— Прошу вас пройти туда, где эти старые вороны не смогут подслушать. — обратился Ренкин к дежурному клерку, умышленно повышая голос.
— Конечно, конечно, лейтенант, — засуетился тот, предлагая для уединения служебное помещение. — Случилось что-нибудь?
— Не с вами, — успокоил его Ренкин. — Для начала хотелось бы знать, как вас зовут?
Этот безобидный вопрос взволновал клерка еще сильнее.
— Эдвин Брайер.
— Когда ваш постоялец по фамилии Шеппи ушел из гостиницы?
— Примерно в половине одиннадцатого.
— Он был с женщиной?
— Да. Она просила меня вызвать его из номера. Пока мы с ней разговаривали, мистер Шеппи спустился на лифте, и они ушли.
— Ваше впечатление об их встрече? Думаете, они были близки?
— Мистер Шеппи вел себя с ней довольно фамильярно.
— А именно?
— Он подошел к ней сзади и воскликнул: «Привет, крошка!» При этом он слегка ущипнул ее за попку.
— А она?
— Она хихикнула, но я заметил, что фамильярность ей не понравилась. Она не из тех женщин, которым нравятся вольности. В ней чувствовалось осознание собственной значительности. Или скорее собственного достоинства. Это трудно передать словами, но мне бы и в голову не пришло ущипнуть ее.
— Это ничего не значит, — вмешался я. — Джек не признавал никаких табуированных правил поведения. Он ущипнул бы и жену Цезаря, случись у него такая возможность. Когда на него находило игривое настроение, он забывал обо всем на свете.
Ренкин нахмурился:
— В то, что он забывал, я вам верю, Брэндон.
Лейтенант повернулся к гостиничному служащему:
— Вы сможете описать эту женщину?
— Она очень привлекательна. — Брайер нервно потер руки. — Брюнетка, хорошая фигура, одета в темно-синие спортивные брюки и белую блузку. На ногах пляжные туфли. Лица я как следует не разглядел: на ней была соломенная шляпа с большими полями и очень большие темные очки.
— Возраст?
— Двадцать с небольшим, вероятнее всего, двадцать четыре, двадцать пять.
— Узнаете вы ее, если встретите снова?
— Безусловно. Такие не забываются.
— Предположим, она окажется без шляпки и темных очков и, скажем, в вечернем туалете. В таком наряде вы ее узнали бы?
Брайер задумался. На его лице появилось растерянное и даже немного глуповатое выражение.
— Может быть, — неуверенно протянул он.
— Значит, вы запомнили не внешность женщины, а скорее ее одежду?
— Гм. Пожалуй, вы правы.
— Итак, в вопросе опознания на вашу помощь рассчитывать не приходится, — констатировал Ренкин. — Ну ладно, бог с этим, что было потом?
— Мистер Шеппи еще сказал, что ему нужно поскорее вернуться. Я видел, как они уехали на его машине.
— Выходит, свою машину она оставила здесь?
— Не заметил я никакой другой машины. Думаю, она пришла пешком.
— Дайте мне ключ от его номера.
— Может, позвать Гривса? Это штатный сыщик нашей гостиницы.
Ренкин отрицательно покачал головой.
— Не надо никакой самодеятельности. Нечего впутывать сюда еще одного человека.
Брайер направился к стеллажу, где хранились ключи. Мы отправились следом, сопровождаемые взглядами все тех же пожилых джентльменов и их жен. Не найдя на полке нужного ключа, Брайер пожал плечами:
— Должно быть, он забрал его с собой. Сейчас я дам вам запасной. Как я понял, с мистером Шеппи случилось что-то нехорошее?
Джентльмены во фланелевых брюках, затаив дыхание, подались вперед: наконец-то будет вознаграждено их терпеливое ожидание.
— Он благополучно разрешился от бремени младенцем, — ответил Ренкин. — Не знаю, случалось ли такое с ним раньше. Впрочем, я не слишком доверяю этой истории, поэтому, когда будете рассказывать знакомым, не ссылайтесь, пожалуйста, на меня.
Мы вошли в лифт, и Ренкин нажал на кнопку третьего этажа.
— Пляжный сторож не упоминал об этой женщине? — спросил я, когда мы поднимались.
— Он говорил то же, что и ваш словоохотливый администратор. В кабинке имеются две комнаты для переодевания, одной пользовалась она, ваш приятель находился в другой. Мы нашли женские брюки, блузку, шляпу и темные очки. Одежда убитого осталась в другой комнате.
— Значит, знакомая Джека оставила одежду в купальной кабине? — быстро переспросил я.
— Меня это тоже удивляет. Она, вероятно, хотела поскорее скрыться и, чтобы не терять времени на переодевание, ушла в купальном костюме. В этом паршивом городе все ходят в трусах и лифчиках. Или же она купалась и убийца прикончил ее после того, как разделался с Шеппи. Мои ребята сейчас обыскивают пляж. Но все-таки я склоняюсь к мысли, что свидетельница просто поспешила удрать.
— И никто не заметил, как она выходила из кабины?
— Нет, но мы продолжаем опрашивать пляжников.
Лифт остановился, и мы направились по коридору к номеру двести сорок семь.
— Она придумала неплохой камуфляж, — продолжал Ренкин, вставляя ключ в замочную скважину. — И вообще в Сан-Рафаэле мужчины смотрят не на лицо, а на фигуру.
— Не в Сан-Рафаэле — тоже, — заметил я кротко.
Он распахнул дверь, и мы вошли внутрь. Номер Джека был немногим больше моего, но в нем стояли такая же жара и духота. К тому же он выглядел так, словно по нему пронесся тропический ураган с неласковым именем. Ящики комода были выдвинуты наполовину, их содержимое разбросано по полу. Возле кровати валялись постельные принадлежности. Набивка вспоротых ножом матрацев вытряхнута на пол. Не были забыты и подушки: кто-то изодрал их в клочья.
— Неплохо поработали, — заметил Ренкин многозначительно. — Если здесь что-то и хранилось от посторонних глаз, то вряд ли осталось на нашу долю. Я прикажу поискать отпечатки пальцев, хотя уверен на сто десять процентов, что их нет.
Мы вышли в коридор, и Ренкин запер дверь на ключ.
Глава 2
Я лежал на кровати и прислушивался к тяжелому топоту и звуку приглушенных голосов в соседнем помещении: люди Ренкина искали улики, которые могли хотя бы предположительно навести полицию на след преступника.
Настроение у меня было подавленное, и я остро ощущал чувство неожиданно свалившегося на меня одиночества. Хотя у Джека было немало недостатков, в общем он был отличным парнем, работалось с ним нормально. Судьба свела нас пять лет назад, в бытность мою следователем по особым поручениям в окружной прокуратуре. Джек в это время был репортером уголовной хроники в «Сан-Франциско трибюн». Мы подружились за стойкой бара и как-то однажды, разговорившись по душам после двух или трех бутылок виски, с изумлением обнаружили, что нам обоим смертельно надоело получать разносы от своих обленившихся боссов, носиться, сломя башку, по всему городу, а в результате пироги и пышки все равно доставались начальству. Мы здорово накачались, но все же понимали, что рискуем лишиться твердого заработка ради сомнительной перспективы завести собственное дело. Наш совместный капитал был невелик; но у нас хватало опыта, чтобы в скором времени добиться успеха. Мы знали досконально работу всех детективных агентств в городе, и многие из них функционировали из рук вон плохо. Покончив с выпивкой, мы твердо решили перейти Рубикон и твердо встать на свои ноги.
Наши амбиции были подкреплены активным трудом на новом поприще: через год мы уже зарабатывали на порядок выше того, что было раньше, и ничуть не раскаивались в своем решении.
Я раздумывал о том, сумею ли в будущем обойтись без компаньона. Возможно, следовало подыскать кого-нибудь другого, хотя я вполне способен выкупить долю Джека у его жены. Эта пустоголовая блондинка время от времени доводила моего покойного приятеля до исступления, и я ни минуты не сомневался, что она незамедлительно потребует обратно средства, которые в свое время ссудила мужу для основания агентства.
Постепенно мои мысли переместились на обстоятельства смерти Джека. Слабо верилось, что убийство каким-либо образом связано с делом, которым он занимался. Скорее всего, думал я, его прикончил какой-нибудь вспыльчивый гангстер, застукав Джека со своей любовницей. Необычное орудие преступления, если верить доктору, выдавало руку профессионала, да и роковой удар был нанесен со знанием дела.