— Ладно, ты бы этого и не сумел. Фрик быстрый и немалый — шесть миллионов, — продолжал Хэддон, попыхивая сигарой. — Моя доля три. Первое предложение тебе.
— Все зависит от товара, — уклончиво ответил Клод, включая свою дельфинью улыбку. — Спасибо, что пришел ко мне первому. Ну, выкладывай.
— Выставка сокровищ Эрмитажа.
— Что? — Проснувшийся было жадный огонек тут же начал увядать в глазах Кендрика. — Прекрасная выставка… У меня уже есть каталог. — Он выдвинул ящик письменного стола и извлек объемистую брошюру в глянцевой обложке. — Да, великолепные предметы старины. Знак доброй воли русских. Вполне в духе разрядки. Советское правительство знакомит Соединенные Штаты с великолепными образчиками своей сокровищницы. — Он стал перелистывать отлично выполненное и богато иллюстрированное издание, иногда поглядывая на Эда, который не переставал улыбаться. — Но, увы, не для тебя, не для Эйба и не для меня. — При этом он вздохнул и отложил каталог в сторону.
— Ну, закончил трепотню? — спросил Хэддон.
Клод снял свой парик, оглядел его и снова нахлобучил на свою голову.
— Не обижайся, друг, это просто мысли. Я часто размышляю вслух.
— Ты лучше взгляни на 54 страницу, — сказал Хэддон.
Клод вновь начал перелистывать каталог своими жирными пальцами.
— Да, очень красивая вещь. Но это ни о чем не говорит. «Икона, дата создания неизвестна, предположительно самая ранняя из существующих русских икон. Известна как наиболее ценимая и любимая Екатериной II. Сделана из дерева, масло, изображает какого-то неизвестного русского святого, сохранность отличная, размер 8x10 дюймов», — закончил чтение Клод Кендрик.
— На аукционе ее можно продать за двадцать миллионов долларов, — спокойно заметил Хэддон.
— Я с тобой согласен, но, по-видимому, русские не собираются ее продавать, дорогой.
Хэддон резко наклонился вперед, глаза превратились в две маленькие ледышки.
— А ты бы сумел продать ее, Клод?
Кендрик почувствовал, то, несмотря на прохладу, создаваемую хорошо работающим кондиционером, ворот рубашки у него неожиданно взмок. Он достал шелковый носовой платок и вытер вспотевшую шею.
— Все можно продать… но эта икона доставит массу хлопот.
— Не твоя печаль. Можешь получить ее за три миллиона, — сказал Хэддон.
Кендрик допил свой мартини, но его потянуло на новую порцию.
— Налить еще, Эд? Над этим нужно поразмыслить.
Он вернулся к бару и приготовил еще две порции напитков, при этом мозг его не переставал работать.
— Видишь ли, остается мало времени, — сказал Хэддон, беря бокал. — Выставка закрывается через две недели. Решай, или я предложу Эйбу.
— Не торопись. Давай взглянем на вещи трезво. В прошлом году, будучи в Вашингтоне, я был в Музее изящных искусств и обратил внимание на систему безопасности. Очень внушительна. А теперь из того, что пишут, я понял, что меры предосторожности еще более ужесточены в связи с выставкой русских и практически шансы украсть равны нулю.
Хэддон согласно кивнул.
— Ты прав. Все это я продумал. Скажу тебе даже больше. Увеличено не только количество охранников в музее, к этому подключили даже Фэдов и ребят из ЦРУ — копами так и кишит. Всех тщательно проверяют, не дают даже пронести ручную сумочку, люди проходят через специальный пункт с электронным экраном. Проделана неплохая работа.
Клод повел жирными плечами.
— Ну вот, видишь.
— Да, только я люблю самые невероятные кражи, Клод. Меня никогда не останавливают трудности, и я всегда добивался своего. И теперь я тебе говорю: если ты сможешь продать икону и положить три миллиона на мой счет в швейцарском банке, считай, что икона твоя.
Кендрик подумал о различных грандиозных кражах, которые организовал Хэддон. Он вспомнил о большой пятифутовой китайской вазе эпохи Мина в Китае, которая исчезла из Британского Музея. Это было шедевром и планирования и исполнения, но он колебался. Здесь все по-другому: ко всем трудностям примешивался политический аспект.
— Допустим, икону удастся украсть, Эд, — сказал он осторожно. — Разразится международный скандал… Это как взрыв. Жарко будет, как в аду.
— Тебя пора хоронить, старина Клод. Либо ты берешь икону, или мне придется поговорить с Эйбом.
Кендрик продолжал колебаться, затем мысль о трех миллионах дохода все-таки перевесила меру опасности.
— Дай мне три дня, Эд. Надо переговорить с несколькими клиентами.
— Разумно. Я остановился в «Спениш Бейн». Дай знать не позже чем через три дня — это вечером в пятницу. Если найдешь подходящего клиента, поучишь икону в следующий вторник.
Кендрик снова вытер вспотевшие лицо и шею.
— Вдохни в меня немного уверенности, Эд. Скажи, как ты собираешься это провернуть.
Хэддон встал и направился к двери.
— Не сейчас… позже. Сначала найди клиента, а потом мы об этом поговорим. — Он пристально посмотрел на Кендрика и добавил: — Она у меня будет… можешь не сомневаться, — и он вышел.
Кендрик сидел в раздумье, затем выдвинул один из ящиков стола и достал переплетенную в кожу книжицу, в которой хранил имена и адреса самых богатых своих клиентов. У каждого из них были свои личные картинные галереи.
Беззвучно, как всегда, вошел де Марнэ.
— Что ему было нужно, патрон?
Кендрик отмахнулся от него, как от мухи.
— Не мешай, и пусть никто не входит. Мне нужно хорошенько подумать.
Луи имел пятнадцать процентов от законных сделок Кендрика и готов был ждать — до тех пор, пока не понадобится его помощь.
Клод просидел более часа, размышляя, кому предложить икону. Нужен был человек, интересующийся русским искусством, готовый собрать нужные деньги — три миллиона за короткое время. Отбрасывая одно имя за другим по разным причинам, он наконец добрался до буквы Р. Герман Радниц! Конечно. Как он не подумал о нем раньше! Как-то один из журналистов «Фигаро» написал о Раднице буквально следующее: «Радниц — это символ большого бизнеса. Хотите ли вы построить плотину в Гонконге или начать новые нефтеразработки в Венесуэле. Возможно, вам нужно поставить электрическое оборудование в Китай. Прежде чем вы начнете строить новые планы, вы должны проконсультироваться с Радницем, потому что никто лучше него не разбирается в вопросах финансового обеспечения той или иной задачи. Радниц — это все: пароходы, нефть, строительные проекты, гражданская авиация. У него тесные связи со многими правительствами. Президент США называет его по имени. Он, очевидно, самый богатый человек в мире, помимо принцев Саудовской Аравии. У него также тесные связи с Советским правительством».
— Да, конечно, Радниц, — подумал Кендрик, но все же еще нужно было все тщательно взвесить. Подумав еще немного, он позвонил в отель «Бельведер», где, как он знал, остановился Радниц. Переговорив с секретарем Густавом Хольцем, он получил разрешение прийти в десять часов следующего дня.
В течение августа в Парадиз-Сити практически не было краж, за исключением нескольких угнанных автомобилей. Кроме того, несколько старых дам сообщили полиции о пропаже нескольких собак. Случай весьма редкий в этом городе… но виной, а может быть, и счастьем тому, был изнуряющий август, когда все жулики тоже делали себе перерыв, считая, что и они имеют право на отдых.
Итак, в этом прожаренном, душном и пропотевшем городе у полиции было совсем мало работы. Шеф полиции Фред Террел отдыхал, оставив за себя в управлении сержанта Бейглера. Джо Бейглер сидел в кабинете шефа, потягивая кофе и дымя трубкой. Будучи от природы человеком действия, он очень любил большие, запутанные расследования. Особой слабостью его были дела, связанные с кражами драгоценностей или других подобных вещей, но все грабители, как назло, куда-то исчезли, и проявление их деятельности не ожидалось до середины сентября, то есть до времени появления крупных богачей и реактивных самолетов.
В оперативной комнате, положив ноги на стол, развалился в кресле детектив первого класса Том Лепски, высокий, темноволосый и худощавый мужчина, просматривая свежие комиксы.