Александра Плен

Эксперимент

Я очнулась в кромешной тьме. Тело дрожало от холода, сердце стучало медленно и слабо. Головокружение, мерзкая слабость и тошнота не давали сосредоточиться. Несколько минут я лежала в полной прострации, без единой мысли в голове. Потом сообразила: «Артериальная гипотензия, возможно, гипогликемия».

— Сейчас все пройдет, — решительным движением головы сдвинула в сторону дыхательную маску, — пройдет…

Чуть слышно попискивали приборы, их привычный ритмичный звук немного успокоил. Значит, все в порядке. Эксперимент удался. Только почему я лежу одна в палате в темноте? Почему вокруг меня не стоят друзья и коллеги? Почему не поздравляют? Не приветствуют?

Я просканировала собственное тело. Медленно наполнила воздухом легкие, глубоко вдохнула, выдохнула, еще раз, и еще… Похлопала глазами, пошевелила пальцами рук, ног. Напрягла пресс, бедра, ягодицы. Вены тут же заныли в местах крепления катетеров. Ничего страшного. Две недели мое тело кормили и поили через трубки, не мудрено венам устать. Я опять огляделась. Слабые мигающие огоньки приборов едва освещали небольшое пространство вокруг купола кровати. Дальше, увы, я ничего не смогла разглядеть — чернильный мрак и пугающее безмолвие.

Где же все?

Я прокашлялась и сиплым голосом позвала на помощь.

— Есть кто‑нибудь? — Из отвыкшего разговаривать горла вырвался едва слышный хрип, — помогите…

Тишина. Я нащупала экстренную кнопку на койке под правой рукой и нажала. Опять ничего…

Где персонал больницы? Коллеги? Друзья? Что случилось? Мы все так ждали окончания исследования. Этот день должен был стать нашим триумфом, к которому мы шли так долго.

Для эксперимента нужен был доброволец, и я вызвалась сама. Кто лучше опробует оборудование и технологию, чем специалист, который его и разработал?

Три года назад я защитила докторскую диссертацию. Тема была «Искусственное погружение тела в стазис с минимальной выживаемостью раковых клеток. Автономное жизнеобеспечение на пределе выносливости». Суть была в том, что больного помещали в полностью автономную камеру. Температура тела поддерживалась на минимуме, редкое кормление так же осуществлялось автоматически, через катетер. Все функции организма приостанавливались. Голод, холод, полный покой (точнее его можно назвать искусственной комой), мембранный плазмаферез с постоянным поступлением в кровь химических препаратов экспериментальных разработок должны были замедлить и даже полностью остановить распространение в организме раковых клеток. Диагностика состава эритроцитов, лейкоцитов, тромбоцитов, показателей глюкозы, белков и прочего осуществлялась автоматически, сразу подстраиваясь под заложенные программой минимальные показатели. При отклонении от нормы по многочисленным капельницам поступало в тело необходимое количество лекарств. Так как обмен веществ в организме приостанавливался, очисткой служил только аппаратный гемодиализ. Чтобы кишечник был пуст, перед экспериментом я голодала несколько дней. Были еще несколько эксклюзивных изобретений, которые держались в строгом секрете, так как они еще не были протестированы даже на животных.

В теории развитие болезни приостанавливалось в среднем на 1–2 года при пребывании в камере минимум 2 недели каждые 3–4 месяца. Пока не много, но я работала над более длительной ремиссией. Противники моей теории твердили, что мое изобретение — это не лечение от рака, а просто продление агонии. Но я парировала следующим. Да, это не лечение. Но дать человеку еще год, два или пять лет — это подарить надежду на то, что за это время изобретут лекарство. Дать талантливому инженеру или музыканту возможность творить еще несколько лет. На животных было стопроцентно доказано, что нахождение в камере полностью прекращает деление раковых клеток на несколько месяцев.

Я просто опробовала новую аппаратуру. Системы были наполнены глюкозой и витаминами. Следующими добровольцами должны были стать настоящие больные, у которых диагностировали рак второй или третьей стадии. На очереди были несколько кандидатов, давших свое согласие. Через несколько недель мы собирались запустить первую партию больных.

Три года я боролась за свое детище. Искала спонсоров, обращалась в благотворительные организации, читала лекции. Обошла все больницы, госпитали и научно — исследовательские институты. За это время появились единомышленники, последователи, друзья, а затем и спонсоры.

Я со школы знала, что стану врачом. И не просто врачом, а исследователем, экспериментатором. Когда мне было пятнадцать, моя мама умерла от рака груди. Трагедия перевернула мироздание с ног на голову. Мама вела борьбу с болезнью долго и упорно. На десять лет наш дом превратился в поле битвы, на котором с попеременным успехом велись сражения. От меня она скрывала отчаяние и боль, периодическое лечение в хосписах, химию (в это время я гостила у бабушки или меня отправляли на море), но что‑то я понимала даже в таком юном возрасте.

Отца я не знала, он ушел из семьи еще до моего рождения. После смерти мамы я мыкалась по родственникам до восемнадцати лет, потом поступила в медицинский, и дальше двигалась только вперед. За двенадцать лет я успела закончить институт, защитить диссертацию, найти спонсоров и построить три экспериментальных образца камер. Сейчас мне тридцать и я совершенно серьезно считаю, что достигла поставленной цели. И пусть вся жизнь проходит на работе, пусть у меня не нет ни семьи, ни детей, я не жалею. Еще успеется.

****

Слабость по — прежнему накатывала волнами. Мысли разбегались.

Руки и ноги были не плотно зафиксированы мягкими тканевыми ремнями. Только для того, чтобы я во сне не перевернулась на бок и не выдернула случайно иглу. Матрац был оснащен крошечными подушечками, наполненными гелем. Программа автоматически меняла местоположение шариков, создавался эффект массажа. Разработка противопролежневого матраса была детищем Кирилла, с которым мы познакомились год назад на конференции по проблемам реабилитации восстановления жизненных функций организма больного. Плазмаферез с автоматической диагностикой разработал Джон. Я собрала прекрасную сильную команду и гордилась тем, что мы вместе.

— Только где — же вы, дорогие друзья? — Пробормотала я себе под нос.

Сначала нужно было вытащить хоть одну руку, потом развязать ноги, снять ремни, выдернуть иглы, отключить приборы. Никто не идет мне помогать, нужно собраться с силами и решиться.

Едва двигаясь от слабости, мне удалось освободиться от опутавших мое тело трубок и ремней. Казалось, на это ушло несколько часов. Холод пронизывал до костей, пальцы соскальзывали, тряслись крупной дрожью, не давая ухватиться за катетер. Состояние на грани истощения плюс низкая температура тела делали движения медленными и неуверенными.

— Перво — наперво нужно выбраться отсюда и согреться, — решила я, — потом еда.

Тело должно было вскоре восстановиться, меня же не лечили в полном понимании этого слова. Просто от двухнедельной неподвижности затекли мышцы. Я с трудом встала на ноги, сделала несколько шагов, разминая руки, ладонями обхватывая плечи, растирая шею, бедра, живот. Тонкое больничное белье не защищало от холода.

Я не боялась темноты. Темнота — это просто отсутствие света. Когда глаза привыкли, я уже различала в комнате все предметы. Содрала с матраца текстильное покрытие, завернулась. Стало чуть теплее.

Дошла до включателя — тот не работал. Или отключили электричество или сломался. Дернула дверь, она оказалась заперта. Я села на кушетку и задумалась. Экспериментальная комната находилась в подвале городского госпиталя. Была хорошо экранирована и защищена от излучений. Аппаратура работала на аккумуляторах, те могли поддерживать жизнеобеспечение до года. «А если я не смогу выбраться?» — Пришла в голову паническая мысль. Я сразу же отбросила ее прочь.

Подкатила к двери аппарат искусственного дыхания (он давал больше всего света). Мне повезло — замок был кодовый. Я не знала комбинацию, но зато знала всех людей, которые могли бы его закрыть. Вначале я перебрала дни рождения. Свой, близких друзей, коллег. Сначала правильно, потом наоборот. Ничего. Ввела дату начала эксперимента. Опять мимо. Адрес госпиталя, количество участников проекта, телефон главного спонсора, миллионера Уильяма Вандера, еще сотню разнообразных дат и цифр, которые только приходили на ум. Дверь не открывалась. Я побегала по комнате, поприседала, попрыгала.