Высокий, худощавый, одетый в черное, в жилете мажордома с желтыми и черными полосами, он походил внешне на архиепископа.
Лепски смотрели на него, открыв рот. Мужчине было лет 70, лицо с желтоватым оттенком, редкие волосы были белые как снег, глаза, губы были такие же выразительные, как у рыбы, губы тонкие, как бумага. При виде Лепски его косматые брови поднялись.
— Миссис Грэг, — спросил Лепски своим полицейским голосом.
— Миссис Грэг в это время не принимает, сэр, — ответил мужчина голосом как из подземелья.
— Меня примет, — сказал Лепски, быстро извлекая свой значок. — Полиция.
— Она только что легла. Не могли бы вы прийти завтра в одиннадцать часов?
Лепски прислонился к двери.
— Кто вы? — спросил он.
— Меня зовут Рейнольдс, сэр. Я мажордом миссис Грэг.
— Может быть, мы сможем обойтись и без миссис Грэг, — сказал Лепски. — Мы расследуем дело об убийстве. — Он вытащил из кармана пуговицу и показал Рейнодьдсу. — Узнаете ее?
Рейнольдс с непроницаемым видом взглянул на нее.
— Мне выпала тягостная обязанность освободиться от одежды мистера Грэга, — сказал Рейнольдс. — У него был богатый гардероб. После его смерти миссис Грэг попросила меня освободиться от всего.
— Включая и пиджак с такими пуговицами?
Лепски, внимательно наблюдавший за ним, заметил, что глаза у него забегали.
— Да.
Лепски потер нос. У него было ощущение, что этот человек врет.
— Что вы сделали с пиджаком?
— Вместе с другими вещами я отослал его в Армию спасения.
Лепски внимательно посмотрел на него.
— Когда?
— Через две недели после смерти мистера Грэга, в январе.
— Вы не заметили, все пуговицы были на месте?
Снова серые глаза забегали.
— Нет.
— Эту пуговицу нашли в нескольких местах от трупа, — сказал Лепски. — Вы твердо уверены, что все пуговицы были на месте, когда вы отдавали пиджак?
— Думаю, я бы заметил, сэр, но я не рассматривал. Я просто отдал его вместе с другими вещами мистера Грэга.
Лепски взглянул на Якоби и пожал плечами.
— Спасибо. Думаю, миссис Грэг можно не беспокоить.
Рейнольдс наклонил голову, сделал шаг назад и закрыл дверь. Уже в машине Лепски заявил:
— Мне кажется, что этот старый козел нам соврал.
— У него явно испуганный вид.
— Завтра проверишь в Армии спасения, Макс. Может, кто вспомнит об этом пиджаке.
По дороге в комиссариат Якоби вдруг сказал:
— У меня есть идея. Для таких пиджаков со специальными пуговицами и пошива класса Левина наверняка даются запасные. Ты как думаешь?
— Да, ты прав.
Как только они вернулись в свою комнату, Лепски сразу же позвонил Левину. В конце разговора он ему сказал:
— Большое спасибо. Извините за беспокойство, — и повесил трубку.
— Все пиджаки имели полный комплект пуговиц для замены. Это нас возвращает на исходные позиции. У меня голова раскалывается от этого дела. Хорошо. Что нам остается делать? Макри в Нью-Йорке и имеет отличное алиби. Нам остаются Брэндон и Армия спасения. Я питаю слабость к Брэндону. Значит, завтра ты проверяешь. Армию спасения. — Он посмотрел на часы. Было двадцать два часа. — Я еду домой. Кэрролл сойдет с ума от бешенства.
— Почему ты мне не позвонил и не предупредил, что вернешься так поздно? — спросил Кэрролл, как только Лепски появился дома.
— Что есть поесть? — ответил он, входя в слон.
— Ничего вкусного нет. Я уже поужинала.
Лепски имитировал звук пароходной сирены.
— Я целый день разбиваю ноги на работе, а ты мне заявляешь, что нечего жрать!
— Не будь вульгарным, Лепски. Садись, я тебе приготовлю.
Лепски выпустил пар. Он положил руки на ягодицы жены.
— В добрый час!
— Руки прочь! Всему свое время! Садись!
Лепски снял пиджак, развязал галстук и сел. Через несколько минут Кэрролл поставила на стол кастрюлю. Это было что-то обычно несъедобное, но Лепски был голоден. Он перемешал содержимое кастрюли вилкой, вздохнул, потом наколол кусок слишком пережаренного мяса и положил его на тарелку. Парадоксально, но картошка, морковь и лук были недожаренными. Едва он отрезал первый кусочек мяса, как Кэрролл села рядом с ним. Он положил мясо в рот и принялся жевать.
— Я добавила вино и коньяк в это рагу, — сказала она — Как ты его находишь?
— Без сомнения съедобным, — стоически ответил Лепски. — Что касается мяса… козла?
Кэрролл насторожилась. Малейшая критика служила предлогом для ссоры.
— Знай, Лепски, это седло ягненка!
Лепски продолжал жевать.
— Не может быть!
Он попытался отрезать кусок картошки, но она соскользнула с тарелки и упала на пол.
— Лепски! Ты ешь, как свинья! — закричала Кэрролл. — С тобой одни неприятности. Ты не хочешь жевать. Нужно резать на маленькие кусочки. Люди, понимающие в еде, едят медленно.
— Где тот топор, что я тебе купил? — спросил Лепски. — Нужно держать его на столе для разрезания мяса.
Кэрролл посмотрела на него.
— Сходи к дантисту, Лепски.
Одна поднялась, направилась к телевизору и включила его. Лепски тихо застонал и принялся резать мясо на маленькие кусочки.
В основном последнее слово было за Кэрролл.
Глава 4
Спрятавшись за полуоткрытую дверь салона, Амелия Грэг слушала, как Рейнольдс разговаривает с копами.
Амелия Грэг, высокая, крепко сложенная женщина, в возрасте за 50. Волосы у нее были черные. Круглое наштукатуренное лицо, казалось, было из камня.
Она вздрогнула, услышав, как один из копов поинтересовался пиджаком с пуговицами в виде мячей для гольфа. Еще раз ока вздрогнула, когда Рейнольдс ответил, что этот пиджак он отдал в Армию спасения. Пиджак этот, весь в крови, в это время находился в подвале в котельной вместе с серыми брюками и туфлями, принадлежащими ее сыну.
Она подошла к застекленной двери и проводила глазами копов, спускающихся по аллее. Потом прижала руки к груди и тяжело села в большое комфортабельное кресло.
С того времени как ее муж погиб в автомобильной катастрофе несколько месяцев назад, жизнь ее стала совершенно невыносимой.
С бешенством и изумлением она узнала, что Грэг завещал все свое состояние Криспину. Более того, он особо отметил, что Криспин должен выдавать деньги матери по своему усмотрению.
В письме с заголовком: «Прочитать после моей смерти», которое ей передал нотариус Грэга после несчастного случая, Грэг отомстил ей за все. Он написал:
«В твоей жизни есть только две вещи: деньги и обожание сына. С рождения Криспина ты рассматривала меня только как счет в банке. Зная, что наш сын унаследовал твои качества, я решил оставить все ему в надежде, что это заставит тебя испытать все то, что ты делала со мной. Ты не сможешь никак аннулировать это завещание. Если Криспин умрет когда-нибудь, все мои деньги будут переданы в институт по исследованию раковых болезней, а ты будешь только получать ежегодную пенсию в десять тысяч долларов.
Ты увидишь, что как только он поймет, что больше не зависит от тебя, Криспин покажет свое настоящее лицо, которое ты ему сама сделала. Когда ты прочтешь это, я буду мертв, а Криспин жив. Будь внимательна, Амелия. Он будет безжалостным тираном, и эта мысль меня радует. Ты всегда была настолько эгоистично поглощена сыном, что не понимала, что он не такой, как другие. Ты сможешь убедиться в этом, когда он унаследует мое состояние.
Сайрос Грэг».
Когда Амелия прочитала это письмо, она рассмеялась. Какие глупости написал этот старый дурак!
Независимый? Криспин? Она снова рассмеялась. Криспин полностью от нее зависит. И так будет всегда. В течение 20 лет она его воспитывала. Она не хотела, чтобы он учился в школе или университете. Образование он получил дома от хороших преподавателей. Мысль о том, что Криспин мог бы общаться с пороками, наркотиками, аморальными поступками была для нее совершенно невыносимой.
С ранних лет Криспин проявил замечательные способности к рисованию. Она поняла это увлечение. Он работал в специально построенном ателье на последнем этаже дома, что позволяло ей быть в постоянном контакте с ним. Она ничего не понимала в его странных и безумных картинах. Он рисовал черное небо, сверкающую луну и оранжевое море. Она проконсультировалась с экспертом, который просмотрел несколько дюжин пейзажей Криспина. По причине хорошего гонорара, он заявил, не слишком себя компрометируя, что у Криспина необычный талант. Но он воздержался сказать, что, по его мнению, эти пейзажи свидетельствуют не только, разумеется, об исключительных данных, но и о безумном складе ума.