Всякий человек, начиная свой день, ставит в заложницы свою душу, освобождая ее (к концу дня), либо обрекая на погибель.

Ни один судья не должен рассудить двух противников, находясь в состоянии гнева.

Сердце старого человека остается молодым для двух вещей: для (использования всех возможностей) продления своей жизни и для (утоления) безудержной любви к накоплению богатства.

Три принадлежности покойного провожают его (в последний путь): члены его семьи, его имущество и его дела (за прожитую жизнь). Первые две – возвращаются, а третья – сопровождает его дальше.

Силен и могуществен не тот, кто сбивает человека с ног (своим ударом). Действительно сильным является тот, кто способен сдержать себя в порыве гнева.

Среди заветов, переданных людям пророками прошлых времен, есть (следующий): если у вас нет стыда и совести, то поступайте как знаете.

Сахих Аль-Бухари

Прежде чем получить власть над людьми, вы должны обрести понимание (ориентации и осознание ответственности).

Если бы людям дали все, на что они претендуют, жизнь и все имущество нации были бы потеряны.

Живи в этом мире как чужестранец или (случайно забредший) путник.

Отцы церкви. Богословы

Аврелий Августин

Младенцы невинны по своей телесной слабости, а не по душе своей.[3289]

Забавы взрослых называются делом, у детей они тоже дело.[3290]

Все это одинаково: в начале жизни – воспитатели, учителя, орехи, мячики, воробьи; когда же человек стал взрослым – префекты, цари, золото, поместья, рабы – в сущности, все это одно и то же, только линейку сменяют тяжелые наказания.[3291]

Найдется ли вор, который спокойно терпел бы вора?[3292]

Мне и распутничать нравилось не только из любви к распутству, но и из тщеславия. Не порок ли заслуживает порицания? А я, боясь порицания, становился порочнее, и если не было проступка, в котором мог бы я сравняться с другими негодяями, то я сочинял, что мною сделано то, чего я в действительности не делал, лишь бы меня не презирали за мою невинность.[3293]

[О краже яблок из чужого сада, совершенной Августином в юности:] Один бы я не совершил этого воровства, в котором мне нравилось не украденное, а само воровство; одному воровать мне бы не понравилось, я бы не стал воровать. О, вражеская дружба, неуловимый разврат ума, жажда вредить на смех и забаву! Стремление к чужому убытку без погони за собственной выгодой, (…) а просто потому, что говорят: «пойдем, сделаем», и стыдно не быть бесстыдным.[3294]

Великая бездна сам человек, «чьи волосы сочтены» у Тебя, Господи, (…) и, однако, волосы его легче счесть, чем его чувства и движения его сердца.[3295]

А юношей я был очень жалок, и особенно жалок на пороге юности; я даже просил у Тебя [Господи] целомудрия и говорил: «Дай мне целомудрие и воздержание, только не сейчас».[3296]

[О своей матери, св. Монике:] Она подчинялась родителям скорее из послушания Богу, чем Богу из послушания родителям.[3297]

Когда присутствующей приятельнице изливалась вся кислота непереваренной злости на отсутствующую неприятельницу, то мать моя сообщала каждой только то, что содействовало примирению обеих. Я счел бы это доброе качество незначительным, если бы не знал, по горькому опыту, что бесчисленное множество людей (…) не только передает разгневанным врагам слова их разгневанных врагов, но еще добавляет к ним то, что и не было сказано.[3298]

[Умирающую св. Монику] спросили, неужели ей не страшно оставить свое тело так далеко от родного города. «Ничто не далеко от Бога. – ответила она, – и нечего бояться, что при конце мира Он не вспомнит, где меня воскресить».[3299]

Я сам не могу полностью вместить себя. Ум тесен, чтобы овладеть собой же.[3300]

Ясно отвечаешь Ты [Господи], но не все слышат ясно. Все спрашивают о чем хотят, но не всегда слышат то, что хотят. Наилучший служитель Твой тот, кто не думает, как бы ему услышать, что он хочет, но хочет того, что от Тебя услышит.[3301]

«Что делал Бог до сотворения неба и земли?» Я отвечу не так, как, говорят, ответил кто-то, уклоняясь шуткой от настойчивого вопроса: «Приготовлял преисподнюю для тех, кто допытывается о высоком». Одно – понять, другое – осмеять.[3302]

Время создал Ты [Господи], и не могло проходить время, пока ты не создал времени. Если же раньше неба и земли вовсе не было времени, зачем спрашивать, что Ты делал тогда. Когда не было времени, не было и «тогда».[3303]

Что же такое время? Если никто меня об этом не спрашивает, я знаю, что такое время; если бы я захотел объяснить спрашивающему – нет, не знаю.[3304]

Прошлого уже нет, а будущего еще нет. И если бы настоящее всегда оставалось настоящим и не уходило в прошлое, то это было бы уже не время, а вечность; настоящее оказывается временем только потому, что оно уходит в прошлое. Как же мы говорим, что оно есть, если причина его возникновения в том, что его не будет! Разве мы ошибемся, сказав, что время существует только потому, что оно стремится исчезнуть?[3305]

Длительно не будущее время – его нет; длительное будущее – это только длительное ожидание будущего. Длительно не прошлое, которого нет; длительное прошлое – это длительная память о прошлом.[3306]

Не слишком ли дерзко с твоей стороны желать достаточно знать Бога, если ты не знаешь достаточно [даже] Алипия? – Одно из другого не следует. Что, например, может быть презреннее моего ужина по сравнению со светилами небесными? А между тем, что я буду ужинать завтра, я не знаю, тогда как (…) знаю, в каком созвездии будет находиться луна.[3307]