Во дворе Фацбай чувствовал на себе чьи-то взгляды, но никого не видел. Сам хозяин поливал ему из кувгана, он же принес есть.

Уже стемнело, когда Рашид повел его в сарай, молча указал второй выход в сад. Посреди сарая лежал ворох сена, и Фацбай понял, что ему здесь придется провести ночь. Повалившись на сено, он вытянул ноющие от долгой ходьбы ноги и закрыл глаза. Хозяин присел возле и думал о том, удастся ли Фац-баю склонить на свою сторону осетина. Он хотел было спросить его об этом, но Фацбай уже спал.

Жизнь в крепости началась на рассвете, и Фацбай, расхаживая по сараю, прислушивался к шуму улицы.

Вошел Рашид и прошептал ему на ухо:

—      Видел.

Фацбай кивнул головой на выход, мол, идем, чего еще ждать. Он нравился Рашиду своим немногословней и спокойствием.

На улице Фацбай невольно зажмурился: турки, его враги, находились рядом с ним, а он проходил мимо. Свернули в узкий проулок.

—      Идет,— прошептал Рашид.

Прямо на них шел тот, чьи приметы так точно передал Рашид. Обо всем на свете забыл Фацбай.

Рашид взглянул на небо, будто оно занимало его, покачав головой, показал на пальцах Фацбаю, мол, давай вернемся. Тем временем с ними поравнялся осетин, и Рашид, еще раз оглядев улицу, двинулся за ним. Фацбай не отставал от Рашида, не спуская, однако, глаз с осетина. Но вот Фацбай поравнялся с ним, толкнул в плечо и, когда тот оглянулся, то улыбнулся ему. С трудом удержался Фацбай, чтобы не обнять незнакомого осетина-земляка.

Решение пришло моментально. Ткнув пальцем в кинжал,— он торчал из-под короткой куртки незнакомца,— Фацбай знаками попросил показать ему кинжал. Осетин нехотя исполнил просьбу, и Фацбай, цокая языком, рассматривал искусную резьбу кубачинского мастера. Потом проговорил по-осетински:

—       Брат мой! Тсс!

Осетин вздрогнул, Фацбай видел, как вытянулось его лицо.

—      Лучше возьми кинжал и убей меня, чем открывать туркам,— Фацбай вернул кинжал.

—      О, бог ты мой! — осетин дрожащей рукой вложил кинжал в ножны.

—      Иди за мной и ни о чем не спрашивай, я покажу тебе дом, в котором буду ждать тебя.— Фацбай ускорил шаг, поравнялся с Рашидом и моргнул ему.

Ни разу Фацбай не оглянулся, только у дома Рашида он задержался: и этого было достаточно, чтобы бросить быстрый взгляд через плечо: земляк кивнул и прошел мимо.

Едва закрылась калитка, Рашид воздел руки к небу и прошептал молитву, обращенную к аллаху, а Фацбай сдернул с головы феску и забегал по двору. «Неужели он выдаст меня? Не верю... Как осетин может продать врагу своего брата?» — Фацбай остановился.

—      Придет? — спросил Рашид.

—      Конечно.

—      Если он приведет солдат, погиб дом моего брата! Мы с тобой уйдем. А как же брат? Он же единоверцев предает!

—      Он осетин и...— Фацбаю не удалось договорить: в раскрытой калитке стоял его земляк.

Он сам задвинул деревянный засов. Фацбай приложил палец к губам и взглядом пригласил его следовать за собой. Рашид остался во дворе. Они вошли в сарай и одновременно раскрыли друг другу объятья.

—      Ты пришел оттуда? — наконец смог произнести осетин.

—      Мы слышали о тебе, и меня послали твои братья... Как твое имя? Чей сын ты? Извини за такое любопытство... Время не ждет.

—      Куртатов я, сын Дудара, звать Батыром... Отец мой жил в Куртатинском ущелье. А ты кто?

—      Из Дигории... Фацбай Елбаев я. Вот как пришлось встретиться двум братьям, опасаясь чужого взгляда. Эх, Батыр, почему вы оставили горы? Ну как вы могли бросить своих покойников?

—      Многие плачут, но разве теперь что-нибудь сделаешь? На чужбине мы счастья не нашли, турки нас не считают своими.

—      Ну, хоть ты уходи к нам! Пойдешь со мной?

—      Не могу, отца и мать турки взяли заложниками. Лучше скажи, чем могу помочь тебе?

Собравшись с мыслями, Фацбай спросил:

—      Как ты оказался здесь?

—      Нас было двое... Товарищ мой из рода Кануковых погиб.

—      У него было худое длинное лицо с черной бородкой?

—      Ты знал Алисултана?

—      Мы похоронили его...

—      Они хотели послать его против вас... Требовали склонить дивизион на их сторону...

—      Что думают турки? Много ли войск в крепости?

Батыр говорил быстро, точно называя цифры и расположение батарей.

—      Крепость ты сам видел, большая... Живут здесь только турки и евреи. Когда ты шел сюда, то переходил через глубокий ров.

Фацбай кивнул.

—      Он опоясал крепость. Сегодня ночью в него впустят воду из Дуная. Запомни: крепость имеет восемь ворот. Они дубовые и окованы толстым железом. В случае осады, мосты поднимаются цепями и ворота закрываются наглухо. Они охраняются днем и ночью. Удивляюсь, как тебе удалось пройти сюда? В башне хранят порох. О, туда сам султан не попадет без начальника охраны... Ты заметил толщину крепостной стены? Она двойная... Шесть орудий готовы к стрельбе. За рвом земляная насыпь. Первые ворота называются Стамбульскими. Сейчас здесь находится ферин-пашй1. Он готовит защиту. Все запомнишь?

Улыбнулся Фацбай и похлопал земляка по руке:

—      В моей голове может вместиться вся Турция!

—      Турки имеют запас продуктов и воды.

—      Так...

—      Но крепость можно легко взять...

—      Как?

—      Она не выдержит долгой осады...

—      Хорошо. Ты узнаешь пароль?

—      Пароль «Стамбул», отзыв «Мечеть», пропуск «Коран»... Ну, а теперь прощай,— Батыр обнял Фацбая.— Будешь в моих краях — поцелуй землю отцов... О, боже, чуть не забыл. Возьми, передай, кому надо... Не попадись с ним,— Батыр передал кожаный мешочек, подобный тем, в которых турки носят на шее талисманы,— сам не знаю, как удалось мне переписать... Это телеграмма Осман-паши султану из Плевны.

—      Был в Плевне... Кавказцев здесь, еще трое. Но они не осетины.

—      О, спасибо! Как эта бумага попала к тебе? Фацбай вдруг что-то вспомнил, расстегнул ворот

бешмета и с силой дернул шнур на шее.

—      Возьми, здесь земля Осетии,— Фацбай протянул кожаный мешочек.— Мне мать дала на прощанье, чтобы помнил о ней...

Схватил Батыр мешочек, поцеловал трижды и, не оглядываясь, ссутулившись, пошел к выходу...

30

Войска выскочили из ущелья на простор. Перед ними открылась равнина. В центре ее — курган, место предлагаемой ночевки. Путь к кургану преградил вал, а за ним глубокая, узкая траншея. Озабоченный полковник Тутолмин стоял на валу и наблюдал за головными сотнями. Они легко преодолевали препятствия. А вот сумеют ли артиллеристы переправиться, да еще засветло? Старший трубач, неотлучно следовавший за начальником бригады, подсказал осторожно:

—      Ваше высокоблагородие, зарыть бы надо траншею до прихода орудий!

—      Знаю, батюшка, что надо, но чем?

—      Топорами да руками,— оживился трубач. Задумался Тутолмин, а потом, решив, что иного

выхода нет, приказал:

—      Труби, чтобы заехали левым плечом.

И трубач затрубил: «Са-а-шенька-Ма-а-шенька». И бригада провела маневр «левое плечо вперед».

Траншею закопали на ширину орудийного лафета, и артиллеристы с ходу преодолели препятствие.

Но не успели разбить палатки, как прискакали дозорные и доложили полковнику о противнике, замеченном под Никополем. Турки двигались в сторону бивуака. Полковник нарочито спокойно сказал:

—      Везде вам турки мерещатся,— а сам вскочил на коня и поехал в сопровождении Зембатова и Верещагина, имея впереди дозорных.

Верстах в двух от бивуака остановились. Тутолмин вскинул бинокль.

—      Видите, ваше превосходительство? — спросил старший дозора. Но полковник все еще не был уверен, что впереди стоит неприятель: «В том месте, черт возьми, назавтра назначена нам встреча с пластунами». Чтобы получить подтверждение донесению дозора, Тутолмин приказал подпоручику Зембатову отправить в разведку Бабу и Фацбая, но не успел сотенный командир отъехать, как к ним подскакал Христо.