— Я положительно сбит с толку, — в отчаянии проговорил премьер-министр. — Негритянский певец, оскорбление полиции… Невероятно! Вы говорите, что были в полицейском участке, когда его привели, узнали вы его?

— Нет, сэр, — откровенно сказал Джим, — мне показалось, что это обыкновенный пьяница. Инспектор говорит, что от него пахло водкой, и, конечно, он не стеснялся в выражениях.

Премьер развел руками.

— Не могу ничего понять, точно страшный сон!

Когда премьер-министр уехал, Джим поспешил в лечебницу. Инспектор с Ивори-стрит уже был там, он приехал в той же карете скорой помощи.

— Как вы думаете, что мы нашли в его кармане? — спросил он.

— Вы меня ничем не удивите, — сказал Джим. — Что же там было? Версальский договор?

Инспектор открыл свой бумажник и вынул маленькую чистую визитную карточку, с видимыми царапинами на ней, сделанными, вероятно, тупым инструментом. Рассматривая ее, Джим убедился, что на ней что-то написано. Два слова можно было разобрать: «Марлинг» и «Гарло». Он наскоблил на карточку пыли от карандаша и посыпал ею царапины, так что они стали виднее. Но и при этом полностью разобрать написанное не удалось.

— Первые слова «кто бы то ни был», — вдруг прочел Джим, — дальше слово «пожалуйста», и оно, как будто, подчеркнуто… «Гарло» и «Марлинг» совершенно ясно видно. Что вы скажете, инспектор?

— Ничего не разбираю и не понимаю, — ответил тот. — Я занят мыслью о том, как эта карточка попала ему в карман; ее не было, когда сержант его обыскивал, он готов присягнуть.

Глава 18

Краткое сообщение появилось в утренних газетах:

Это сообщение, конечно, не могло тотчас же восстановить прежнее положение на мировом рынке. Итогом речи министра иностранных дел была мировая паника, месяц времени потребовалось для того, чтобы большая часть бумаг вернулась к прежнему уровню. Какая-то ничего не подозревающая газета обратилась к мистеру Гарло с интервью.

— Я полагаю, — сказал Гарло, — что последствия этого выступления преувеличены. Во многих отношениях паника дала благоприятный результат. Обнаружились слабые стороны нашей финансовой системы, и наш порядок стал сильнее и здоровее.

— Правда ли, что вся суматоха была устроена группой дельцов?

Мистер Гарло с презрением отнесся к этой идее.

— Как же можно было подстроить такую штуку без согласия или помощи министра иностранных дел? — спросил он. — По-видимому, сэр Джозеф был очень болен, когда произносил свою речь в палате депутатов. Говорят, что он переутомился, но какова бы ни была причина его болезни, он один ответственен за происшедшее. За четверть часа до своей речи он был у меня, в этой самой комнате, и казался совершенно нормальным. Если он и был болен, то скрывал это.

Джим с улыбкой прочел интервью. Гарло наговорил много, но умолчал еще о большем: ни слова о лихорадочной работе в Рата-синдикате или о его чудовищных барышах.

Человек этот был загадкой. Чего он добивался? Он же был одним из трех самых богатых людей в Англии.

У Гарло не было других целей, кроме накопления денег. Он не был одарен чувством общественного долга, радости и страдания других людей не находили отзыва в его душе. Если он давал, то давал холодно, хотя не напоказ.

Правда, он подарил правительству образцовый полицейский дом, предлагал соорудить Парфенон в память великой войны; в его проектах чувствовалось что-то не совсем бескорыстное, человек этот для Джима Карлтона оставался непостижим.

В эту ночь Джим просидел шесть часов у постели министра, находящегося в бессознательном состоянии. Какую странную историю мог бы тот рассказать! Не было ли у него какой-либо тайной слабости, которую Гарло эксплуатировал? Но жизнь сэра Джозефа была открытой книгой; день за днем она писалась его секретарем, согласно сообщениям коллег.

Во время этого бодрствования Джим безуспешно старался разобрать нацарапанное. Вдвоем с инспектором Уилтоном они по очереди дежурили у постели больного. Доктор сказал, что каждую минуту министр может прийти в сознание, и хотя он ожидал очень серьезных последствий отравления, возможность полного выздоровления им не исключалась.

В четверть четвертого утра все время бредивший больной повернулся на спину, открыл глаза и обвел взглядом слабо освещенную комнату.

Джим подошел к его кровати.

Сэр Джозеф с удивлением посмотрел на него.

— Хелло! — слабо сказал он. — Что случилось? Автомобиль опрокинулся?

— Ничего серьезного, сэр Джозеф, — спокойно ответил Джим.

— Это ведь больница?

— Лечебница, — подтвердил Джим.

После долгого молчания больной снова заговорил:

— У меня адски болит голова. Не можете ли вы дать мне чего-нибудь выпить, или это не разрешается?

Джим, поддерживая больного за плечи, поднес к его губам стакан воды. Тот с жадностью выпил содержимое и снова упал на подушки.

— Кажется мне, что голова моя не в порядке, но я могу поклясться, что вы Карлтон, — сказал сэр Джозеф.

— Да, это мое имя.

Министр ненадолго задумался.

— Ничего у меня не сломано? Я говорил этому дураку, шоферу, чтобы он был осторожнее, дорога была как стекло.

— Ничего у вас не сломано, сэр Джозеф, — сказал Джим, — было лишь сильное сотрясение.

Он уже позвонил доктору, спавшему в комнате под ними.

— Сотрясение? Не помню… А Гарло? — Брови больного нахмурились. — Славный малый, только уж очень нарядный. Я ведь был у него вечером… Какие-то македонцы… Да, вспоминаю. Когда это было?

Джиму не хотелось говорить министру, что это было несколько дней тому назад.

Вошел доктор, в халате поверх пижамы. Ум министра был уже настолько ясен, что он догадался о его профессии.

— Я в сознании, доктор. Что это было? Сотрясение?

— Нет, сэр Джозеф, — ответил врач. Он пощупал пульс пациента и, по-видимому, остался доволен.

— Сэр Джозеф думает, что произошла автомобильная катастрофа, — посмотрев значительным взглядом на врача, сказал Джим.

Больной был очень слаб, но ум его не был помрачен.

— Что со мной? — раздраженно спросил министр, когда врач приложил к его сердцу стетоскоп.

— Вы не употребляете никаких наркотиков?

— Я — наркотиков?! — презрительно фыркнул министр. — Что за вопрос! Я даже лекарств никогда не принимал! Когда мне не по себе, я иду к своему остеопату, и он приводит меня в порядок.

— Ну, так и я не дам вам наркотического средства. — Доктор нашелся, как замять свой неловкий вопрос. — Сердце у вас в порядке и пульс нормальный, вам нужен только хороший сон.

— И еда, — проговорил сэр Джозеф, — я страшно голоден.

Ему принесли куриного бульона, и через полчаса он мирно заснул. Доктор кивком вызвал Джима в другую комнату.

— Вы можете теперь спокойно уйти, — сказал он. — Сэр Джозеф поправляется гораздо быстрее, чем я ожидал. Он ничего не рассказывал о своих приключениях?

— Ничего.

Рано утром Джим зашел к премьер-министру.

— Он думает, что после отъезда из дома Гарло с его автомобилем произошла авария. Он ничего не помнит о речи в парламенте, и доктора не разрешают говорить с ним об этом, пока он не окрепнет. Я сильно сомневаюсь в одном пункте, сэр, и хочу его разъяснить. Для этого я, может быть, буду вынужден выйти за пределы закона.

— Мне все равно, куда вы выйдете, — сказал премьер-министр, — но мы должны добиться правды. Я прикажу дать вам карт-бланш и поддержу вас во всех ваших начинаниях.

Джим отправился в Скотленд-Ярд, чтобы доказать правильность версии, которая создавалась в его мозгу в ночные часы; версии настолько фантастичной, что он не мог заставить даже самого себя серьезно относиться к ней.