Изменить стиль страницы

Говоря это, Ингл сжимал руки, переплетал пальцы; каждую свою фразу он сопровождал движениями сжатых рук; затуманенный ум Джима прояснился, он вдруг разгадал тайну страсти Ингла к кинематографу, державшую его под замком целую неделю. А разгадана эта тайна — значит, и все остальные разгаданы, не исключая настоящего местопребывания сэра Джозефа.

Джим молча слушал, пока Ингл излагал ему свою теорию, и когда тот кончил, сказал:

— Я доложу о ваших предположениях моему начальству.

Очевидно, Артур Ингл ожидал другого ответа. На одну минуту он смутился, а потом со смехом продолжал:

— Вероятно, вам кажется странным, что я на стороне закона, порядка и правящих классов. Я чувствовал себя не совсем хорошо, когда вышел из тюрьмы. Наверное, Элк вам рассказывал, как я вел себя в поезде. Но я много думал, Карлтон, и мне пришло в голову, что мой крайний образ мыслей не полезен ни карману, ни духу.

— Вы, кажется, собираетесь исправиться и сделаться членом доброй старой партии тори? — улыбнулся Джим.

— Не думаю, чтобы я зашел так далеко, но я решил остепениться. Я не бедняк, и за свое состояние я заплатил Дартмуром.

Он кивнул головой в сторону Эйлин.

— Убедите эту девицу, мистер Карлтон, дать мне возможность попробовать. Я понимаю ее колебания стать во главе дома такого человека, которого каждую минуту могут притянуть к суду, и боюсь, что она не доверяет моему исправлению.

Ингл весело улыбнулся девушке и посмотрел на Джима.

— Если бы я мог в чем-нибудь убедить ее, — спокойно сказал Джим, — то только не в том, что ваше предложение приемлемо.

— Почему?

— А потому, — ответил Джим, — что никогда вы не были так близки к аресту.

Ингл ничего не ответил. Губы его дрогнули, как будто хотели что-то спросить, но потом он засмеялся и взял сигару из ящика.

— Я не задерживаю вас, — сказал он, — но вы ошибаетесь, Карлтон. Полиции совершенно нечего делать со мной. Конечно, вы можете подстроить что-нибудь, чтобы схватить меня, но и на это вам понадобится много ума.

Когда они выходили из дому, Джим сказал с горечью:

— Кажется, я только для того и существую, чтобы предупреждать тех, кого не следует. Эйлин, не свяжете ли вы мне в свободное время намордник?

Самым значительным в этой фразе, по ее мнению, было то, что он в первый раз назвал ее по имени. Когда они подходили к ее квартире, она спросила:

— Вы думаете, что найдете сэра Джозефа?

Джим покачал головой.

— Очень сомневаюсь, что он еще жив, — серьезно ответил он.

Но сомнения его были рассеяны, и самым неожиданным образом. В эту ночь пьяный комедиант, с вымазанным в черную краску лицом, ударил по голове полицейского своим банджо, и этот вульгарный инцидент привел к поразительным последствиям.

Глава 16

Было одиннадцать часов ночи, падал легкий снег, когда дежурный полисмен в конце Ивори-стрит увидел на середине дороги фигуру, находившуюся в явной опасности попасть под один из экипажей. По-видимому, человек выпил больше, чем ему полагалось, и во все горло орал модную песню, пытаясь аккомпанировать себе на банджо. Лондонские полицейские терпеливый народ, и если бы качающаяся фигура не была так музыкально настроена, то ей беспрепятственно удалось бы достигнуть пункта назначения. Пьянство ведь не преступление

Полисмен перешел на середину улицы, чтобы успокоить его, и увидел, что это чернолицый комедиант, одетый самым странным образом, с висевшим на шее банджо.

— Ну, ну! — кротко сказал городовой. — Не шумите так, молодой человек.

Такое замечание, обыкновенно, вызывало извинение певцов, но этот уличный дебошир предложил полисмену отправиться подальше, схватил свое банджо и с треском стукнул им по его шлему.

— Покорно прошу! — сказал служитель закона и, точно железными клещами, схватил свою добычу.

В это время Джим Карлтон проходил по Ивори-стрит и так был занят разговором с дежурным инспектором, что даже не посмотрел на схваченного человека. Того быстро обыскали, причем он отчаянно сопротивлялся, и когда наконец добились, как его зовут, он был водворен городовым и тюремным сторожем в камеру № 7, выходившую в длинный коридор.

Присутствие Джима объяснялось тем, что он искал помощника для выполнения плана, возникшего в его уме. Но как раз привели чернолицего, и тот служащий, к которому он пришел, был куда-то вызван. Джим подождал немного и пошел к дому сэра Джозефа.

Человек, повидаться с которым он заходил, должен был завтра появиться в суде в роли обвинителя, и Джим на следующее утро пошел в суд, где встретил инспектора с Ивори-стрит. Джим не успел еще объяснить ему, зачем он пришел, как тот спросил его:

— Вы были в полицейском участке, когда туда притащили чернолицего?

— Да, помню этого шумного господина, — сказал Джим. — А что?

Инспектор покачал головой, совершенно сбитый с толку.

— Не понимаю, откуда он достал это. Сержант тщательно обыскал его, но, вероятно, он уже раньше успел спрятать.

— Что у него было? — спросил без особого интереса Джим.

— Шприц, — ответил инспектор. — Сегодня утром тюремщик не мог его добудиться, я уже хотел послать за врачом. Нельзя было от него добиться ни слова. Он только стонал, обхватив голову руками. Мы насилу усадили его на тюремный грузовик.

Первые два дела быстро прошли; полисмен выкрикнул «Джон Смит», и в зал суда вошел чернолицый комедиант, жалкое существо, еле державшееся на ногах. Вчерашняя веселость прошла, и Джиму стало искренне жаль беднягу в жалких лохмотьях, с вымазанным в черную краску лицом.

— Почему не заставили этого человека вымыть физиономию, раньше чем привести его сюда? — спросил судья.

— Ничего не могли с ним поделать, сэр, — ответил тюремщик.

Судья что-то проворчал, и перед ним на свидетельском месте встал потерпевший городовой. Он изложил свое показание, и судья посмотрел на склоненную фигуру на скамье подсудимых.

— Что вы скажете, Смит? — спросил он.

Человек не поднимал головы.

— Известно о нем что-нибудь? Его адреса не было на обвинительном листе.

— Он не говорит своего адреса, ваша честь, — сказал инспектор.

— Отвести для допроса.

Тюремщик коснулся плеча арестованного, тот с недоумением посмотрел на него, огляделся вокруг и сказал сиплым голосом:

— Могу я спросить, зачем я здесь?

Джим чуть не упал в обморок — чернолицый человек был сэр Джозеф Лейтон…

Глава 17

Даже судья вздрогнул, хотя и не узнал голоса. Джим бросился к его столу и прошептал ему на ухо несколько слов.

— Невозможно! — сказал судья.

— Могу я спросить, — снова заговорил арестованный, — что это такое, я, право, не понимаю.

Он покачнулся и чуть не упал, но тюремщик подхватил его.

— Снесите его в мой кабинет, — судья встал, — суд прерывается на десять минут, — и он исчез за занавесом.

Через несколько секунд арестованного внесли и положили на диван.

— Вы уверены? Вы не ошиблись, Карлтон?

— Я совершенно уверен, хотя усы у него сбриты, — сказал Джим, глядя на лицо лежавшего в бессознательном состоянии человека. — Это сэр Джозеф Лейтон, министр иностранных дел. Я его хорошо знаю.

Джим послал в аптеку за кольдкремом, и к приходу участкового врача личность чернолицего была вполне установлена. Его седые волосы были выкрашены, усы сбриты.

Доктор завернул рукав и осмотрел предплечье пострадавшего.

— Ему сделали порядочно уколов, — сказал он, указывая на точки, — я не знаю только, каким ядом.

Оставив сэра Джозефа на попечении врача, Джим поспешил к телефону и сразу же был соединен с премьер-министром.

— Буду через несколько минут, — сказал изумленный министр. — Позаботьтесь, чтобы информация не попала в газеты. Судью попросите от моего имени не заносить ничего в протокол.

Сэр Джозеф был еще в бессознательном состоянии, когда приехал премьер-министр. Карета скорой помощи уже стояла во дворе; после бесплодных попыток добиться ответа от министра иностранных дел его завернули в одеяло и отправили в лечебницу.