В голове у меня тут же сформировалась идея.

Если записать голос Рут на пленку, можно будет не опасаться повторения того, что случилось в «Голубой розе». Мне нужно будет только все время прокручивать ленту, и, может быть, кто-то все же заинтересуется и одолжит деньги для лечения девушки.

Никуда не заглядывая, я быстрым шагом направился домой. Рут была уже одета. Она сидела у окна и курила. При моем появлении она выжидающе глянула на меня.

— Доктор Кингсли гарантирует твое стопроцентное выздоровление, — сказал я, усаживаясь на кровать. Но нужны деньги. Пять тысяч долларов.

Рут сморщила носик, пожала плечами и вновь с безразличным видом уставилась в окно.

— Но не нужно впадать в отчаяние, — продолжал я. — У меня появилась неплохая идея. Мы запишем твой голос на магнитную ленту. Не исключено, что кто-нибудь из компаний, выпускающих грампластинки, прослушав твой голос, ссудит нас деньгами. Понимаешь?

— Да ты неисправимый оптимист. Никто тебе не даст и доллара.

— Это уж мои проблемы. Пошли. Мы исполним «Некоторые дни», — сказал я. — Знаешь слова?

— Да.

— Петь надо как можно громче и быстрее.

Оператор магазина, проводивший нас в студию звукозаписи, выглядел неприветливым. По всему было видно, что он по горло сыт разными бездельниками, которые от нечего делать выбрасывают на ветер два с половиной доллара за сомнительное удовольствие удивить друзей и только зря отнимают у него время.

— Мы вначале прорепетируем, — сказал я, усаживаясь за пианино. — Итак, как и договаривались. Громко и в быстром темпе.

— Никаких репетиций! — оператор уже включил звукозаписывающий аппарат. — У нас так не принят о. Я буду регулировать запись в процессе исполнения.

— И все же мы прорепетируем. Для вас это не имеет значения, чего не скажешь о нас. Давай, Рут.

Я заиграл мелодию в несколько более быстром темпе, чем обычно. Рут запела. Я взглянул на оператора. Голос девушки, видимо, ошеломил его: разинув рот и буквально перестав дышать, он в изумлении таращился на исполнительницу.

Это было блестящее пение!

После первого куплета я остановил девушку.

— Боже милосердный! — воскликнул оператор. — В жизни не слышал ничего подобного!

Рут лишь молча скользнула по нему равнодушным взглядом.

— Ну а сейчас сделаем запись. Все готово?

— Да. — Голос оператора дрожал. — Я включу аппарат, как только вы начнете.

На этот раз Рут пела еще лучше, если это вообще было возможно.

Когда Рут закончила, оператор предложил послушать запись через стереофонический проигрыватель. Слушали мы сидя.

После правильной регулировки и применения фильтров, убирающих шипение, голос звучал громче, чем естественный, и производил потрясающее впечатление. Мне не доводилось слушать ничего более поразительного.

— Ну и дела! — Изумлению оператора не было границ. — Высший класс! Эд Ширли просто обязан это послушать. Он будет потрясен.

— Эд Ширли? Кто это? — осторожно спросил я.

— Как? — оператор выпучил глаза, глядя на меня. — Эд Ширли. Владелец фирмы по производству грампластинок. «Калифорнийская компания звукозаписи». Он открыл Джой Миллер. В прошлом году она записала пять пластинок. И знаете, каковы ее гонорары? Полмиллиона долларов! И вот я вам что скажу: она полная бездарь в сравнении с этой девчонкой. Можете мне поверить. Я много лет занимаюсь своим делом, но мне еще не доводилось слышать ничего подобного. Переговорите с Ширли. Он ухватится за нее обеими руками.

Я поблагодарил оператора за ценную информацию и хотел уплатить два доллара и пятьдесят центов, но тот протестующе замахал руками.

— Помилуйте! Я получил такое удовольствие. Переговорите с Ширли. Буду рад, если она его заинтересует. — Он пожал мне руку. — Желаю удачи. Да иного и быть не может!

В сильном волнении я возвращался с Рут по набережной в меблированные комнаты. Если она и в самом деле пела лучше Джой Миллер (а с чего оператору меня обманывать?), тогда она может зарабатывать огромные деньги. Даже если за первый год набежит сумма в полмиллиона долларов, то десять процентов от гонорара будут выглядеть совсем неплохо.

Я искоса взглянул на девушку. Засунув руки в карманы комбинезона, она шла рядом со мной, безучастная ко всему на свете.

— Как можно быстрее переговорю с Ширли, — сказал я. — Человеку с таким состоянием ничего не стоит одолжить пять тысяч долларов на твое лечение. Ты же слышала, что сказал оператор. А ведь он специалист в подобных делах. Ты можешь высоко взлететь.

— Я хочу есть, — мрачно заявила Рут. — Могу я чего-нибудь поесть?

— Какого черта! — Я остановился и встряхнул ее за плечи. — Ты слушаешь меня или нет? Ведь своим голосом ты можешь заработать целое состояние. Только вначале нужно пройти курс лечения.

— Напрасно ты обольщаешься на мой счет. — Рут вырвалась. — Думаешь, я не пробовала лечиться. Все без толку… Так что там насчет еды?

— Доктор Кингсли вылечит тебя. А Ширли, прослушав запись, выдаст аванс на лечение. Он просто не сможет нам отказать.

— Сможет, не сможет… Сейчас у меня вырастут крылья, и я улечу. Никто не одолжит нам такую сумму.

В тот же день, взяв у Расти машину, я поехал в Голливуд. Лента с записью голоса Рут лежала у меня в кармане, но сердце мое от волнения сбивалось с ритма. Было бы верхом глупости сказать Ширли, что Рут наркоманка. Он моментально выставит меня за дверь и будет прав. Мне предстояло как-то убедить его расстаться с пятью тысячами долларов, но как именно это сделать, я не имел представления. Все зависело от того, какое впечатление произведет на него запись. Если такое, на которое я надеялся, он мой и уже не сорвется с крючка.

Фирма Эда Ширли находилась почти рядом с киностудией «Метро-Голдвин-Майер». Это было двухэтажное здание, занимающее примерно полгектара площади, обнесенной внушительным забором. Пройти на территорию можно было только через проходную, где дежурили два внушительного телосложения охранника.

Осознав, с какой солидной фирмой мне предстоит иметь дело, я понял, насколько трудна моя задача. Все здесь буквально дышало богатством и процветанием. У меня ослабли коленки и испарилась вера в собственные силы.

Едва я подошел к проходной, как один из охранников направился в мою сторону. Окинув меня оценивающим взглядом, он резким тоном поинтересовался, за каким чертом я сюда пожаловал. Я робко сказал, что хотел бы переговорить с мистером Ширли. Мои слова донельзя удивили охранника, но в следующий момент он рассердился.

— Да вас таких тысячи! Вы записаны на прием?

— Нет.

— В таком случае скатертью дорога!

Наступил момент, когда не оставалось ничего иного, как идти ва-банк.

— Ну что ж, чудесно. При первой же встрече с ним я обязательно упомяну, какая у него образцовая охрана. Как-то по случаю он приглашал навестить его, если я окажусь рядом, но коль вы меня не пропускаете, то это не моя головная боль.

Это произвело впечатление. Охранник стушевался.

— Вы не шутите, он в самом деле вас приглашал?

— Что здесь такого? Они с моим отцом учились вместе в университете.

Агрессивное выражение моментально исчезло с лица охранника, словно доказательство теоремы на школьной доске, стертое мокрой тряпкой.

— Как вы назвали себя?

— Джек Гордон.

— Момент…

Он скрылся в своем помещении, позвонил куда-то, потом снова вышел и гостеприимным жестом попросил меня пройти на территорию.

Это уже была маленькая, но победа. С пересохшим от волнения ртом и отчаянно бьющимся сердцем я прошел по короткой аллее и оказался перед внушительных габаритов дверью. Меня уже ждали. В сопровождении мальчика в форме небесно-голубого цвета с пуговицами, сверкающими, как бриллианты, я двинулся по коридору, с обеих сторон которого шел ряд дверей из красного полированного дерева. Возле седьмой справа мы остановились. На ней красовалась медная табличка, гласившая: «Мистер Гарри Найт. Мисс Генриетта Уингсли».

Мальчик предупредительно открыл передо мной дверь и пригласил войти.