Доно Монтерисполи не обладал умом и способностями старшего брата, однако считал себя тонким психологом, особенно по части женской души. Наверняка, решил он, невестка пришла на осмотр, но вид инструментов испугал ее.

Матильда сперва не заметила деверя и, когда тот накрыл ладонью ее руку, вздрогнула, как будто ее поймали на воровстве. Она быстро сняла очки, убрала их в сумочку и попыталась как-то объяснить свое поведение:

— Я думала, такими перчатками уже не пользуются, — пробормотала она, указывая на шкафчик.

— Ну что ты! Это великолепные перчатки, их совсем не чувствуешь на руках.

Он усадил ее перед собой за белый письменный стол, сам устроился в кресле напротив. Разговора не начинал: пусть инициатива исходит от нее, а то наводящими вопросами он только еще больше ее смутит. Доно откинулся на спинку кресла, сознавая, что выглядит внушительно в своем белоснежном халате и золотых очках на худощавом лице, обрамленном копной седых волос.

— Я по поводу Энеа, — помедлив, сказала Матильда. — Мне как-то неспокойно…

Доно неверно истолковал ее нерешительность: скорее всего, Энеа — только предлог, видимо, все-таки ей самой требуется обследование.

— Ну что же, — покорно отозвался он. — Давай переговорим с его лечащим врачом.

И вызвал медсестру, чтобы та попросила доктора Мориджи подняться к нему через полчаса. Получаса, по мнению Доно, вполне хватило бы на уговоры и на последующий осмотр. Но время шло, а Матильда, казалось, не намерена была переходить к действительному предмету разговора. И деверь решил ей помочь.

— Ты с опаской смотришь на мои инструменты, — с улыбкой произнес он. — Уверяю тебя, тут нечего бояться. Врачебный осмотр — обычное дело, каждая женщина должна показываться по крайней мере два раза в год, особенно в пожилом возрасте. Ты ничего и не почувствуешь. Мои пациентки все в один голос говорят, что у меня очень нежные руки. — Он протянул к ней ладони, поворачивая их то одной, то другой стороной.

Матильда поглядела на него в упор и одной фразой положила конец этой двусмысленной беседе:

— Об этом в другой раз. Сейчас меня тревожит Энеа. Ты его давно видел?

— Да уж и не припомню когда.

— Как, он же недавно сдавал анализы! Неужели не зашел даже поздороваться?

— Нет, он сразу спустился в лабораторию. А результаты потом узнал от Мориджи.

— А ты ничего не путаешь?

Доно Монтерисполи пожал плечами. Что ж, если Матильде так нравится притворяться — ради Бога, он ей подыграет. Надо напрячься и вспомнить, когда племянник был у него в последний раз.

— А знаешь, ты права, пожалуй, что ко мне он тоже заходил. Как сейчас помню, он стоял возле этого самого шкафчика, где я только что тебя застал. Придется либо задвинуть его в угол, либо закрыть занавесками, а то он на пациентов наводит ужас.

Матильда вся подалась вперед.

— И как он тебе показался?

— Нормально. Немного рассеян, куда-то торопился. Да, еще, конечно, располнел очень. После сорока каждый лишний килограмм сокращает жизнь на год.

Матильда услышала в этих словах упрек и бросилась оправдываться.

— Уверяю тебя, дома он не объедается. Только первое, потом паровое или отварное мясо, зелень и фрукты. А когда он в городе, разве за ним уследишь?

— Сам должен понимать — не маленький. С диабетом не шутят. Если его не запускать, то можно жить спокойно, но стоит на короткое время перестать следить за собой, и хлопот не оберешься.

К неудовольствию Доно, они до прихода Мориджи продолжали рассуждать о диабете. Жажда, частое мочеиспускание и даже приступы необоснованной ярости — все это, по уверениям Доно, вписывалось в картину болезни. Однако есть и странные симптомы: повышенная мобильность и бессонница.

Полчаса промелькнули незаметно. Пришел Мориджи, худощавый молодой человек в халате, висевшем на нем как на пугале, и ничего нового к заключениям своего старшего коллеги не добавил.

Еще до полудня Матильда вернулась домой и с удивлением увидела сына, поджидавшего ее у ворот.

— Мама, плохие вести. Звонила Анджолина. По ее словам, в доме побывали воры. Нам надо ехать — посмотреть, что пропало, и заявить в полицию.

Матильда без лишних слов собралась, и они поехали. По дороге тоже разговаривали мало: Энеа всегда был крайне сосредоточен за рулем. Только после поворота на Поццолатико Матильда нарушила молчание:

— Меня еще ни разу в жизни не обворовывали. — Затем помолчала и добавила: — Наверное, с каждым это рано или поздно должно произойти.

— Анджолина так разволновалась, — заметил Энеа. — Ей почему-то не хотелось, чтоб ты узнала обо всем от Саверии, и она позвонила мне в контору. Муж, говорит, уж очень переживает — боится, что мы свалим всю вину на него.

Когда они проезжали мимо церкви Св. Марии-в-Импрунете, Матильда украдкой перекрестилась.

У ворот усадьбы их встретила семья управляющего в полном составе и двое арендаторов. Карабинеры уже осмотрели дом, сообщила Анджолина, и теперь ждут хозяев, чтобы получить полный список украденного.

— Они спрашивают, не было ли здесь за последнее время посторонних. — Она пристально поглядела на Энеа. — Но мы никого не видели, клянусь!

Мать и сын обошли все комнаты. В столовой дверцы буфетов были распахнуты, ящики выдвинуты; два даже валялись перевернутыми на полу. От столового серебра не осталось и чайной ложечки. Исчезли серебряные солонки, канделябры «Королева Анна», несколько сервизов, расшитые скатерти и салфетки, портативный телевизор, фотоаппарат, шкатулка с драгоценностями Матильды, что стояла на комоде в ее спальне: три золотые цепочки с медальонами, ожерелья из жемчуга и неаполитанских кораллов, старинная камея.

В помещение воры проникли через кухню, и, чтобы добраться до спален, они должны были пройти через картинную галерею, однако все картины были на месте. Нетронутой осталась и ценная коллекция музыкальных инструментов, разместившаяся в застекленных шкафах на веранде — туда, видимо, пришельцы не заглянули. Зато в комнате Энеа вдребезги разбили маленькое изящное бюро из туи с фарфоровыми дверцами.

Матильда и Энеа решили идти в участок пешком, как ни уговаривал управляющий довезти их на машине.

— Конечно, муж вас отвезет, — подхватила Анджолина. — Синьору Энеа в таком состоянии лучше не садиться за руль.

Для своих пятидесяти лет эта женщина выглядела просто превосходно: лицо без единой морщины, волосы черные, блестящие — и держалась она всегда прямо, с достоинством.

Матильда решительно отклонила предложение и двинулась напрямик через дубовую рощу. Каблуки ее туфель увязали в мокрых листьях. За спиной она слышала топот и тяжелое, прерывистое дыхание сына.

— Может, все-таки поедем на машине? — спросила она, охваченная внезапным раскаянием.

Энеа отрицательно помотал головой.

По дороге они основательно продрогли и еле дотащились до участка. Старший сержант был крайне удручен случившимся.

— Такого в наших местах сроду не было. Я просто уверен, что это нездешние. Причем непрофессиональные взломщики — сразу видно. Настоящих-то ценностей не тронули, а вынесли, что попалось под руку. Бьюсь об заклад — какие-нибудь наркоманы из города.

Матильда хотела было возразить, что у нее все вещи ценные, взять хотя бы украденное серебро, но сдержалась.

Карабинеры обязались поставить железные решетки на окна и двери и сделали с ее слов тщательную опись пропавших вещей.

— Мы их найдем, вот увидите, — пообещал сержант, правда, без особой уверенности.

Матильда крепилась изо всех сил, стараясь не выказывать горечи, которую ощущала в душе. Ее потрясла не столько сама потеря, сколько то, что осквернили ее дом. Точно такое же чувство она испытала несколько месяцев назад, когда к ней наведались полицейские.

Управляющий настоял, чтобы она и Энеа с ними отобедали. В недавно отремонтированном деревенском доме царили чистота и уют. Анджолина поставила на стол жареного кролика и тушенную с травами картошку. Матильда внимательно присматривалась к младшему сыну Козимо. Смуглый и крепкий, как молодой бычок, семнадцатилетний парень уже давно помогал отцу по хозяйству, а кроме того, учился на бухгалтера.