— Попалась! – радостно заорал кто-то. – Ребята, она попалась!.. – Стрелок подбежал ко мне и принялся карабкаться вверх, ловко избегая липких комков-ловушек. – Мужик, ты как, живой?

— Ага, – отозвался я. – Вон тому кокону с хвостом плохо, ему помогай лучше.

— Саня, займись. – Спаситель наш отбросил за спину автомат и, держась одной рукой, достал нож. Сунул в зубы и, подтянувшись, занял более или менее устойчивую позицию.

— А что это за тварь-то хоть была?

— Всем тварям тварь. – Он методично пилил удерживающий меня канат. – Живучая и хитрая дрянь из тоннелей. Нам повезло, что она решила вами пообедать, она уязвима только, когда ест.

— И как она зовется?

— В учебниках она зовется Паучья Королева. Днем от человека не отличишь, а ночью… Ну, ты сам все видел.

— И ваши патрульные долго ее ловили? – полюбопытствовал и Даклер. Парень мотнул головой.

— Не. Патрульные – это ты, кто, имеешь в виду? Патрульные не ловят, они патрулируют.

— Ну… у вас есть какая-нибудь служба защиты?

— Да. У нас есть милиция. Такие, как я. Мы защищаем город.

Паутина, наконец, поддалась и лопнула, но повиснуть мне пока не грозило – надо было отпилить еще шесть канатов. Зато у меня освободилась рука.

— Нож есть?

— На поясе.

Мне в ладонь вложили мой нож.

— Давай, помогай.

Я с трудом поднял руку, но сил не хватало, и нож соскальзывал.

— Раненый, что ли? – догадался милиционер. – Терпи тогда.

Я плюнул и расслабился.

— Интересно, чего она за Казимиром охотилась?

Милиционер вздохнул, и даже на секундочку перестал резать паутину.

— Ну… я не буду говорить, а он тебе лучше сам все расскажет.

Дэннер

Это была она. Все та же Ласточка. Просто серого цвета. Просто с красными глазами и нездоровой жаждой крови. А так – все та же Ласточка. Ну, правда, сердце у нее не билось. И волосы распрямились и побелели, как у Этерны. А распрямившись, достали до середины бедер.

Ну, кто там осуждал Лаэрри?.. Вот, чья бы корова теперь мычала, Селиванов. Лаэрри не смогла убить сестру…

А я – не смог убить человека, который мне в этой жизни больше самой жизни дорог. Я, разумеется, убеждал себя, что всенепременно прирежу любимую, ставшую тварью – конечно же, прирежу. Или, там, застрелю… позже. Потом как-нибудь. Если она совсем себя прежнюю позабудет.

Ага, и если убьет десяточек-другой оставшихся в городе мирных граждан. Ну, полтора десяточка. Ну, ладно, один десяточек и еще семерочку.

Тьфу на тебя, Селиванов. Чертов идиот…

Не может вампир без убийства. Я это знал, но моя трижды растреклятая романтично-мечтательная сторона сладенько нашептывала на ухо разную ересь, вроде, все обойдется, и что раз на раз не приходится – а вдруг любимая не станет кровожадным монстром.

Любимая, правда, шла ровнехонько, исправно смотрела под ноги – но нет-нет, да и глянет быстро, искоса, в мою сторону, словно нож метнет. Еще бы, кушать-то хочется.

Вообще-то, положа руку на сердце, вампир не сдохнет, если не будет хлестать красненькую жидкость как алкаш самогонку, ему достаточно в несколько месяцев по стаканчику. Как крокодил – поймал одну газель, да и лопает ее полгода, о пропитании не заботится. Еще можно питаться тварями. Для поддержания жизнеспособности, так сказать.

Но не все так просто. Уже настроились на благоприятный исход, ага?.. А вот, простите, товарищи, обломаю я вам сказку. Я сволочь, мне можно.

Вся загвоздка в том, что человеческий гемоглобин вампиру не еда, а… ну, можно сказать, лакомство. И без него жутко ломает. Вроде как, наркоману доза – вначале хватает чуть-чуть, затем, по нарастающей, все больше, больше, больше. И остановиться невозможно.

Кстати, вот еще одно открытие: вампирья слюна, оказывается, обезболивающим эффектом обладает. Вы не знали?.. Я, вот, тоже не знал.

Комары – да и только. Знаю, мне совсем не смешно сейчас…

Девочка, тем временем, проснулась и завозилась у меня на руках. Сморщила курносый носик:

— Фу!.. Чем это тут так воняет?!

— Канализацией, – пояснил я, предусмотрительно перехватив дите к Ласточке затылком. Хотя, и сам-то хорош. Вервольф да кровосос – ай, да парочка. Хоть картину пиши. Можно – бульварный фэнтази-романчик. А что, забавно бы вышло.

Ребенок устроился поудобнее и обхватил меня за шею, с любопытством оглядываясь по сторонам и не забывая кривиться.

— Темно, – пожаловался он. – А где мы?

— Под проспектом.

Девочка помолчала. Затем с уважением спросила:

— А как это ты путь находишь в темноте?

Проклятье!.. За всеми этими приключениями я благополучно позабыл, что нам-то с Ласточкой свет не нужен – а вот малышка может испугаться.

— А я хорошо знаю дорогу. – Почти правда. Я ведь тут был уже?.. Был. Два раза. Второй совсем недавно, между прочим. – Ты как, нормально? – осторожно поинтересовался я.

— Нормально. Холодно только.

— Погоди, – спохватился я, – сейчас одену… – В самом деле, она же в одном легком платье. Как когда-то Ласточка… в груди немедленно обожгло. Так. Возьми-ка себя в руки, Дэннер.

— Не надо, – отказалась девочка, прижавшись и опуская головку мне на плечо – волосы защекотали ухо. – Ты теплый.

Я боялся задать вопрос – и им напомнить. Но она вдруг спросила:

— А вы патрульные, да?

Я сцепил зубы, останавливая ругательство. Патрульные, щас.

— Вроде того.

— Ясно. А мы домой идем?

Мне почудилось, будто с груди скатился большущий валун. Не помнит…

— Ты чего вздыхаешь? – удивилась девочка. Так… думай, товарищ капитан, думай… и желательно, быстро. Можно еще – продуктивно. Но это вариант для энтузиастов и передовиков.

— Устал просто.

— Я могу сама идти.

— У тебя обуви нет.

— Я заболею?

— Вполне вероятно. – Я покосился на Ласточку, но она все молчала. Невдалеке возилась какая-то тварь. – А тебя как зовут?

— Октябрина. А тебя?

— Дэннер…

— А я тебя знаю!

— Да ну.

— Про тебя все говорят, что ты психбольной.

— Не новость.

— И что ты все время читаешь.

— Почти…

— И встречаешься с Лидией.

— Я много, с кем встречаюсь, – оборвал я, рассудив, что ребенку о таких вещах говорить не следует. – Сегодня тебя, вот, встретил.

— Я не о том…

— А о чем?.. – прикинулся шлангом ваш рассказчик.

— Да так… – смутилась Октябрина, и поспешила перевести разговор: – А еще все говорят, что ты самый лучший патрульный.

Слова резанули ножом. Чудная ирония… Иногда мне кажется, что боги надо мной втихомолку ржут.

— Я клинический идиот, а не патрульный…

— Почему? – удивилась моя собеседница.

— А черт меня знает. Должно быть, в детстве я часто падал с пеленального стола башкой вниз…

— Берегись.

Я настолько отвык от голоса Ласточки, что вначале удивился, и только потом оценил ситуацию.

Ситуация заключалась в нескольких рептилиях, на засаду которых мы и нарвались.

Я машинально оглянулся – сзади подоспела еще парочка тварей. Три щелкали челюстями впереди. Две неторопливо выползали из мутного потока. И, наконец, с потолка капала слюна последней рептилии. Ловушка захлопнулась.

— Отойди, – велел я Ласточке. Она пожала плечами и уселась на груду кирпичей у стены.

— Вали их огнестрельным, – порекомендовала Аретейни, равнодушно наблюдая, как я поставил Октябрину на пол и подтолкнул в ее сторону.

— Пригляди за ней.

— Раскомандовался, командир, – презрительно фыркнула Ласточка, но девчонку подтянула за руку. – А ты сядь здесь и сиди.

— А ты не боишься? – Она не видела, с кем разговаривает в темноте, и голосок зазвенел искренним уважением.

— Меня они не тронут. Его – побоятся. А вот тебя запросто.

— Заткнитесь, – не выдержал я, аккуратно прицеливаясь. Гром прогремел три раза – твари даже не успели броситься. Целься в глаз – не порти шкурку. А дальше патроны закончились – ну, разумеется, это ж я. Когда это у меня патронов хватало, интересно.