Итак, это правда. Он женился в 1585 году, в первый и последний раз, связав себя брачными узами. Женился по любви, не получив на то отцовского благословения. Ему было семнадцать. Анне, наверное, лет четырнадцать, но могло быть и меньше. Красивая девочка, хотя Герт и забыл, как она выглядела на самом деле. В памяти остались лишь слова. Красивая девушка. Стройная. Грациозная. Желанная. Летом они поженились, а осенью пришел Черный мор…

Герт тряхнул головой, отгоняя мрачные видения, сунул бумаги в карман, и хотел уже закрыть сундучок, когда его взгляд упал на кисет из рыжей замши. Он не помнил этого мешочка, не знал, что в нем находится, и развязал его лишь по какому-то смутному наитию. Развязал, перевернул, и ему на ладонь выпали массивный перстень с печаткой и хорошо узнаваемая золотая цепь ленточного плетения…

Шенка Герт нашел в том самом трактире, на который указал ему днем. Тот сидел один за дальним от входа столом, курил трубку, пил вино и смотрел, как пляшет пламя на поленьях в очаге. Герт подошел к нему и без слов поставил сундучок на стол.

— Получилось? — спросил Шенк, поднимая взгляд.

— Получилось, — Герт подсел к столу и жестом подозвал трактирщика, показав на пустые кружки, выстроившиеся перед Шенком. — Мы имеем триста золотых марок, и еще кое-что можно будет выручить за золотые побрякушки. — Указал он на сундучок. — Ерунда всякая, если честно, но все же кое-что лучше, чем ничего.

— Триста марок — большая сумма.

— Я рассчитывал на большее.

— Тебе виднее!

— Ты прав, — согласился Герт.

Посидели, молча, не глядя друг другу в глаза.

— Не хочу тебе врать, Шенк! — сказал, наконец, Герт. — И правду сказать не могу. Что будем делать?

— Это хорошо, что не хочешь врать, — Шенк перевел взгляд, смотрел теперь Герту в глаза. — Вообще, ничего сказать не можешь?

— Похоже, что так, — пожал плечами Герт и взял у подошедшего трактирщика кружку. — То, что я знаю наверняка, не скажу, потому что нельзя. Не я положил запрет, не мне его и снимать. Скажу лишь, что есть вещи, о которых не стоит говорить даже с самим собой.

— Магия?

— Магия, и давай не уточнять, чья.

— Серьезное дело.

— Серьезней некуда! — согласился Герт. — Но это, Шенк, только часть правды.

— Продолжай!

— Есть и другая правда, — вздохнул Герт.

Он пытался быть искренним, поскольку не хотел разрушать возникшую между ними дружбу. Но рассказать все, как есть, он тоже не мог. А ведь Шенк, если они все-таки останутся друзьями, по любому увидит и услышит такие вещи, что не сможет не задуматься. А задумавшись, наверняка, начнет задавать вопросы.

— Есть опасная правда иного рода, — попытался объяснить Герт. — Она опасна для меня и для тебя. Для нас обоих. И лучше, если у тебя не будет даже самого ничтожного шанса проговориться или сказать лишнее. Здесь или там, трезвым или пьяным, назло или во благо. Да, по простоте душевной, в конце концов!

— Все настолько серьезно? — спросил явно удивленный его горячностью Шенк.

— И не спрашивай!

— Тогда, ладно! — решил Шенк через пару мгновений. — Продолжаем жить!

И тогда, Герт достал из кармана замшевый кисет и положил его на стол.

— Что там? — спросил Шенк.

— Здесь владетельский перстень ван Холвенов и их баронская цепь.

— То есть, ты на самом деле ван Холвен и можешь это теперь доказать?

— Нет, Шенк. — покачал головой Герт. — Никакой я не ван Холвен. Но, видимо, некоторое время буду им для всех окружающих. И это единственное, что я могу тебе сказать, не погрешив против истины и не выдав тайн, о которых я тебе уже сказал.

— Ну, как минимум, это облегчит тебе жизнь.

— О, да! — согласился Герт, вспомнив памятный разговор с Микулеттой. — Ты даже представить не можешь, насколько это облегчит мне жизнь!

Калт ван Холвен погиб на дуэли в 1589 году. Родных у него не осталось, семьи — тоже. Не было ни земли, ни дома, ни денег. Ничего у него не было, кроме старинного владетельского перстня с изображением медведя о двух мечах и баронской цепи старого образца, какие делали лет двести назад в горах к западу от Норнана. Похоронив Кальта, Герт взял их собой. Вернее, он взял перстень и цепь, и еще несколько мелочей, оставшихся от друга, и хранил какое-то время у себя дома. Как и когда эти вещи попали в Бьеф, и отчего нашлись именно сейчас, когда он назвался именем покойного друга, Герт не знал. Походило на волшебство. Или Герт снова стал избранником Судьбы? Как бы то ни было, Герт мог теперь, объявить себя внуком Кальта и это избавляло его, хотя бы на время, от ненужных вопросов.

Ночью шел дождь. Несильный, но долгий, такой, под который хорошо спится в теплой постели под надежной крышей. Герт спал и видел сны. Разные, по большей части яркие, но это единственное, что он помнил, проснувшись. Яркость красок, разнообразие сюжетов, и еще, пожалуй, чувство тревоги или, быть может, это было предчувствие? Что-то значительное ожидало его впереди, или нет. Вещий сон? Возможно, хотя и маловероятно. Никогда в прошлом он таких снов не видел.

«Посмотрим!» — Герт встал с кровати, подошел к окну и распахнул ставни.

Небо очистилось и сияло прозрачной голубизной. Солнце уже встало, но еще не успело прогреть воздух. Впрочем, свежо — не означает холодно.

Весна в Кхоре — чудная пора. Тепло, но не жарко, ночами идут дожди, и, разумеется, все цветет. Сирень и персики, дикие маки и миндаль, буквально все. Воздух прозрачен и напоен множеством ароматов. Склоны гор зелены, а ручьи и реки полноводны.

«Весьма поэтично! — подумал он, иронизируя над самим собой. — С каких это пор, я стал таким сентиментальным?»

Но правда в том, что ничего подобного Герт прежде не испытывал, хотя, возможно, просто об этом забыл. В прошлой жизни он много раз бывал в Кхоре, и иногда жил подолгу. Знал здесь едва ли не все стоящие упоминания города и замки. Ориентировался на основных дорогах. Располагал сведениями о природе и климате. В конце концов, он говорил и читал по-кхорски. И, тем не менее, не мог припомнить ни одного утра, подобного этому, и настроения такого, словно бы, не испытывал никогда.

«Издержки второй жизни! — Пожал он мысленно плечами. — Или, напротив, ее дары!»

Герт быстро всполоснул лицо водой из кувшина, оделся, выбрав повседневный костюм, и поспешил в общий зал. Молодое крепкое тело следовало кормить, и кормить хорошо. Поэтому в первую трапезу, как советовали древние, Герт съел миску каши со шкварками, три печеных яйца, приличных размеров кусок ветчины и несколько больших ломтей свежего хлеба, добавив ко всему этому зеленый лук, смальц, мед и кружку крепкого темного пива.

«Деньги в жизни не главное, — усмехнулся он, заказывая еще одну кружку пива и доставая трубку и кисет, — но без них плохо, а с ними — хорошо!»

Четыре сотни золотых марок, а именно такой оказалась итоговая сумма после продажи большей части содержимого сундучка, разом решили не только все насущные проблемы Герта и Шенка. Деньги позволили им резко повысить уровень притязаний. Теперь компаньоны одевались, как знатные особы — еще не роскошно, но уже затейливо, — пили дорогие вина и жили только в благоустроенных гостиницах. Вернее, вместе в гостинице они жили недолго и только в Кхоре. В Кхе Кхор Герт приехал один. Дело в том, что Шенк довольно быстро — что не странно при его внешности и изысканном костюме, — нашел себе даму сердца, причем любовница Шенка, по всей видимости, принадлежала к высшей знати королевства. Выяснилось это совершенно случайно. Храня личность женщины в секрете, как и положено истинному кавалеру, — идет ли речь о девице или о замужней женщине, — Шенк все-таки проговорился. Он сказал, между прочим, что дама эта будет участвовать в Большом маскараде в королевском замке Кхе Кхор. И добавил, с извиняющейся улыбкой, что он, Шенк, приглашен пожить у нее в доме во все дни весенних праздников. Остальное — простая логика. Ведь если женщина получает приглашение в королевский замок и владеет домом в его окрестностях, то речь может идти, как минимум, о даме из благородной фамилии. Кавалерственной даме, как принято говорить в Кхоре.