А с пленными Лорис-Меликов поступил так. Он выстроил их в ряд и выступил перед растерянными башибузуками с краткой речью на их родном языке, что повергло полудиких воинов в большое изумление. Но содержание его речи поразило их еще больше. Русский полковник посулил прощение от своего царя каждому, кто больше не будет обращать свое оружие против его армии, а тем, кто хочет воевать под знаменами российского императора, обещал награду. Возвращаться домой никто не захотел, и все пленники вступили в сотню Лорис-Меликова.

Воротившись в лагерь, охотники занялись главным своим делом – разведкой Карса – и самой крепости, и укреплений вокруг нее, и дорог, от нее ведущих по разным направлениям. В первых числах июня удалось перехватить нарочного с письмом в Константинополь. Адресовано было оно английскому послу в Турции Кларендону. Генерал Вильяме, английский военный советник, а по сути командующий обороной Карса, противился назначению главнокомандующим турецкими войсками Измаила-паши. В доказательство неуместности этого генерала на столь важном посту Вильяме привел копии четырех приказов нового главнокомандующего, разосланных по всем частям турецкой армии. По первому из них предписывалось желтую выпушку на мундирах анатолийской армии заменить на красную; второй вменял офицерам в обязанность носить черные галстуки; третьим вводились строгости за нарушение правил ношения фески: кисточка ее должна отныне свешиваться исключительно на левое ухо; четвертым приказом офицерам категорически запрещалось мыться с нижними чинами в одной бане.

Приказы эти немало потешили Николая Николаевича Муравьева.

– Распоряжения сии, – заметил он, – указывают довольно странное направление, господствующее в умах начальников, коим доверено преобразование армии в столь тяжкие для Турции времена. Но увы, нам воевать не с Измаилом-пашою, а с Вильямсом, так что пусть вас, господа, не успокаивает глупость командующих. С такими советниками она исправима.

– В Порте, – в тон генералу заключил Дондуков-Корсаков, обладавший ловким умением завершить разговор мыслью, точно совпадающей с настроением начальника, – султан царствует, а управляет английский посланник.

Муравьев замыслил плотное обложение Карса, для чего в первую очередь следовало лишить противника доступа к запасам продовольствия. Лазутчики Лорис-Меликова уже разведали расположение основных провиантских складов – магазинов в селах Бегли-Ахмет и Чипчахлы. Ему и было поручено захватить их. Ох и поживились же его охотнички!

Из захваченных магазинов все, что только можно было вывезти в лагерь для снабжения русских войск, было немедленно вывезено на арбах местных жителей. Остальное сожжено.

На войне единожды счастливо выполненная задача запросто может превратиться в постоянную обязанность. Теперь, помимо разведки, Лорис-Меликов, хотя никто ему этого вроде бы не вменял, стал своего рода главой интендантской службы, снабжающей трофейным провиантом осаждающую армию.

Из крепости для пополнения фуража турки высылали роты косцов. Охотники Лорис-Меликова налетали на них из засады, забирали скошенное сено и исчезали. Тогда фуражиры стали выходить в сопровождении кавалерийских отрядов, но и это не помогло – налеты были стремительны, и хотя исчезать приходилось без добычи, но и туркам ничего не доставалось. Особенно азартным делом для команды охотников стал угон скота, который обитатели крепости вынуждены были хотя бы ночами выгонять на выпас.

Во время таких операций, естественно, брались пленные, Лорис-Меликов сам вел их допросы. На беседы с пленными он всегда выходил в мундире и при всех своих орденах. Столь торжественный выход к какому-нибудь нижнему чину вселял в душу пойманного турка трепет, но ласковая улыбка русского полковника и его правильный турецкий выговор невольно развязывали самые короткие языки. Человек, изо всех сил крепившийся не выдать никаких тайн, сам не замечал, как разбалтывался с душевной откровенностью, а когда спохватывался… Слово не воробей, вылетит – а этот хитрый полковник уже поймал, уже занес в свою записную книжечку.

Часто пленных отпускали – кого домой к своему хозяйству, а кого и назад, в осажденный Каре. Они становились агентами Лорис-Меликова в крепости, куда чуть ли не еженощно проникали смельчаки из охотничьей команды. Особой ловкостью и бесшабашной отвагой выделялся среди них юнкер милиции: Даниил Арутинов. Этот ушлый ереванец к середине лета знал: весь Каре как свои пять пальцев, на каждой улице у него были кунаки, а для воинской комендатуры он оставался неуловим. О проделках этого доблестного юнкера наслышан был даже сам главнокомандующий.

Николай Николаевич, долго и недоверчиво присматривавшийся к своим ближайшим генералам и штаб-офицерам, в конце концов оценил необычайные способности Лорис-Меликова. Он диву давался, как это полковник умудряется предводительствовать своей разношерстною анархическою публикой.

Много лет спустя, составляя мемуары о Крымской войне в Турции, он так и не найдет причин своего восторженного изумления. «Местные милиции собрались уже в конце мая; между ними замечательны были названные в росписи войск три сотни охотников полковника Лорис-Меликова. Они составлены были из сброда людей всякого звания и состояния, большею частью из армян, как турецкоподданных, так и наших. Были между ними и грузины, и жители наших мусульманских провинций, беглые от нас и от турок карапапахи, турецкие греки и даже один русский. Беспардонная дружина сия отличалась отвагою, расторопностью и знанием местностей. Трудно было сохранить между ними строгий порядок по беспрестанному приливу и отливу всадников, записывавшихся в сотни и часто произвольно уклонявшихся. Случались между ними ссоры, кончавшиеся поножовщиною и даже смертоубийствами. Но сей иностранный легион оказал во многих случаях большие услуги. Всегда можно было найти в нем лазутчиков и проводников, ибо люди, его составлявшие, всюду имели родных и знакомых; они заменяли казаков для дальних разъездов и поисков, любили перестрелку с неприятелем, отчаянно домогаясь всякой добычи. Не было более надежных для быстрой пересылки важных бумаг в отдаленные места, что избранные гонцы, движимые молодечеством и каким-то чувством чести, всегда исполняли с верностию. В сборище сем всегда видны были новые лица, случалось даже духовного звания. Нет сомнения, что между ними таились люди, передававшие и от нас вести неприятелю, но сего нечего было опасаться при совершенном неведении в лагере о намерениях начальника; напротив того, сим путем можно было распространять любые слухи и известия. Полковник Лорис-Меликов, начальствуя над сими тремя сотнями, при многих других обязанностях по сношениям с заграничными жителями, мог вполне удовлетворить и павшим на него уже само собою обязанностям капитана над вожатыми».

А обязанности эти подчинили в ходе войны полковнику Лорис-Меликову и другие полки, состоящие из карабахских дружин, двух полков турецких курдов, карапапахской милиции – короче, все иррегулярные войска, действовавшие в составе главного Александропольского отряда. Курды, которых Муравьев знавал по прошлым кампаниям, не внушали ему особого доверия. Их поведение в ходе нынешней войны весьма подивило многоопытного генерала. «По привычке курдов к кочевой жизни и к пребыванию летом на открытом воздухе, они безропотно выдержали непогоды и дожди, не имея палаток, и удержались в своем составе до наступления холодов, к чему способствовало и ловкое с ними обхождение полковника Лорис-Меликова, умевшего постоянную с ними ласку заменить, где нужно было, строгостью. Их привязывало также природное корыстолюбие, удовлетворявшееся исправною выдачею им ежемесячной денежной платы в жалованье и на содержание лошадей; обе суммы они сберегали, почти ничего не употребляя из оных на свое продовольствие, так что надобно удивляться, чем они существовали». И все же Муравьев ломал голову, как бы так сделать, чтобы курды и служить продолжали, и держались от основного лагеря подальше. Дьявольский ум Лорис-Меликова решил столь мудреную задачу.