикнула Лена. – Я никогда не возьму этих денег! Это плохие деньги! Они убили вас и мою любовь. Нет!
Женщина тяжело вздохнула и, с трудом подняв руку, погладила ее по плечу.
– Не надо так говорить, дочка. Ты посмотри, что творится в стране! Все наши деньги, которые были на книжке, пропали. А тебе с Наташенькой еще жить и жить! Ты лучше послушай меня и не перебивай. У меня уже нет сил говорить. Поверь, мы всегда думали о те… – не успев договорить, Оксана Андреевна тяжело вздохнула и, набрав полную грудь воздуха, запрокинула голову. Задрожав всем телом, она перестала дышать.
– Мама, мам! – закричала Лена. – Мамочка, что с тобой?
Открыв широко глаза, женщина не шевелилась. Пустым стеклянным взглядом Оксана Андреевна смотрела в потолок.
– Мама! – изо всех сил выкрикнула девушка и упала матери на грудь.
Приехавшие по вызову врачи «скорой помощи» констатировали ее смерть.
Три дня Лена не выходила из дома. Натянув на голову одеяло, она все время размышляла о своей жизни. Все больше и больше ее обволакивала пустота. Молодая женщина была уверена: одиночество – ее крест. Всего за несколько лет она потеряла самых близких для нее людей. Почему все, что у нее было, ей приходилось терять? Причем самое лучшее. Любовь. Счастье. Семью. Почему?! Словно кому-то было угодно оставить ее одну. За что?! За то, что не ценила? За то, что не уберегла? Гришу, Ольгу Федоровну, отца, мать? А может, тогда и ей незачем жить?!
Лена вздрогнула от этих мыслей.
Тряхнув головой, постаралась выбросить из головы этот бред. Кажется, она просто сходит с ума. А Натка? Что будет с девочкой, если ее не станет?! «Дура! Дура! Дура! – выругала она себя. – Зачем ты тогда ее родила? Возьми себя в руки! Очнись!» Обхватив подушку, Лена тихо заплакала.
Спокойная и неприхотливая, все это время Наташенька была одна. Разложив вокруг себя печенье и конфеты, девочка с сочувствием смотрела на маму. Изредка, погладив Лену по руке или поцеловав ее в щечку, она убегала в свою комнату. Даже к телефону подходила только она. В ответ на звонки Наташа всем говорила, что мама спит.
Вечером, не выдержав, девочка начала переживать. Мама не звала ее кушать, не читала сказки, не ходила гулять. Тихо, на цыпочках, она подошла к Лене и погладила ее по голове.
– Мама, мамочка, я очень кушать хочу! – всхлипнула девочка. – Пожалуйста, вставай! Сколько ты будешь спать? Почему ты все время лежишь? Почему? Ты что, тоже скоро, как бабушка, умрешь, да? А что Натка будет делать сама?
Усевшись возле нее на полу, девочка горько заплакала.
Эти слова заставили Лену встрепенуться. Открыв глаза, она испуганно глянула на дочку и поднялась. Какой кошмар! Она действительно сходит с ума. Она не имеет права так раскисать! Что бы ни случилось в жизни, дочь для нее должна быть превыше всего! Все. Она должна найти в себе силы жить дальше! Все! Все! Все!
– Наточка! Девочка моя, не плачь! – прижав дочку к себе, затараторила молодая женщина. Затем быстро подошла к окну, отодвинула штору и широко открыла окно. В комнату ворвался свежий морозный воздух. – Доченька, не переживай, у меня все хорошо! Нет, нет! Я не умру! Я всегда буду вместе с моей Наточкой! Хорошо? Идем на кухню. Хочешь, я поджарю тебе блинчики, а?
– Да! – повеселев, сквозь слезы ответила девочка и улыбнулась. – Хочу! Хочу блинчики с вареньем!
– Вот и молодец! – с напускной бодростью сказала Лена. – Будешь маме помогать?
– Да! – выкрикнула Наташа.
– Хорошо, – ласково произнесла женщина. – Тогда иди в кухню, возьми из холодильника два яичка и молочко. Достань из тумбочки серую мисочку и поставь все это на стол. А я сейчас на минутку забегу в ванную, умою личико и сразу приду к тебе. Поняла?