«Я торопился!» — напомнил себе Герт.

Однако прежде, чем он успел покинуть Кхор, ему доложили, что прибыл управляющий его имением в Чеане.

«Берт! Его звали Берт!»

Надо же, Герт вспомнил имя управляющего, хотя прошло столько лет.

«Имение в Чеане… Ну, надо же!»

Это было крохотное владение в окрестностях Савоя, доставшееся ему по завещанию от двоюродного деда по материнской линии. Немного земли, деревенька с крепостными… озеро… лесок. Но дом был неплох, особенно тем, что стоял на высоком берегу Фрая, и с его веранды открывался чарующий вид на реку и заречные земли. Усадьба называлась на чеанский лад — Бьеф, то есть, Камни. Несколько огромных валунов действительно торчало посередине отмели, как раз под домом…

Но все это осталось в прошлом. Летом 1605 года Бьеф был разорен солдатами императора Якова. Людей, впрочем, не тронули, а управляющего не нашли просто потому, что не искали. Берт успел покинуть дом, как раз перед приходом солдат, и затем почти год добирался через охваченные войной земли до Герта, который и сам не сидел на месте. И в этот раз в Кхоре все могло закончиться точно так же, как во многих местах перед тем. Еще немного, и они бы разминулись…

В тот момент, когда они все-таки встретились, Герту, однако, было не до Берта и его забот. Судьба крошечного имения на краю света была ему совсем неинтересна. Он играл тогда судьбами мира, но, разумеется, поблагодарил Берта за преданность и щедро наградил из тех самых денег, которые бедолага сохранил среди хаоса войны и привез своему господину. Сейчас Герт отчетливо вспомнил, что Берт доставил ему черный сундучок, сказав, что собрал туда все самое ценное из спальни и кабинета, и несколько мешочков с золотыми империалами — доходы за три или четыре года. Сколько там было денег, Герт не помнил, а сундучок так и не удосужился открыть. Все это он в тот же день передал на хранение Якову Гелмриху, и… Да, точно! Речь зашла о вознаграждении, и тогда, Герт предложил, брать плату за хранение из оставленных денег.

«С тех пор прошло сорок три года…»

Приходилось признать, что идея, возможно, не так хороша, как ему показалось в начале. За сорок три года хранения деньги могли закончиться, и начала расти пеня, так что, очень может быть, Герт окажется должником Гелмриха, и сундучок черного дерева так и останется у банкира…

Ждать пришлось долго. Уже смеркалось, и в углах комнаты собрались густые тени, когда возвратился банкир. Служащие внесли в кабинет черный сундучок — он оказался меньше, чем помнилось Герту, — и почтенного вида гроссбух.

— Что ж, — Гелмрих заговорил только тогда, когда дверь за служащими закрылась, и они с Гертом остались наедине, — итог таков. Ваш дед, господин де Бурнонвиль, оставил эту вещь, — он указал на сундучок, — моему деду двадцать третьего дня месяца лютня 1606 года, о чем имеется собственноручная запись мастера Якова Гелмриха в нашей семейной книге.

— Не в этой, — кивнул он на гроссбух, — в другой. В записи сказано, что формального договора между сторонами заключено не было, но мастер Яков принял на себя обязательства, из уважения к ремеслу и… — банкир, говоривший до этого ровным деловым тоном, неожиданно прервался и, сделал усилие, словно бы, проглотил комок, вставший в горле.

— Видите ли, господин де Бурнонвиль, судя по записям моего деда, он едва ли не боготворил господина д'Грейяра. Вот видите, я способен произнести это имя вслух!

— Вы республиканец? — Герт с удивлением осознал, что в королевстве Кхор до сих пор живут настоящие республиканцы, вроде тех, кто устроил против него заговор в 1607 году.

— Да, я республиканец! — с вызовом ответил Гелмрих. — Я проклинал имя вашего деда, господин де Бурнонвиль, с тех пор, как узнал эту историю. Но сегодня я прочел записи моего деда и приписки, сделанные рукой моего отца, и понял, что я их совершенно не понимаю.

— Пусть вас утешит тот факт, что я своего деда тоже не понимаю, — пожал плечами Герт.

Ну, не начинать же спор с банкиром? И о чем, о лучшем устройстве государства?

— Да, да! Вы правы! — кивнул Гелмрих. — Извините! Я несколько увлекся. Итак. Вместе с вещью, оставленной на хранение, ваш дед вручил моему деду сто двадцать золотых империалов, которые в то время стоили примерно две с половиной кхорские марки. Разница в весе, проба, обменный курс… Так вот, деньги были оставлены, как и эта вещь, — жест в сторону сундучка, — без всякого формального договора, составленного согласно принятым в то время правилам. В этой связи, мой дед, мастер Яков Гелмрих, рассудил, что деньгам негоже лежать под замком. Деньги должны работать, принося доход.

— То есть, он отдавал эти деньги в рост? — о такой возможности Герт даже не думал. Насколько он помнил, деньги он отдал не на хранение и не в рост…

«Или все-таки на хранение?» — увы, но за долгие годы, прошедшие с тех пор, детали истории начисто забылись. Герт просто не помнил, что сказал тогда Гелмриху, о чем попросил, или что приказал.

«Да, и не суть важно!»

— Да, именно так! — подтвердил его догадку банкир. — Деньги отдавались в рост, но ежегодно мастер Яков взимал с доходов одиннадцать процентов за ведение дел, и брал одну золотую марку в счет оплаты за хранение вашего имущества. Все операции записаны в этой книге.

— Не думаю, что мне захочется ее почитать, — покачал головой Герт. — Так что, давайте сразу перейдем к итогам.

— Итоги! — кивнул Гелмрих. — Как пожелаете. Только учтите, что кроме удачных лет случались и неудачные. К тому же деньги неоднократно пропадали во время военных действий… Контрибуции, конфискации, списание долгов, грабежи…

— Я понимаю, — остановил банкира Герт. — Что-нибудь осталось?

— Триста десять золотых марок и немного серебром.

— Я могу получить эти деньги?

— Разумеется! Хотите прямо сейчас?

— Да, пожалуй.

— Хорошо, я тотчас распоряжусь! А что делать с сундуком?

— Я его заберу, но если позволите, я хотел бы взглянуть на его содержимое прямо сейчас.

— Тогда я вас, пожалуй, оставлю одного. Пойду, распоряжусь, чтобы приготовили ваши деньги.

Гелмрих вышел, и Герт снова остался в одиночестве. Впрочем, на этот раз у него были вино и зажженные свечи.

«Что ценного могло быть в моей спальне и кабинете? — подумал он, сдвигая засов, удерживающий крышку. — Я и не жил там почти. Бывал пару раз, кажется… И это все!»

И в самом деле, по первому впечатлению Берт мог и не стараться. Несколько золотых вещиц, бог весть, как попавших к нему в дом, фигурки животных из поделочного камня, старинный кинжал с рукоятью украшенной серебром и самоцветами, еще какая-то шелуха. Вещи недорогие, и Герту совершенно незнакомые. Не семейные реликвии, одним словом. Не подарки любимой женщины. Всякая ерунда и еще пачка пергаментов. Дарственная на владение, патент землевладельца, выданный имперским судом, какие-то купчие и старые письма, и даже брачный контракт.

«Быть этого не может!» — удивился Герт, развернув небольшой пергаментный свиток с цветными печатями на шелковых лентах.

Он давно уже забыл эту печальную историю, не вспоминал о ней годами, и вдруг, на тебе! Брачный контракт и…

«Точно!» — среди документов нашлась и пергаментная полоска, исписанная мелким округлым почерком.

Черная тушь, западнорештанский диалект и оттиск печати с изображением журавля — собственноручное свидетельство жреца храма Аттерской Благодати о заключении брака между Герардусом д'Грейяром владетелем Сагера и девицей Анной ен Шайн.

«Уму непостижимо! И как все это попало в Бьеф?!»

Кажется, и свидетелей не осталось. Кальт убит на дуэли. Людвиг погиб в бою…

«Как давно! Боги, как давно!»

Бракосочетание произошло в маленьком городке в верховьях Аттера, названия которого Герт не помнил. Ему было тогда семнадцать, и, значит, дело происходило в 1585 году.

«Все точно!»

Жрец дату бракосочетания не записал, отметив лишь, что таинство соединения совершено в день летнего солнцестояния, а вот в контракт занесены были и день, и месяц, и год…