Люди удивлялись Борхан. Сама маленькая, подвижная, сухонькая, с тонким и горбатым носом, а дочь высокая, большеглазая, спокойная. Нет, не в мать она. На это Борхан говорила: «Всем обидел меня бог, а взамен дал красавицу-дочь».

Когда Борхан вошла в кунацкую, мужчины встали и слегка поклонились ей. Подавшись вперед, старуха прошла к столику, что стоял в углу, и опустила на него деревянную тарелку с пирогами. Женщина отступила к выходу, приговаривая:

—      Сидите, почему вы встали? Спасибо... Вы извините меня за то, что я вошла к вам. В доме нет младших мужчин. Да что поделаешь...

В эту минуту Борхан чувствовала себя самой несчастной женщиной на свете. Ее ли дело входить в кунацкую, когда там мужчины? Но кого пошлешь? Бек-мурзу? Так он хозяин дома! К лицу ли ему это?

Потом Борхан еще раз приходила: принесла кувшин с аракой, и опять мужчины привстали.

—      Да накажет меня бог, но у меня нет иного выхода,— произнесла Борхан виноватым голосом и поспешнее, чем следовало, покинула кунацкую.

Бекмурза поднял круглый, трехногий столик с едой и поставил перед гостями, снял со стены рог и обратился к Бза:

—      Прошу вас, отведайте того, что бог послал.

По праву старшего, Бза принял вместительный рог:

—      Да простит мне всевышний, Бекмурза, но твое ли дело стоять возле нас? Садись, ты хозяин дома...

—      Разве я старше тебя, Бза? Или такие гости, каких мне сегодня послала судьба, часто бывают в доме моего родителя?

—      Если в доме один ребенок, его родители чем-то прогневали бога. Так говорили прежде осетины. Ты только что убедился, Бекмурза, как плохо быть без младшего. О, раньше жили мудрые люди!

—      Да, это так, Бза!

—      Пусть в твоем доме будет столько мужчин, сколько пальцев на моих обеих руках! Это я тебе желаю от души, так же, как своему племяннику Знау-ру,— старик многозначительно глянул на хозяина и выпил.

—      Оммен, хуцау1, — дружно поддержали тост гости.

—      Спасибо,— пробормотал смущенный Бекмурза.

—      Слова, которые я только что произнес, подсказало мне мое сердце, Бекмурза. Да дойдут мои молитвы до бога!

—      Оммен, хуцау!

Легкое волнение охватило Бекмурзу. Он понял, ради кого так старается Бза. «Но Знаур не богаче меня... Правда, у него два вола. Но я же хотел выдать сестру за богатого жениха? Э, Бекмурза, не думаешь ли ты, что сваты будут приходить к тебе каждый день?»— пронеслось тревожно в сознании.

Гости выпили за тост старшего и, дав им возможность закусить, хозяин налил по второму разу. Но Бза не принял рога.

—      Выпей, Бекмурза, если тебе понравились мои слова,— предложил старик.

Бза хотелось услышать, что ответит ему брат Хани-фы, и тогда он будет знать, как вести себя дальше. Да и Бекмурза понимал, чего от него добивается гость.

—      Спасибо за доброе пожелание... Да сбудутся в доме моего соседа Знаура твои, богу угодные, пожелания.

—      В твоем доме, Бекмурза, в твоем,— перебил гость.

—      Пусть сгорит дом, в который вы пришли, если я не желаю вам здоровья и счастья! — горячо воскликнул хозяин.

—      Мы верим тебе, Бекмурза, потому и пришли сюда!—ответил Бза.

—      Спасибо, еще раз говорю вам, спасибо, дорогие гости,— Бекмурза обвел взглядом сидящих и быстро выпил.

... Гости ушли в полночь. Вернувшись в дом, Бекмурза позвал мать и объявил ей, что не смел отказать таким почетным сватам, как Бза, и, кажется, они породнятся с Кониевыми.

—      Знаур — мой сосед, мы выросли вместе, люди считают нас братьями. Да и с Бабу мы не враги... Так почему я должен отказать ему? Как ты думаешь, Бор-хан? — спросил сын.

—      Твой отец поступил бы так же мудро,— ответила мать.— Но у него есть старший брат. Разве Бабу женат?

—      Вот уже год о нем ничего не слышно. Не может же Знаур ждать его до седой бороды... Это их дело, Борхан. Да и бог простит бедному человеку такое.

—      Ты мужчина, и тебе лучше знать, что ты делаешь.

—      Вот и хорошо, не бойся, я не ошибусь... А теперь пойду вздремну, кажется, уже рассветает.

Мать проводила взглядом сына, а потом задула лучинку. Вернувшись к очагу, она присела на корточках и подумала: «Знаур — настоящий мужчина, он не даст в обиду Ханифу... И отец его, и дед были мужчинами. Слава богу, дочь нашла свое счастье. Вот бы еще женить Бекмурзу, и тогда мне можно спокойно умереть»,— засыпав жар золой, Борхан пошла в свой угол и еще долго не могла уснуть, ворочалась, вздыхала. А Ханифа лежала на спине с открытыми глазами, ей казалось, что рядом стоял Знаур. Он смотрел на нее, и Ханифе хотелось плакать от радости. Повернувшись на левый бок, девушка закрыла глаза и вскоре уснула.

А утром мать с трудом добудилась ее:

—      Вставай, уже солнце давно взошло... Какой стыд! Скоро ты сама станешь матерью и что же, так и будешь дрыхнуть? Позор на мою седую голову! Да если об этом узнают Кониевы, то они откажутся от тебя.

Дочь быстро оделась и собралась было выскочить во двор, но мать ее остановила.

—      Не смей в таком виде выходить, увидит кто-нибудь... Да и нечего тебе делать на улице,—строго сказала Борхан.

Женщина отвернулась и украдкой вытерла слезу...

По улице проскакал глашатай. Привстав на стременах, он кричал во весь голос, потрясая кнутом над головой:

—      На нихас! Люди, на нихас!

Услышав его, Фарда, придерживая подол, побежала в мазанку. Сын готовился к поездке в город, на базар. Надумал продать новую бурку, а на вырученные деньги купить черного сафьяна и каракулевую шапку. Ну, а если хватит денег, то привезти матери цветного атласа на платье.

Когда вошла мать, он держал на вытянутых руках бурку и любовался ею.

—      Лаппу,— проговорила испуганно Фарда,— кажется, случилась беда...

Сын швырнул бурку на скамейку и порывисто повернулся к матери.

—      Беда! Умер кто?

Мать досадливо отмахнулась рукой.

—      Нет, бог с тобой, глашатай сзывает мужчин на нихас.

—      A-а, ну при чем здесь беда? — Знаур взял бурку, провел ладонью по мягкому густому ворсу.— Самому бы оставить ее. Или послать Бабу. Да только куда? Ничего, может, когда-нибудь и на моих плечах будет такая бурка.

—      Ты уж иди, Знаур, а то как бы чего не случилось,— забеспокоилась мать.— Иди, не задерживайся. Старшие, наверное, ждут и сердятся.

—      Подождут,—буркнул Знаур, но, увидев, как посуровело лицо матери, улыбнулся:— Иду, иду...

На улице он встретился с Бекмурзой. Друзья поздоровались сдержанно и некоторое время шли молча. Им обоим было неловко после того, как сваты побывали у Каруаевых. Теперь Знаур Должен вести себя в присутствии родственников Ханифы, а тем более ее брата, подобно младшему в присутствии старших.

—      Ты не знаешь, зачем мы понадобились на ниха-се? — наконец спросил Бекмурза.

—      Новости ты должен узнавать раньше меня,-^-вежливо ответил Знаур.

—      Почему?

—      Твой дом ближе к нихасу,—дружески засмеялся

Знаур, но потом спохватился и Добавил: — Сейчас узнаем, чего хотят от нас.

Сельчане плотно окружили нихас. Перед почтенными старшими, понурив голову, стоял Кудаберд. Знаур и Бекмурза переглянулись.

—      Никак хромой провинился,— проговорил тихо Бекмурза.

Знаур присвистнул и прошептал ему на ухо:

—      А ты забыл, как он накричал на Дзамбулата и тот ударил его за это кнутом?

—      Да, да, это же было недавно... Но почему старики молчат? — Бекмурза толкнул локтем стоявшего рядом мужчину.

Тот оглянулся, но сказать ничего не успел: хромой вдруг выкрикнул своим тонким, визгливым голосом:

—      Что вы хотите от меня? Дзамбулат же ударил меня!

Но хромого тут же оборвал Бза. Старик сидел в кругу тех, кто решал споры между аульцами.

—      Ты!.. Как ты сказал? Да сгинет твой род, несчастный! Пусть молоко твоей матери станет тебе ядом.

Хромой испуганно отступил, оглянулся на толпу, но встретил отчужденные взгляды и сразу же сник. Еще бы! Кудаберд посмел повысить голос в присутствии старших. О, да за такое прежде...