Увидев перед носом вертолета ограду, он, закусив губу, потянул ручку на себя, вынырнув из пылевой тучи. Он не услышал стрельбы, но приборная панель справа от него брызнула искрами. Анмай заложил резкий вираж, пригнулся, всем телом чувствуя, как пули молотят о броню. Осколки стекла врезались в его обнаженную кожу, но турбина не заглохла и почти сразу обстрел прекратился.

Анмай вел вертолет на самоубийственной — метров в десять — высоте. Прямо под ним мелькали плоские крыши и улицы, кишащие, наверное, десятками тысяч ару. Но, проносясь так низко, он исчезал из поля зрения их солдат раньше, чем те успевали прицелиться. К тому же, истошный вой турбины вовсе не внушал ему доверия — маслосистема оказалась пробита и он мог пролететь не более нескольких десятков миль. Турбина могла заглохнуть в любой миг и он не хотел падать слишком долго.

Городок скоро остался позади. Анмай узнал эту зеленую долину — именно в ней столь неосмотрительно приземлился их корабль. Развернувшись, он повел машину на юг — туда, где перед мучительно сощуренными глазами горело солнце. Шоссе, вдоль которого он летел, несомненно, вело прямо в столицу. Но Анмай отвернул влево, оставив его светлую ленту в стороне. Ему вовсе не хотелось, чтобы этот вертолет сбили вторично.

Проносясь чуть выше верхушек деревьев, уклоняясь от них уже в самые последние мгновения и прижимаясь почти вплотную к земле он чувствовал только дикий, сумасшедший восторг. Ее мчавшаяся пелена гипнотизировала и Анмай вообще мало что сейчас сознавал. Переход от безнадежного отчаяния к полету казался настоящим чудом — но он сам совершил его и это превращало его радость в нечто неописуемое.

Конец наступил быстро, но Анмай не был в этом виноват. Рев турбины перешел вдруг в пронзительный визг и оборвался с отчетливым металлическим треском. Потом стало очень тихо и легко.

Анмай потянул рукоятку на себя. Вертолет встал на дыбы, ощутимо упершись в упругую стену воздуха. Этот нехитрый маневр позволил ему погасить немалую часть скорости. К тому же, первым о землю ударился хвост, разлетаясь на части с пронзительным скрежетом. Потом кабину швырнуло вперед и страшный тупой удар выкинул Вэру из машины — он обнаружил, что нет ничего хуже трехслойного авиационного стекла, если приходится в чем мать родила пролететь сквозь него. Он летел… летел… летел… потом сзади вспыхул яркий, жгучий, как лава, свет. Горячая волна ударила его, завертела в воздухе. Он едва успел заметить впереди какие-то кусты, врезался в них, чувствуя, как ветки, ломаясь, обдирают его кожу. Потом все прекратилось, осталась только невыносимая боль.

Через полминуты, немного опомнившись, Анмай судорожно вдохнул, стерев рукой кровь с глаз. Осколки лобового стекла исполосовали его руки и плечи, он весь был покрыт кровью, лившейся из множества неглубоких ран, но его кости, вроде бы, уцелели. Он огляделся.

Вертолет упал на краю обширного поля, пустого, насколько хватал глаз. Сейчас от машины уже почти ничего не осталось — плавящиеся в огне лохмотья корпуса, сплющенные баки и бессмысленно-целый двигатель. Никто в здравом уме не сказал бы, что пилоту удалось уцелеть. Анмай тоже сомневался в этом — он был весь исцарапан, кровь из его тела сочилась местах в двадцати, а кожа свисала клочьями, содранная и изрезанная. Она нестерпимо саднила. Он почти ничего не видел, свет резал глаза, но оставаться здесь было бы уже чистым безумием.

Он попробовал встать. Все вокруг ускользало, плыло куда-то. Он упал на четвереньки, помотал головой. Она вроде бы совсем не болела, просто казалась ему очень легкой, но его тут же вырвало. Накатилась мучительная слабость. Анмай скорчился на земле, судорожно подтянув ноги, чувствуя, как его неотвратимо затягивает дурнотная, беспросветная тьма…

Он очнулся от бьющего в глаза резкого, бело-желтого света и какое-то время ошалело крутил головой, не в силах разглядеть ничего, кроме этой единственной лампы — стены и потолок просторной, лишенной окон комнаты состояли из сплошного зеркально-гладкого черного стекла. Сам он лежал на чем-то мягком, заботливо укрытый одеялом. Здесь оказалось тепло и непонятно откуда — из-за двери или сквозь стены, — проникал ровный гул.

Сначала полусонный Анмай решил, что находится на «Астрофайре», потом разглядел эту грубую стальную дверь и испугался — его нашли и перенесли сюда жители Линзы, но вот кто?

Он отбросил одеяло и сел, удивленно осматривая себя. Он стал на удивление, до скрипа чистым — даже ногти на руках и ногах оказались коротко подрезаны. Все его тело густо покрывали пластыри всевозможных размеров. Под ними его кожу стянули тугие швы, но боль в ранах стихла, как бы отдалилась, и он удивленно отдернул ладонь, коснувшись таинственно замолчавшего бока. Все ссадины и порезы поменьше были тщательно замазаны чем-то зеленым — вряд ли палачи стали бы заниматься этим. И тюремщики не оставили бы здесь штабеля массивных деревянных ящиков, на одном из которых лежала его постель. Голода или жажды Анмай также не чувствовал — когда он лежал без сознания, его как-то накормили. Он притронулся к большой красной точке — следу капельницы — на локтевом сгибе. А может, и не только накормили…

Его привлекло содержимое ящиков — нанесенные на них надписи были совершенно непонятны. Ящики оказались забиты наглухо, а когда он попробовал поднять один, тот вырвался из его рук и с грохотом упал на пол — он оказался гораздо тяжелее, чем ожидал еще не восстановивший силы Анмай.

Через несколько секунд дверь распахнулась — она даже не была заперта — и в нее заглянула девушка. Увидев его, она взвизгнула и захлопнула дверь. Анмай, успев разглядеть массу черных волос и красивое смуглое лицо, ничуть не сомневался, что видел соплеменницу. Он застыл, не понимая, что могло ее так напугать, а догадавшись, смутился — на нем по-прежнему ничего не было.

Поняв, что сейчас сюда придут другие файа, он взобрался на постель, завернувшись в одеяло. Его лицо горело от стыда — почему его первая встреча с затерянными соплеменниками оказалась столь глупой?

Через минуту в комнату вошло несколько людей и двое файа — рослый юноша в синей рубашке и та самая девушка. Едва взглянув на него, она тут же опустила глаза. Люди в серебристо-белых халатах были, несомненно, врачами. Один из них обратился к нему, но Анмай его не понял. Тогда заговорил юноша-файа — медленно, явно волнуясь, на том же языке, что и ару, только легко, естественно и чисто.

— Они хотят знать, как ты себя чувствуешь.

Анмай на секунду закрыл глаза.

— Нормально. Мне немного больно ступать и я чувствую слабость, но так — нормально.

Юноша перевел.

— Как тебя зовут?

— Анмай Вэру.

— Красивое имя. А я — Айэт Тайан, — юноша улыбнулся. — Сколько тебе лет?

Анмай задумался. Ему не хотелось врать, — но, если он скажет, что родился три с половиной тысячи лет назад, ему просто не поверят.

— Тридцать, — наконец сказал он. Именно столько лет он прожил и запомнил.

— Так много? На вид не больше девятнадцати!

— Внешность бывает обманчива. Я чужой здесь.

— Откуда ты?

Анмай помолчал. Он не хотел снова лгать, но и открывать больше, чем они смогут усвоить, было бы глупо.

— Я с другой Плоскости и попал сюда на космическом корабле. Мы приземлились возле какого-то селения, на нас напали ару, меня оглушило взрывом и я попал в плен. Мне удалось угнать вертолет, но он разбился…

— Тебя нашли жители Арары, — подхватил Айэт, — потом, на машине воздушного патруля, тебя привезли сюда, в Тар-Акталу.

— Что это?

Айэт вновь улыбнулся.

— Город, столица Акталы. Ты не знаешь о ней?

— Нет. Где я?

— В больнице.

— А почему меня положили сюда?

Айэт замялся.

— Война, — наконец сказал он. — Много раненых, больница переполнена.

— Война с кем?

— С ару. А где твой корабль?

— Не знаю. Наверное, погиб, вместе с моими товарищами. Вам что-нибудь известно об этом?