Изменить стиль страницы

Опись шпионского набора заняла несколько листов.

— Кто вы? — спросил задержанного чекист.

— Калниньш Янис Янович…

— Что делали в лесу?..

Пауза затянулась.

— Почему стреляли?..

Опять молчание.

— А эту «липу» где изготовляли: в Мюнхене, Лондоне, Стокгольме?.. Назовите настоящую фамилию.

Опять молчание.

— Он, товарищ старший лейтенант, поди, забыл свою настоящую фамилию. Их все больше по кличке…

— Ну что, дядя, протрезвел? Разве, сэр, можно так пить?.. Яд английский. Товарищ старший лейтенант, зачем этим… яд, если они им никогда не пользуются?

— Карикатура на заботу о человеке. Полный сервис: рация, шифрблокноты, оружие, различнейшая «липа» и, конечно, яд…

— А тройной одеколон… Форменный алкаш. Окачуриться можно… Виски, поди, не берет его. Одеколон позабористее, шибче сбивает с ног… Дурит голову, туманит мозги!

— Жизнь у этих черная, товарищ старший лейтенант! И пьют… по-черному… Как человек над собой надругался! Да разве этот, вконец опустившийся, человек?!

— Человек… Только обманутый, одурманенный.

— Итак, вы утверждаете, что вы Калниньш Янис Янович?

— Да, Калниньш…

— Хорошо. Мы перепроверим точность ваших показаний.

— Проверяйте.

— И долго рассчитываете раскручивать перед нами свою легенду?

— Я говорю все как есть…

Круминьш надеялся отыграться, запутать следствие, пустить его по ложному пути.

«Засыпался начисто! Взят с поличным, — думал, видимо, шпион. — Теперь терять нечего! Ну, так поморочу же я тебе голову, подполковник Гришин!»

И никак он не ожидал того, что услышал от следователя:

— Ну, хорошо, Круминьш Зигурдс-Дзидрис, завтра у вас будет очная ставка с отцом, а затем — с друзьями, одноклассниками…

Он уже не был загадкой, «человеком без лица».

Завтра очная ставка. Отцовский суд.

Чекистам известен каждый его шаг. Каждый шаг агента-нелегала. Знают, как он появился в Риге, с кем встречался, почему сбежал в лес.

Все сказали горестные глаза отца.

В них осуждение. Горечь… И — суровый приговор!

Отец отвел глаза. Стыд-то какой! Очная ставка с сыном, который, как затравленный волк, прятался от людей в лесу…

Курт решительно сказал следователю:

— Пишите: в июле 1951 года в Мюнхен-Гладбахе я был завербован английской разведкой. На случай потери связи по радио мне был дан адрес в Лондоне…

ЗЕМЛЯНКА В ПУЩЕ

Д. Смирнов

Самолет пересек нашу границу темной ночью 1957 года. Он шел на высоте около четырехсот метров, держа курс на Барановичи. Некоторое время спустя шум его моторов был слышен юго-западнее Гродно. Сделав крюк над советской территорией, нарушитель скрылся. Через несколько часов после этого один из наших радиоцентров зафиксировал работу радиостанции во Франкфурте-на-Майне, которая длительное время вызывала какого-то агента. Тот откликнулся короткой зашифрованной радиограммой.

Совпадение? Может быть. А если… И ночной перелет неизвестного самолета, и двусторонние переговоры невольно наводили на мысль, что одно неразрывно связано с другим. Отсюда вывод: в приграничном районе, скорее всего в Налибокской пуще, появился враг.

Только-только началось утро, а в Минске и Барановичах уже были созданы оперативные группы из опытных, прошедших школу борьбы в фашистском тылу чекистов. События развивались быстро. Едва чекисты успели добраться до места, откуда было намечено начать поиск, как поступило новое тревожное сообщение. На рассвете этого дня к небольшому лесопильному заводу, находящемуся на речке Каменке, неподалеку от деревни Рудни, из ближнего леса вышли два молодых человека. Старик сторож, в одиночестве коротавший ночь, сначала даже обрадовался их появлению: хоть словом можно перекинуться. Он встретил парней довольно приветливо, пожелал им приятного аппетита, когда те решили поесть. А потом усомнился: ведь люди незнакомые, по ночам добрый человек вряд ли по лесу будет шататься. Только хотел дед спросить у незнакомцев, что они за люди, как в калитку завода кто-то постучал. «Гости» насторожились.

— Кто это? — с тревогой спросили они.

— Да это милиционер, он частенько к нам заглядывает, — неправду сказал дед, чтобы проверить, как поведут себя «гости».

Того, что случилось после этих слов, дед никак не ожидал. Парни сорвались с места и побежали к лесу. Перепрыгивая через изгородь, один из них зацепился лямкой заплечного мешка за сучок на жердине, сбросил его и нырнул в кусты.

Сторож удивился. Подошел к мешку, развязал и ахнул: поверх какой-то поклажи блестел новенький автомат…

Весь день чекисты и колхозники прочесывали окрестные леса, но так ничего и не нашли. Ничего не дали поиски и в последующие дни.

Зато стало известно кое-что другое. В Барановичское управление госбезопасности позвонил бухгалтер хлебозавода Иван Федорович Семененко и попросил принять его по очень важному и срочному делу. Дело оказалось действительно важным. Примерно неделю назад в одной из столовых города Барановичи Семененко познакомился с неким Михаилом Бобровничи. Новый знакомый назвался электросварщиком, рассказал, что решил из Москвы перебраться в здешние, родные для него места. За работой дело не стало — сварщики везде нужны. Но вот жить ему негде. Может быть, Иван Федорович знает, кто в городе сдает комнату?

«А зачем вам искать? — ответил Семененко. — Идите ко мне: я живу один, без семьи, во всей квартире только глухая старушка. Веселее вдвоем будет».

Бобровничи обрадовался, горячо поблагодарил, тут же и документы свои предъявил: паспорт, выданный в Москве, справку о том, что работал на заводе Главного управления шоссейных дорог.

— В общем, так он и поселился у меня, — рассказывал Семененко. — Днем на стройке, а вечером из дома ни на шаг. Да и я домосед. Подружились, за рюмочкой вели разговоры о том о сем, вспоминали о войне. И однажды я сказал, что служил в немецкой хозяйственной части. Бобровничи аж встрепенулся, так его это заинтересовало. Торопливо налил водку в рюмки, предложил выпить «за дружбу». Мне показалось, что он принял меня за гитлеровского холуя, но я не стал его разубеждать.

И Бобровничи доверительно признался, что он вовсе и не москвич, а недавно прибыл из Западной Германии, где, как он сказал, «встречался с людьми, желающими счастья белорусскому народу».

— При этом, — продолжал Семененко, — Бобровничи пытливо посмотрел на меня — как я отнесусь к его признанию. А я думаю: «Вот какой ты, оказывается, сукин сын! Надо тебя разговорить, чтобы побольше тебя узнать». Сделал вид, что даже обрадовался, тоже предложил выпить за дружбу. Бобровничи аж засиял, выпил и сказал, что за границей якобы уже знают, у кого он живет, и щедро отблагодарят меня. Тут же добавил, что, если я выдам его, Советская власть все равно не простит, что приютил его. «Поэтому, — закончил Бобровничи, — или будешь работать с нами, или считай, что уже покойник. Если не успею убить тебя я, то это сделают мои друзья, с которыми я прибыл из-за границы. В Налибокской пуще их много».

Иван Федорович Семененко не сказал своему квартиранту, что в гитлеровскую хозяйственную часть он пошел, чтобы не умереть с голоду в концлагере. И недолгую, но позорную эту службу не скрывал, об этом знали и его теперешние сослуживцы по заводу.

Выслушав Бобровничи, Иван Федорович немного подумал и, словно соглашаясь, спросил: «Что же я должен делать?» — «Подбирай людей, недовольных Советами. Или с рыльцем в пушку, таких же, как сам. Обеспечь встречи с ними. Остальное тебя не касается…»

Закончив свой рассказ в управлении КГБ, Семененко задал тот же вопрос:

— Что я должен делать?

— Помогите нам выловить всех этих врагов.

— А как помочь?

— Бобровничи пускай и дальше у вас живет. Относитесь к нему, как и прежде. Но каждое его слово и каждый его шаг должны быть нам известны. Постарайтесь ничем не вызывать подозрений, будьте очень осторожны: квартирант ваш действительно опасный, готовый на все. Если нужно будет еще что-нибудь, мы вам сообщим.