Анмай ощутил, что его голова пухнет от множества неразрешимых загадок. Никаких признаков Йалис Линза не проявляла. Если в ней и был Эвергет — то он молчал. Файа могли как угодно фантазировать насчет Линзы и ее неведомых обитателей. Все равно, узнать правду они не могли и только одно не подлежало сомнению.
Мэйат не хотели, чтобы Линзу нашли — они не только отдалили ее от средоточия своей цивилизации, но и спрятали, насколько это было возможно. Твердый объект таких размеров с комнатной температурой инфракрасного излучения даже в межгалактической пустоте бросается в глаза — его искусственная природа просто вопиет. Но в центре гигантской галактики, среди миллиардов звезд, в тучах пыли, он почти неприметен. Они нашли Линзу лишь по чистой случайности. Надо было попасть в ничтожно малую область ядра А-1443, в которой ее можно заметить. Вероятность этого практически равнялась нулю.
Анмай отбросил эти мысли, чувствуя, что кожа на лице горит от жара. Его межреберные мышцы уже начали болеть от непривычной нагрузки — силовое поле держало его в воздухе, но вот помочь дышать оно ему не могло. Он бросил последний взгляд на массу сверкающего металла за окном.
Казалось, перед ним огромное живое существо, а не машина. В некотором смысле, так оно и было. Как и все основные агрегаты корабля, Эвергет обладал собственным интеллектом. Он мог самостоятельно исправлять свои повреждения, регенерировать, а по уровню сложности структур с ним не сравнилось бы никакое живое создание.
Развернувшись, Анмай помчался обратно. За его спиной с мягким стуком закрывались двери. Он понял, как обширен корабль — чтобы вернуться к верхней крышке, ему потребовалось десять минут полета со скоростью шестидесяти миль в час. Миновав туннель, ведущий к его каюте, Вэру продолжал подниматься. Стремительно мчась вверх, он развлекался, представляя, что летит в колоссальной горизонтальной трубе, или даже падает головой вниз в бездонную шахту. Это так его увлекло, что он даже испугался, заметив верхнюю крышку. Не долетая до балкона, он свернул в боковую трубу, а затем вновь полетел вверх.
Теоретически, в первый отсек мог попасть любой член экипажа. Но нейтридные броневые крышки и здесь были закрыты и нужно было обосновать причину визита, чтобы открыть их. Для Вэру причиной стало любопытство. Плиты двери-диафрагмы разошлись и он влетел внутрь.
Большую часть первого отсека занимали различные энергетические установки. Вкруговую вдоль его наружных стен шли камеры маневровых двигателей. Выше располагалась прямоугольная сеть отсеков с наблюдательной аппаратурой, телескопами и радарами, — а также восемью сверхточными лазерными орудиями по триста тераватт каждое. Мощность радаров была немногим меньше, а их излучающие решетки были не из металла, а из жгутов плазмы, сжатых в магнитном поле. У днища отсека располагалась миниатюрная копия главного Эвергета — она выравнивала поля основного. А посреди всех бронированных отсеков с машинами, между гигантскими охладителями находился главный компьютерный центр — мозг корабля.
Анмай, уже неплохо знавший устройство «Астрофайры», понимал, что и это скорее символ, видимая часть мыслящей сети, пронизывающей весь звездолет. Его размеры были столь огромны, что даже свет шел от носа до кормы десятитысячную долю секунды — для управления механизмами, действующими с быстротой ядерных превращений, это было недопустимо много. Поэтому каждая машина имела свой мозг и лишь вместе они составляли то, что называлось «Астрофайрой». Здесь же размещались записывающие устройства и главное хранилище матриц.
Вэру подумал, что коллективный интеллект, под руководством которого проектировалась и строилась «Астрофайра» и который позднее стал ее мозгом, не был лишен известной доли тщеславия. Во всяком случае, путь к главному командному центру впечатлял. Сначала файа пришлось, минуя огромные квадратные люки, ведущие к маневровым двигателям, подниматься по гигантской прямоугольной шахте, похожей на канал, прорезанный в стальном монолите — здесь, как и внизу, преобладал холодный серебристый блеск. Затем, под гигантской звездообразной крышкой, ведущей в наблюдательные отсеки, он свернул в горизонтальный туннель. Среди колоссальных охладительных труб, под их арочными креплениями и высокими сводами Анмай казался себе крошкой среди сверкающей белизны стали. Ему это очень не нравилось: отдавало дурным вкусом и чванством, не служащим ничему и потому особенно унизительным.
Даже входные ворота комцентра между уходивших вниз труб казались небольшими. Когда их массивная, вдвое выше его роста, плита поднялась, Анмай увидел окаймлявший внутренние помещения широкий кольцевой коридор, сиявший идеальной белизной. От него внутрь отходили радиальные туннели. Их высокие стены, состоящие из аппаратных блоков, уходили в текучие тучи пепельного дыма. Потолок клубился мчащейся серой мглой.
Под сонное мигание разноцветных огней Анмай подошел к внутренней двери. Она мягко ушла вверх, словно была из пустой пластмассы, а не из двадцатидюймовой брони. Сам зал комцентра был не очень велик — метров двадцать в диаметре и пять в высоту. Его стены состояли из гладких белых панелей, усыпанных, словно драгоцнностями, множеством индикаторов, экранов, контрольных окон — в них, казалось в бездонной глубине, светились живые объемные схемы различных агрегатов и систем. На других экранах плавали изображения многих внутренних помещений корабля. Никаких ламп здесь не было и Анмай не сразу понял, что холодное сияние источают сами панели стен. Даже пол тлел тускло-серым, мерцающим свечением — казалось, под ним непрерывно мчатся тучи.
Потолка не было. На заменявшем его огромном экране сияло удивительное небо ядра галактики А-1443 — миллионы ярких звезд, рассыпанных на пятнистом алом, бежевом, нежно-синем и угольно-черном фоне. Объемное изображение было удивительно четким и чистым — казалось, Анмай смотрит прямо во Вселенную. Оно дышало холодом. Мглистый пол прогибался под ногами и тоже был неожиданно холодным — он казался зыбким и от всего увиденного у Вэру просто захватило дух. Лишь через минуту он пришел в себя.
Именно здесь был настоящий командный центр. Отсюда можно было вручную управлять кораблем — если почему-либо выйдут из строя высшие контуры его коллективного интеллекта. Теоретически это было возможно, но Анмай не сомневался, что живой экипаж «Астрофайры» погибнет гораздо раньше.
Внимание Вэру привлекло изображение матричного центра. Тот находился прямо под его ногами, занимая семьдесят этажей. Вдоль его пустынных коридоров с серыми полами и тускло-белыми светящимися потолками шли бесконечные ряды прямоугольных фацет, скрывающих кристаллические матрицы. На них непрерывно записывалось сознание полумиллиона файа. На каждой фацете было имя и код, а сверху горел экранчик-индикатор, показывая состояние ячейки и ее хозяина. Сейчас светились лишь немногие. Большинство обитателей корабля предпочли покинуть его.
После того как они, не узнав практически ничего, облетели Линзу, среди экипажа воцарилось уныние. Но оно быстро рассеялось, едва было решено приступить к резервной задаче экспедиции — заселению нового мира. Звезд здесь было много и найти подходящую, с кислородной планетой, не составило труда. До нее было всего двенадцать световых дней — четыре месяца полета. Планета не имела разумных хозяев и внешне очень походила на Файау. Может быть поэтому Анмай не захотел побывать на ней.
Сама высадка была произведена за рекордно короткий срок — четверо суток. За это время было высажено почти восемьдесят миллионов файа — а ведь на каждого приходилось тридцать тонн груза: самосборных домов, пищи и всевозможных машин, которые должны были на месте построить все, что составляет цивилизацию. У колонистов было также четыре малых установки Эвергет, аналогичных размещавшейся в «Товии». Они предназначались скорее для связи, — их мощность была слишком мала для эффективной защиты. Теперь в Файау стало на один мир больше. А «Астрофайра» выполнила свой долг и может возвращаться — так и не узнав главного.