Беглецов провели в просторный, ярко освещенный вестибюль. Там праздно подпирали стены несколько крепких парней в синих куртках. Внимательно оглядев, они молча пропустили их в один из лифтов. К удивлению Айэта, тот пошел вниз. Через минуту они вышли в светлую, низкую комнату с множеством проходов, перекрытых белыми, блестящими панелями. Они казались мягкими, хотя Айэт видел, что они из литой стали. Стены здесь покрывал гладкий мрамор. Свет был голубовато-холодным, а лампы скрыты так искусно, что он так и не смог разглядеть их.

Панели напротив лифта раздвинулись с негромким, мягким звуком. За ними, в просторном, прохладном коридоре, никого не было. Здесь оказалось очень тихо. Длинные матово-белые лампы на краях потолка казались двумя сплошными линиями света. В блестящие, искристые, словно покрытые инеем стены углублялись гладкие белые двери. Лишь когда закрылся наружный проем, одна из них распахнулась. Они вошли в ярко освещенное, просторное помещение. В нем стояла какая-то аппаратура, за ней сидели серьезного вида люди, тихо переговариваясь. Тяжелый занавес скрывал внутренний проем. Он тут же сдвинулся и вошел еще один парень.

Сначала Айэт взглянул на его одежду — радужную, ослепительно яркую куртку. Плечи и открытый воротник были огненно-алыми, полы бездонно-фиолетовыми и все цвета радуги между ними переходили друг в друга тысячами оттенков поразительной чистоты. Только потом он взглянул на него самого.

Перед ним был рослый, отлично сложенный молодой файа, его соплеменник, с решительным смуглым лицом и большими серыми глазами. В густой гриве черных волос блестели две тяжелых золотых цепочки. На лбу их соединял золотой многогранник. На нем, словно глаз, ослепительно горел крупный бриллиант. Под взглядом этого файа Айэт невольно отступил. Он растерялся.

— Не бойся, — парень улыбнулся. — Я Нэйс Анкус, руководитель Организации.

— И как тебе в новом облике? — Вэру повернулся к Хьютай.

Ответ раздался из скрытого динамика белого воспринимающего устройства. Оно висело перед ним в воздухе, окруженное трепещущим ореолом силового поля.

— Очень неудобно. Если бы не ты, я бы дождалась восстановления моего тела.

— Но как ты себя чувствуешь там?

— Это трудно объяснить. Физически — как обычно. А психологически — просто невыносимо!

Анмай смутился.

— Прости. Но я так испугался… — он замолк, вспоминая прыжок.

Тогда, вновь очнувшись, он так и не увидел Хьютай. Комцентр сообщил, что она не пережила перехода — когда Анмай в первый раз лежал без сознания, машины вынесли ее тело. Прежде, чем он испугался, «Астрофайра» напомнила ему, что сознание Хьютай живо и желает говорить с ним. Так что теперь Вэру казалось, что его подруга просто уехала куда-то на полгода. Они могли общаться, когда захотят, и даже заниматься любовью — для этого, правда, Вэру надо было войти в виртуальный мир ожидавших воплощения душ. Что ж, ничего не дается даром — они уменьшили разрушительный импульс вовне, но внутри он стал сильнее. В итоге, на борту «Астрофайры» осталось едва половина из полумиллиона файа. Впрочем, через полгода все умершие воскреснут — биоформаторы уже восстанавливали их тела.

Это было не простое эмбрионирование — оно шло слишком медленно. Биоформаторы выращивали отдельные ткани из синтезированных на основе исходной генетической информации культур стволовых клеток, и уже из них собирали тело — конечно, не механически, а искусно сращивая независимо развивавшиеся его части. В это же время в растущий мозг записывалась вся информация из матрицы. Если бы этого количества воскрешенных оказалось вдруг недостаточно, «Астрофайра» могла создать копии тех, кто недавно покинул ее — оригиналы их матриц остались на борту. Если бы не хватило и их, она могла начать производить новые личности — не копии, не слуг, а совершенно полноценных файа.

Вспомнив, что умных, бесстрашных файа, даже более мудрых и благородных, чем обычные, можно производить как гайки, как сталь, в любых количествах, Анмай нахмурился. Но вся история развития науки — история умаления достоинства ее живых создателей. Скоро живых файа не останется нигде и такие казусы станут чисто историческими. Он подумал, что так будет лучше, потом встряхнул волосами. Вокруг него, в ангаре «Астрофайры», царило деловое оживление.

— Не хочешь присоединиться к нам? — спросил он Хьютай.

— Загрузившись в компьютер десантного корабля? Нет уж! Лучше я посплю полгода, а потом узнаю все сразу!

Из динамика донеслось фырканье, затем воспринимающее устройство с быстротой пули взвилось вверх и исчезло. Судя по быстроте и точности его полета, матрица Хьютай уже отключилась.

Анмай перевел взгляд на ожидающий его десантный корабль. Это была первая высадка на поверхность Линзы. Комцентр предложил вести разведку с помощью автоматических устройств, но экипаж воспротивился. Машины согласились — в конечном счете, разница была не столь и велика.

Они находились внутри уже две недели, собрав огромное количество всевозможной информации, — но вот толку от нее оказалось немного. Устройство Линзы преподнесло им целый ряд сюрпризов. Судя по показаниям гравиметров, самый ее центр занимала огромная компактная масса вещества — звезда, красный карлик. Но ни к ней, ни к силовым установкам Линзы нельзя было подобраться — ее центральную часть окружала цилиндрическая нейтридная стена диаметром в три миллиона миль, состоявшая из труб невообразимого размера и совершенно монолитная. Оставалось неясным, как сами Мэйат преодолевали эту преграду.

Периферийная часть Линзы разделялась на четырнадцать сегментов глухими, тоже нейтридными, как и ее основа, стенами, на полмиллиона миль не доходившими до центральной. В верхней части этого пространства, где гравитация центральной массы и основания уравновешивала друг друга, создавая зону невесомости, вращалось двадцать одно небесное тело — четырнадцать похожих на Файау планет, имевших атмосферы, моря и жизнь, и семь солнц — нейтридных восьмиугольников по девяносто тысяч миль диаметром. На их обращенных к поверхности Линзы плоскостях сияли колоссальные плазменные прожектора. Плазма удерживалась и нагревалась могучими магнитными полями солнц, а внутреннее магнитное поле Линзы питало их поступавшей из ее центра энергией. Падая на ее нижней плоскости почти до нуля, здесь оно достигало максимальной величины.

Температура и спектр излучения у всех солнц различались, как различались и цвета. Они соответствовали цветам радуги и в этом был скрыт какой-то смысл. Цветовой код очень легко передавал эмоции: фиолетовые тона обозначали тайну, черные — скорбь и угрозу, синие — спокойствие, желтые тревожны, зеленые — это зелень, растения, то есть буйство жизни, красные — секс и агрессивность, но это все у файа! Что это означало для Мэйат — невозможно было представить.

Солнца чередовались с парами планет. Их свет падал на них через отверстия в боковых гранях нейтридных оснований светил. Все они плыли по одной стационарной орбите, располагаясь как бы в вершинах призрачного многоугольника. Для наблюдателей на поверхности Линзы солнца и луны всегда оставались неподвижны друг относительно друга.

Сразу после не-перехода «Астрофайра» вышла в эту зону невесомости, чтобы пополнить запас массы — для этого отлично подошла одна из планет, жизнь на которой непонятно почему погибла. Звездолет завис над ней и в поверхность планеты ударил поток гамма-излучения его двигателей, испаряя кубические мили камня. Казалось, на месте горного массива зажглась звезда. Чудовищный столб плазмы, рвущийся с поверхности, достал «Астрофайры» и втягивался внутрь корабля. Через несколько минут топливные танки звездолета заполнились, но планете это дорого обошлось — на ее поверхности остался кратер диаметром в сотню миль. Пар из выкипевших океанов скрыл ее ослепительной белизной, большая часть атмосферы разлетелась — она бледной туманностью тянулась между солнц, постепенно рассеиваясь. Если в Линзе и остались автоматические устройства, наблюдающие за ее сохранностью, они никак не отреагировали на это.