Тем временем, мама всеми силами склоняла меня к мысли, что я должен поступить в Еврейский университет в Иерусалиме. Я раздумывал, стать ли врачом, как дядя Йосси, или химиком, как отец, но меня не привлекала ни та, ни другая стезя. На самом деле меня привлекало совсем другое: я был очарован, глядя на Луи и Михаила, которые приезжали и уезжали, когда им заблагорассудится. Их жизнь казалась полной невероятных приключений; я радовался, слушая рассказы, как они обводят вокруг пальца англичан, чтобы помочь нелегальным еврейским иммигрантам проникнуть в страну. Но во всех этих приключениях было нечто, что вгоняло меня в дрожь — мысль о том, что защита еврейских колоний означает войну с арабами.

Я никак не мог считать арабов своими врагами, несмотря даже на то, что именно арабы подожгли Сад Надежды в тот далекий год, когда я чуть не погиб. Ведь мой мир не ограничивался лишь матерью, дядей Йосси и Юдифью, Ясмин и Михаилом и всеми теми, кто жил вместе с нами в Саду Надежды. Я не мог представить свою жизнь без Вади, да и Дина очень много для меня значила, равно как и Айша и ее дети, Рами и Нур. Даже дядя и тетя Мухаммеда, Хасан и Лейла, как и их сын Халед занимали важное место в моей жизни. Я не видел серьезных различий между арабами и евреями, и всякий раз, когда глядел на шрамы на лице Вади, вспоминал о том, что мы в неоплатном долгу перед ним и его семьей.

Я уже говорил, что смерть стала частой нашей гостьей; так вот, январским утром 1939 года она вновь посетила нас. В это утро Юдифь нашли мертвой в своей постели. Йосси обнаружил ее слишком поздно. Должно быть, она умерла еще ночью, потому что к утру тело уже остыло.

Я помню, как в это утро раздался стук в дверь. Это пришел друг Йосси, чтобы сообщить нам о случившемся. Услышав о смерти сестры, мама словно окаменела: она не могла ни двинуться с места, ни говорить, ни даже плакать. А я, напротив, не смог сдержать слез.

Кася как всегда взяла дело в свои руки. Она велела всем умыться и прилично одеться, а потом отправила Бена в дом Мухаммеда и Сальмы, чтобы сообщить им о смерти Юдифи. Луи не было дома, и за руль грузовика сел Игорь, чтобы довезти нас всех до Старого города.

Дядя Йосси молча плакал у постели Юдифи. Ясмин помогала ему обмывать тело матери и готовить ее в последний путь — в лоно земли, где она родилась.

Никто не спорил о том, где ее похоронить. И Юдифь, и Мириам всегда хотели, чтобы их похоронили в Хевроне. Там спали вечным сном их родители, там же хотели упокоиться и они. Игорь, правда, не считал разумным ехать в Хеврон, справедливо опасаясь нападения одной из тех арабских банд, что рыскали по всей стране. Однако мама была непреклонна. Ее сестра должна лежать в Хевроне, и она сделает для этого все возможное, даже подвергая опасности собственную жизнь.

Йосси не спорил; он был готов к этой поездке, поскольку всегда знал, что Юдифь хочет быть похороненной в Хевроне; он согласился поехать в Хеврон после того, как покончит с делами в Иерусалиме, но при этом настоял на том, чтобы предупредить Луи и Михаила. Нам понадобятся защитники.

Их оказалось не так-то легко отыскать, они вернулись только спустя два дня. Между тем, в доме Йосси уже собрались все друзья и знакомые, чтобы оплакать Юдифь. К моему удивлению, мама не пролила ни единой слезинки. Смерть сестры она переносила с поразительным мужеством, только Кася не на шутку беспокоилась.

— Лучше поплачь, — говорила она маме. — Поплачешь — легче станет.

Но Мириам так и не заплакала все три дня, пока обихаживала гостей, пришедших выразить соболезнования.

Несмотря на все наши опасения, по дороге в Хеврон ничего страшного не произошло. Возможно, у арабов просто не поднялась рука напасть на похоронный кортеж. Так или иначе, мы вполне благополучно добрались до небольшого еврейского кладбища.

Встреча с подругами детства стала для мамы настоящим утешением. Это были арабки примерно маминых лет, и все они искренне оплакивали Юдифь. У меня в голове не укладывалось, что в этом тихом месте несколько лет назад случился ужасный погром, во время которого погибла моя бабушка.

Когда мы вернулись домой, мама расплакалась. Она заперлась в своей комнате, и вскоре оттуда послышались сдавленные рыдания. Кася не позволила мне войти.

— Не трогай ее сейчас, — сказала она. — Ей нужно поплакать, иначе у нее разорвется сердце.

Спустя несколько дней мы навестили Йосси и Ясмин; я поразился, увидев, как постарел за эти дни дядя.

— Как же невыносимо знать, что ее больше нет, — вздохнул Йосси. — Я знаю, что последние несколько лет она была скорее мертва, чем жива, но, по крайней мере, была рядом.

Ясмин не на шутку беспокоилась за отца и, видимо, тоже почти не спала в последние ночи.

— Он просиживает в своем старом кресле ночи напролет, — сетовала она. — Если так и дальше пойдет, он просто заболеет.

А тем временем жизнь, равнодушная к человеческим страданиям, текла своим чередом. В феврале 1939 года в Лондоне прошла конференция с участием арабов и евреев. Правительство его величества отказалось посылать войска в Палестину, видя замаячившую на горизонте куда более серьезную и страшную опасность: агрессивную экспансионистскую политику Гитлера и нацизма.

В душах палестинских евреев поселилась тревога, во что выльются для них решения, принятые на этой конференции. Ясно было только одно: как объяснил нам Луи, мы не отступим, не сделаем даже шагу назад.

Арабские делегации прибыли на лондонскую конференцию по отдельности: с одной стороны — Джамаль аль-Хусейни, кузен муфтия; с другой стороны — один из самых видных членов семьи Нашашиби, возглавлявший наиболее умеренную фракцию палестинских арабов.

Хусейни разместили в роскошном отеле «Дорчестер», Нашашиби — в столь же роскошном «Карлтоне». Доктор Вейцман и Бен Гурион взяли на себя все расходы.

Михаил был скептически настроен по поводу Вейцмана.

— Слишком уж он англичанин, — говорил он.

Луи тут же напомнил, что именно благодаря Вейцману они получили нечто ценное: декларацию лорда Бальфура, позволившую евреям обрести дом на земле предков, в Палестине.

Новости из Лондона не внушали оптимизма. Самуэль прислал длинное письмо, в котором сообщил, что конференцию проводили два раза: первый раз — для арабов, второй — для евреев-сионистов, поскольку и те, и другие отказались вместе присутствовать на заседании, что, по словам Самуэля, «вызвало раздражение у британского премьера Невилла Чемберлена».

Самуэль также разъяснил, что британцы «скорее склонны искать компромиссы с палестинскими арабами, чем с нами. Несколько дней назад, во время званого обеда в доме банкира, Константин слышал из уст самого Чемберлена, что в случае конфронтации с Германией, евреи поддержат англичан. А разве есть у нас другой выход? Так что боюсь, они начнут делать уступки палестинским арабам в ущерб нам.

В британском правительстве у нас не так много друзей; например, новый министр по делам колоний, Малкольм Макдональд, всячески уклоняется от обсуждения наших проблем. Отсутствие взаимопонимания между Вейцманом и вашим лидером Беном Гурионом тоже не идет нам на пользу. Прибывший в Лондон Бен Гурион не желает идти ни на какие уступки. Боюсь, при всех своих достоинствах, он не слишком гибкий человек. Насколько мы можем судить, Вейцман готов был пойти на снижение количества еврейских иммигрантов, но Бен Гурион упрямо стоит на своем.

Один из участвовавших в переговорах британских дипломатов — кстати, хороший друг Константина — рассказал, что Бен Гурион предложил создать еврейское государство в составе Арабской конфедерации. Как вы можете догадаться, это совсем не понравилось делегации палестинских арабов. Так что боюсь, мы зашли в тупик».

Спустя много лет я прочел в книгах по истории, что Бен Гурион тогда не согласился ограничить приток еврейских иммигрантов в Палестину, ссылаясь на преследования, которым подвергались евреи в Германии. Джамаль аль-Хусейни, со своей стороны, с самого начала расставил все точки над «i», заявив, что британцам следует положить конец еврейской иммиграции в Палестину, а также запретить евреям скупать палестинские земли, но прежде всего, британцы должны провозгласить создание Палестинского государства. Сторонники Нашашиби заявили, что евреи, уже живущие в Палестине, вполне могут стать гражданами арабского государства, но Хусейни согласились на это лишь при том условии, чтобы евреи не пытались заводить в стране свои порядки.