Айвам хотел было уже оттолкнуться ногами, как расслышал за собой знакомый звонкий отрывистый лай. Мальчик обернулся, и лицо его вдруг расплылось в широкую улыбку. Карие, немного раскосые глаза заблестели таким добродушием, что Лилит пришел в восторг. Он ведь хорошо понимал выражение этих глаз. Лилит бешено завилял хвостом, тут же бросился к своему хозяину и взгромоздился на колени Айвама.

Укоризненно и в то же время ласково покачивая головой, Айвам, поглаживая пса, сказал:

— Эх ты, Лилит! Попробовал бы ты вести себя так в школе!

Лилит этого только и ждал. Услышав обычный, ласковый голос хозяина, он заскулил в какой-то сладкой истоме, поднялся на лапки и лизнул Айвама в нос.

— Ну, ладно, — сказал покоренный Айвам, — поедем. И они покатили вниз по снежному обрыву с такой невероятной быстротой, что Лилит закрыл глаза и перестал дышать.

В ледовых полях было просторно и привольно. Чистые равнинки, запорошённые снегом, напоминали долину тундры. Здесь изредка встречались ропаки.[2] Но впереди виднелись большие нагромождения льдов — торосы самой причудливой формы. Некоторые из них казались сказочными в лунном освещении. Луна будто посеребрила их, и они блестели, как оцинкованное железо на крыше школьного дома. Айвам всё это мигом разглядел, и на душе у него стало необыкновенно радостно. Он остановился против одного ропака и, разглядывая его, сказал:

— Смотри, Лилит! Вот этот ропак похож на парашют. Знаешь, что такое парашют? Нет, ты не знаешь. Ну, как белый гриб, за которым охотятся олени. Но Лилит не дослушал Айвама и убежал вперёд: он также был в восторге от новой, обстановки и, необычных запахов, которых ещё не знал. Он часто останавливался, вздёргивал носом и ловил воздушные потоки, наполненные морской влагой.

С пешней[3] в руке Айвам шел торопливой походкой, озабоченно, как настоящий рыболов. На спине его болтались нерпичий мешок и рыболовный крючок с блесной. Мальчик ударял острым концом пешни в лёд и к чему-то прислушивался. С горы, где находилось селение, доносился лишь лай собак; голосов людей уже не было слышно. А впереди во льдах, за зубчатой стеной нагроможденных льдов, стояло застывшее безмолвие ледяной пустыни. Но это только казалось. Айвам давно уже знает, что даже в самую тихую погоду лёд хотя и немного, но движется: морские течения не дают ему покоя. И тогда море, если прислушаться, будто шепчет. А над головой маленькое небо, совсем не такое, какое бывает при солнце. Оно будто продырявлено звездами. Луна светила не с макушки неба, а повисла почти над торосами. Разнообразные черноватые тени ложились на снег, и Айвам шёл по ним, как по вышитому нерпичьему коврику.

Лилит бежал впереди. Он носился по льдам и поминутно оглядывался на мальчика. Но какой он обманщик! Вот смотри: почему он остановился и смеётся глазами, уставив неподвижно кончик своего чёрного носа? Айвам подходит к нему и говорит:

— Лилит, ты хитрец! Ты думаешь, меня поджидаешь? Нет. Ты меня всё равно не обманешь, Лилит! Ты же не знаешь, куда идти. За эту льдину или за ту.

И, нагнувшись над щенком, поглаживая его, Айвам говорил совсем нежно:

— Поэтому и ждёшь. Я зна-а-аю!..

Лилит вскочил и опять побежал.

Улыбнувшись ему вслед, Айвам направился в другую сторону, мимо высокой ледяной глыбы. Лилит остановился, поднял мохнатую морду и, словно потеряв рассудок, кубарем шарахнулся в сторону Айвама. Он быстро догнал хозяина. Они вместе полезли через торосы, стоявшие на пути. Здесь уже Лилит без помощи хозяина не мог вскарабкаться почти по метровому отвесному куску ледяной глыбы. Айвам помнил, что несколько дней назад за этим ледовым барьером было большое разводье, по которому можно плавать на вельботе. Но теперь вместо открытой синеватой полыньи, чуть-чуть подёрнутой пеленой негустого тумана, образовался молодой прозрачный зеленоватый лёд. Здесь, на грани старого и молодого льда, сидел старик Налек. Около старика лежала большая груда уже замёрзшей рыбы. Удочка лежала рядом, а в руке Налека была большая деревянная трубка. Старик отдыхал.

— Дедушка! Рыбка есть? — ещё издали крикнул Айвам.

— Много было. Не успевал крючок опускать в лунку. Теперь стороной пошла, подальше. Совсем здесь перестала ловиться.

Айвам подошёл к старику, взял одну мёрзлую рыбку и, направляясь дальше, на ходу стал грызть её.

— Какая вкусная рыбка!

Мороженая рыба, в особенности строганина,[4] была очень вкусной, и даже люди, прибывшие сюда с Большой земли, привыкали к этому блюду и всегда искали случая поесть мёрзлой рыбки или строганины.

Пройдя немного дальше, Айвам вскарабкался на высокий торос. Кругом виднелись горы льдов и кое-где впадины — следы недавних полыней, уже покрытых вновь образовавшимся льдом. Сбежав с тороса, он осмотрел тонкий лёд и немедленно начал долбить лунку. Вскоре в лунке показалась вода.

Закончив работу, Айвам со всей важностью и знанием дела приступил к ловле наваги. Он сидел на корточках, и его маленькая фигурка в меховой кухлянке с капюшоном, в меховых штанах и меховой обуви издали напоминала бурого проказника-медвежонка. И движения его, когда он опускал и дергал лесу, привязанную к короткой палочке, дополняли это сходство. Рядом сидел Лилит и со всей серьёзностью и с недоумением смотрел на хозяина. Он даже сорвался с места и попробовал лапкой ударить в лесу, но Айвам цыкнул на него и сказал:

— Это тебе не игрушки, а рыбная ловля! Айвам безуспешно дергал лесу: рыбка не ловилась.

— Придётся уходить отсюда, Лилит, — сказал Айвам. — Наверное, рыбка идёт под старым льдом, сквозь этот тонкий лёд свет пробивается. — И Айвам, забрав свои рыболовные снасти, полез по торосам искать новое место.

Вскоре он нашёл полосу старого льда и начал вновь долбить лунку. Сначала крошки льда он выгребал рукой, но по мере углубления стал выбирать их черпаком, сплетённым из нерпичьих ремней и привязанным к другому концу пешни. Так после некоторых усилий он продолбил лунку во льду толщиной примерно в метр. Вода заполнила её и от дыхания моря казалась живой.

Айвам выловил остатки битого льда и вновь приступил к рыбной ловле. Не успел он опустить крючок, как почувствовал, что уже подцепил рыбку. Двумя палочками, быстро перебирая лесу, он вытащил крупную навагу. Крючок вонзился в хвост. Лицо Айвама сначала радостно засияло, но он с деланным безразличием снял рыбу и отбросил в сторону. Она, немного оглушённая ударом, лежала спокойно.

Лилит не замедлил прыгнуть на неё. Но как только дыхание его коснулось рыбки, она, словно пружинка из китового уса, изгибаясь, взлетела немного вверх. У Лилита вздрогнул кончик носа. С испуганными глазами пёс перевернулся через спину и бросился бежать без оглядки. Он сел в сторонке и издали беспокойно посматривал на это не виданное им чудовище. Нос всё ещё нервно подергивался. Айвам посмотрел на него и звонко расхохотался, но тут же, приняв серьёзное выражение лица, потянул леску и вытащил сразу двух рыбок. Одну из них, что была поменьше, он бросил Лилиту. Круто повернувшись, Лилит отскочил ещё шага на два.

— Испугался? — сказал Айвам, разрезая навагу на части. — Ешь теперь.

Лилит подошёл к кусочку рыбы, настороженно понюхал её, не без робости лизнул и проглотил.

Рыба ловилась хорошо и без всякой наживы. Здесь навага шла большими косяками. Двойной крючок обязательно подцепит рыбку. Около Айвама образовалась уже небольшая куча наваги. Луна спускалась во льды всё ниже и ниже. Мрачноватые тени, отбрасываемые торосами, всё удлинялись и удлинялись. Потускневшим диском луна почти уже касалась торосов.

А рыбка ловилась всё лучше и лучше. Недалеко от лунки лежало уже много замёрзшей наваги. Лилит вволю наелся и теперь растянулся со вздутым животом на тюленьем мешке, изредка вяло открывая глаза. Казалось, что пёс не особенно доверял хозяину: не ушёл бы без него.