Олта погасила свет. На экране поплыли карты и схемы обезоруживающих и ответно-встречных ударов. Каждому стало ясно, что если их атакуют внезапно, нельзя будет разбить ССГ без опасных потерь. Но жизненно важные центры Фамайа будут сохранены в любом случае.

Начались прения. Оглядывая зал, Вэру заметил на всех лицах неприкрытый страх перед тем, что они обсуждали. Они боялись. О немедленном нанесении упреждающего удара никто не желал и слушать. Не было никакой уверенности в том, что он сможет предотвратить встречный удар ССГ — за которым неизбежно следовал сокрушительный ответ Фамайа. После него она оказывалась в несомненно выигрышном положении — но никто не мог поручиться, что при одновременном взрыве тысяч ядерных зарядов не возникнет дальних, неизученных последствий, которые погубят и их. Залп всех стратегических ракет Фамайа «весил» три тысячи мегатонн; ядерный потенциал ССГ был на порядок больше. Использованный всего на треть, он вызвал бы убийственное повышение радиационного фона. Дым зажженых ядерными взрывами пожаров вызвал бы понижение температуры и гибель растительности, а электромагнитный импульс мог разрушить и их сети, несмотря на защиту.

Мнения колебались. Одни предлагали предъявить ССГ ультиматум со сроком достаточным, чтобы закончить про-Эвергет, другие вообще предлагали вновь начать переговоры — уже с открытыми картами. Первое решение получило 230 голосов, второе — 270. Воздержавшихся не было. Анмай устало откинулся назад.

Он понимал, что принятое решение практически ни к чему не приведет — они будут топтаться на месте год, два или больше — а время работало вовсе не на них. Тем не менее, он ощутил облегчение. Разве не об этом он мечтал? Сейчас ему хотелось только одного — вернуться домой, лечь и ни о чем не думать. Только…

Единый Правитель мог поддержать решение, которое не прошло в Совете. Правда, потом голосование повторялось, и, если решение не принималось вновь, то предметом следующего становилось соответствие Правителя его месту. И, если он решит, то должен объяснить причины — таков закон.

Олта нетерпеливо смотрела на него. Вэру показалось, что он падает вниз. Он испугался, зная, что все ждут от него решения об ультиматуме — из-за его неосмотрительных слов, сказанных здесь же, в этом зале.

Вдруг ему стало смешно, но это был невеселый смех, почти истерика. Что он мог выбрать — в такой ситуации? С одной стороны Проект и судьба цивилизации, с другой — возможность гибели его страны. А если Фамайа не победит ССГ — она тоже погибнет. Сгниет. Короче, выбора у него просто нет — он должен сделать все для объединения мира — любой ценой — или о будущем можно просто забыть. Он должен играть со смертью — чтобы не погибло все!

Вэру встряхнул головой, вспомнив, как стоял у жерла шахты. Что ж, он предвидел, что такой день настанет. И еще он знал, что выбора, на самом деле, не бывает — разве что между долгом и изменой.

Больше всего ему хотелось убежать. Он боялся принять такое решение, но еще больше он боялся предать будущее своей страны. Если он откажется, это не будет иметь последствий — никаких. Но все же… Ладно, чего он боится? Войны? Ну не самоубийцы же они! Да и его шкуре она ничем особым не грозит. Расправы ЧК, неизбежной, если Фамайа проиграет? Они попробуют, но вовсе не обязательно достигнут цели — у него ведь тоже есть сторонники. Остановки работ Проекта из-за военной разрухи? Это лишь риск, не неизбежность, и плато Хаос теперь почти полностью автономно.

Но над всеми этими аргументами господствовал один: он должен был сделать все, чтобы спасти свой народ — ту его часть, что еще не стала чудовищной. Остальное неважно. Если он умрет — то с сознанием, что не мог сделать больше. А ССГ… впрочем, все в их власти.

Он поднялся, вглядываясь в затихший зал. Среди смуглых лиц терялись немногочисленные светлокожие. Но все были величественными и мудрыми — воистину лучшие умы всех ста народов Фамайа. «И их должен переубедить растерянный мальчишка! — подумал он. — И злой. Ведь на самом деле ты хочешь разрушить страну, замучившую мою мать, правда? Интересно, что бы они сказали, если бы узнали об этом?» Он усмехнулся своим мыслям и заговорил:

— Великий Совет! Нам предстоит принять решение, важнее которого мы не принимали — и не примем. Я решаю поддержать предъявление ультиматума, — он заметил, что по залу пронесся вздох облегчения, причем, не только среди его сторонников. Взять чужой груз легко, а нести…

— Я попытаюсь объяснить мотивы, а затем вы все решите окончательно. Прежде всего, сохранение равновесия сил больше невозможно. ССГ, зная о про-Эвергете, несомненно, попытается упредить нас, но они должны понимать, что нападение на Фамайа станет для них самоубийством. Выберут ли они гибель в попытке уничтожить нас или сдачу? Перед ними стоит дилемма, предсказать решение которой мы не можем. Наиболее разумным для нас представляется сделать вид, что ничего не изменилось, тем более, что свой про-Эвергет они смогут построить только лет через десять. Но, когда это случится, мы умрем. Это проклятое оружие слишком эффективно — тот, кто опережает противника хотя бы на секунду, уничтожает его мгновенно и полностью, не рискуя ничем. Не подлежит сомнению, что они пойдут на это, чтобы избавиться от смертельной угрозы. Поэтому, про-Эвергет в ССГ не должен быть построен — а этому мы никоим образом не можем помешать без войны, об опасностях которой вы уже знаете. Вы спросите — не проще ли, не дожидаясь неизбежного, ликвидировать наше государство и передать работы Проекта ССГ? — в зале раздались возмущенные крики.

— Я вижу, что нет! Но дело не в вашем тщеславии. Они просто не смогут их продолжить. Это требует огромной концентрации усилий и ресурсов, достижимой, увы, лишь в условиях тоталитарного государства. При той системе, что существует в ССГ, им просто не удастся добиться выделения нужных средств — пока не появятся непосредственные признаки опасности. Но тогда будет уже поздно, и все, чего мы достигли за двадцать веков нашей истории, — все погибнет, не оставив вообще никакого следа! Поэтому мы обязаны принять решение, как бы тяжело оно ни было. Сейчас решается — жить ли Фамайа, или бесславно погибнуть. Да, война ужасна, но наши враги тоже хотят жить и вероятность победы — бескровной — весьма велика. При существующем соотношении сил мы можем понести серьезные потери, но потерпеть поражение мы уже не можем! Даже при самом худшем исходе плато Хаос сохранится и мы сможем продолжить работы — даже в одиночестве, хотя это и будет очень трудно! И я не стал бы дожидаться пуска про-Эвергета — он еще слишком ненадежен и вероятность непредвиденной ошибки, которая может стать роковой, слишком велика!

Вэру вдруг охватил подъем, его глаза блестели.

— Пусть и ценой возможных жертв, но мы не только спасем нашу цивилизацию, но и подарим ей всю Вселенную! И не бойтесь войны! Если ССГ примет ультиматум, — мы объединим силы для работы над общим спасением. Если нет — мы сделали все, что могли.

Его прервал командующий Внешней Армией.

— Вы понимаете, что они могут ответить на ультиматум, — но только не словами? Что, если мы подвергнемся внезапному нападению?

— Мы на него ответим, только и всего. Если на нас нападут, если на призыв к объединению мы получим удар, мы будем защищаться, зная, что мы были правы! Мы защищаем не свои жизни. Мы защищаем возможность разорвать цепь судьбы. Если Эвергет будет построен, наши потомки смогут переделывать мир по своей воле — сами стоить его, а не страдать в нем. Мы уничтожим страдания навсегда.

Эти слова удивили самого Вэру, но он был им рад.

— И последнее. Всем известно, что наши нейрокибернетики нашли способ перемещать сознание и память из тела в тело. Поскольку тела возможно выращивать искусственно, по желанию, любые — это практически бессмертие! Если это будет осуществлено, то мы — мы сами, увидим плоды наших трудов. Увидим солнце, звезды — все, чего мы ныне лишены, увидим весь мир, как бы велик он ни был! Я сказал. Решайте!

К удивлению Вэру, никто после его речи не отрицал, что предъявить ультиматум необходимо. Но вот что делать, если его не примут? О том, чтобы нанести ядерный удар первыми, не могло быть и речи — были вещи, на которые они просто не смели идти.