Уразумей, чтобы уверовать, и уверуй, чтобы уразуметь.[3339]

Там, где кончается разум, начинается вера.[3340]

Человек блаженным быть не может. (…) Но человек может жить блаженно.[3341]

Кто ищет – не заблуждается.[3342]

Глупость (в чем согласятся с нами даже глупцы) – несчастье.[3343]

Тот по праву считает себя первым, кто по мнению всех остальных является вторым.[3344]

Люби – и делай что хочешь.[3345]

Нет любви без надежды, нет надежды без любви, нет и обеих без веры.[3346]

Злым может быть только доброе. (…) Где нет никакого добра, там не может быть и какого-либо зла.[3347]

Преступления не искупаются милостынями [добрыми делами], если не изменяется жизнь.[3348]

Грехи не прощающего не прощаются Господом.[3349]

Первая милостыня – пожалеть свою душу и жить праведно. Кто хочет давать милостыню в надлежащем порядке, тот должен начать с себя самого и прежде всего дать милостыню самому себе (…), потому что мы себя самих нашли достойными сожаления. (…) По причине такого порядка любви сказано: «Возлюби ближнего твоего как самого себя».[3350]

Смерть нечестивых и жизнь праведников – беспрерывна.[3351]

Когда спрашивают о человеке, хороший ли он, то спрашивают не о том, во что он верит или на что надеется, но что он любит. Потому что кто истинно любит, тот, без сомнения, истинно верит и надеется; кто же не любит, тот напрасно верит, хотя бы предмет его веры и был истинным, напрасно надеется, хотя бы предмет его надежды и показывал путь к истинному блаженству.[3352]

Антоний Великий

Душа состраждет телу, а тело не состраждет душе.[3353]

Как, из чрева исшедши, не помнишь того, что было в чреве; так, исшедши из тела, не помнишь того, что было в теле. Как, из чрева исшедши, стал ты лучше и больше телом; так, исшедши из тела чистым и нескверным, будешь лучшим и нетленным, пребывая на небесах.[3354]

Взирая на мир, не будем думать, будто отреклись мы от великого чего, ибо и вся эта земля очень мала перед целым небом. Поэтому, если бы и над всею землею были мы господами и отреклись от всей земли, то и в этом не было бы ничего равноценного царству небесному.[3355]

Бог благ, бесстрастен и неизменен. (…) [Иной] недоумевает, однако ж, как Он о добрых радуется, [от] злых отвращается, на грешников гневается, а когда они каются, является милостив к ним; (…) [но] Бог не радуется и не гневается: ибо радость и гнев суть страсти. Нелепо думать, чтобы Божеству было хорошо или худо из-за дел человеческих. Бог благ и только благое творит, вредить же никому не вредит, пребывая всегда одинаковым; а мы, когда бываем добры, то вступаем в общение с Богом – по сходству с ним, а когда становимся злыми, то отделяемся от Бога, (…) становимся отверженными от Него. (…) Если потом молитвами и благотворениями снискиваем мы разрешение во грехах [отпущение грехов], то это не то значит, что Бога мы ублажили и его переменили, но что посредством таких действий и обращения нашего к Богу (…) опять соделываемся мы способными вкушать Божию благость; так что сказать: Бог отвращается от злых, есть то же, что сказать: солнце скрывается от лишенных зрения.[3356]

Если станем жить, как умирающие каждый день, то не согрешим.[3357]

Никто без искушений не может войти в царствие небесное; не будь искушений, никто бы и не спасся.[3358]

Василий Великий

Говорят: «Почему в самом устройстве не дано нам безгрешности, так что нельзя было бы согрешить, хотя бы и хотели?» Потому же, почему и ты не признаешь служителей исправными, когда держишь их связанными, но когда видишь, что добровольно выполняют перед тобой свои обязанности.[3359]

Непрестанно думать о Боге – благочестиво, (…) но описывать словом божественное – дерзко.[3360]

Зло – не живая и одушевленная сущность, но состояние души, (…) происходящее (…) через отпадение от добра. Поэтому не доискивайся зла вовне, не представляй себе, что есть какая-то первородная злая природа, но каждый да признает себя самого виновником собственного злонравия.[3361]

Состояние в мире, предшествовавшее сотворению света, было не ночь, а тьма; а что стало отлично от дня, то названо ночью.[3362]

Пес не одарен разумом, но имеет чувство, почти равносильное разуму. Что едва изобрели мирские мудрецы, просидев над этим большую часть жизни – разумею хитросплетение умозаключений, тому пес оказывается наученным от природы. Ибо, отыскивая звериный след, когда найдет, что он раз– делился на многие ветви, обегает уклонения, ведущие туда и сюда, и тем, что делает, почти выговаривает следующее умозаключение: или сюда поворотил зверь, или сюда, или в эту сторону. Но как не пошел он ни туда, ни сюда, то остается бежать ему в эту сторону. И таким образом через отрицание ложного находит истинное. Более ли этого делают те, которые, чинно сидя над доскою и пиша на пыли, из трех предложений отрицают два и в остальном находят истину?[3363]

Всего (…) труднее познать самого себя. Не только глаз, рассматривающий внешнее, не может быть употреблен к рассмотрению самого себя, но и самый ум наш, проницательно усматривающий чужую погрешность, медлителен в познании собственных своих недостатков.[3364]