— Попалась! – радостно заорал кто-то. – Ребята, она попалась!.. – Стрелок подбежал ко мне и принялся карабкаться вверх, ловко избегая липких комков-ловушек. – Мужик, ты как, живой?
— Ага, – отозвался я. – Вон тому кокону с хвостом плохо, ему помогай лучше.
— Саня, займись. – Спаситель наш отбросил за спину автомат и, держась одной рукой, достал нож. Сунул в зубы и, подтянувшись, занял более или менее устойчивую позицию.
— А что это за тварь-то хоть была?
— Всем тварям тварь. – Он методично пилил удерживающий меня канат. – Живучая и хитрая дрянь из тоннелей. Нам повезло, что она решила вами пообедать, она уязвима только, когда ест.
— И как она зовется?
— В учебниках она зовется Паучья Королева. Днем от человека не отличишь, а ночью… Ну, ты сам все видел.
— И ваши патрульные долго ее ловили? – полюбопытствовал и Даклер. Парень мотнул головой.
— Не. Патрульные – это ты, кто, имеешь в виду? Патрульные не ловят, они патрулируют.
— Ну… у вас есть какая-нибудь служба защиты?
— Да. У нас есть милиция. Такие, как я. Мы защищаем город.
Паутина, наконец, поддалась и лопнула, но повиснуть мне пока не грозило – надо было отпилить еще шесть канатов. Зато у меня освободилась рука.
— Нож есть?
— На поясе.
Мне в ладонь вложили мой нож.
— Давай, помогай.
Я с трудом поднял руку, но сил не хватало, и нож соскальзывал.
— Раненый, что ли? – догадался милиционер. – Терпи тогда.
Я плюнул и расслабился.
— Интересно, чего она за Казимиром охотилась?
Милиционер вздохнул, и даже на секундочку перестал резать паутину.
— Ну… я не буду говорить, а он тебе лучше сам все расскажет.
Дэннер
Это была она. Все та же Ласточка. Просто серого цвета. Просто с красными глазами и нездоровой жаждой крови. А так – все та же Ласточка. Ну, правда, сердце у нее не билось. И волосы распрямились и побелели, как у Этерны. А распрямившись, достали до середины бедер.
Ну, кто там осуждал Лаэрри?.. Вот, чья бы корова теперь мычала, Селиванов. Лаэрри не смогла убить сестру…
А я – не смог убить человека, который мне в этой жизни больше самой жизни дорог. Я, разумеется, убеждал себя, что всенепременно прирежу любимую, ставшую тварью – конечно же, прирежу. Или, там, застрелю… позже. Потом как-нибудь. Если она совсем себя прежнюю позабудет.
Ага, и если убьет десяточек-другой оставшихся в городе мирных граждан. Ну, полтора десяточка. Ну, ладно, один десяточек и еще семерочку.
Тьфу на тебя, Селиванов. Чертов идиот…
Не может вампир без убийства. Я это знал, но моя трижды растреклятая романтично-мечтательная сторона сладенько нашептывала на ухо разную ересь, вроде, все обойдется, и что раз на раз не приходится – а вдруг любимая не станет кровожадным монстром.
Любимая, правда, шла ровнехонько, исправно смотрела под ноги – но нет-нет, да и глянет быстро, искоса, в мою сторону, словно нож метнет. Еще бы, кушать-то хочется.
Вообще-то, положа руку на сердце, вампир не сдохнет, если не будет хлестать красненькую жидкость как алкаш самогонку, ему достаточно в несколько месяцев по стаканчику. Как крокодил – поймал одну газель, да и лопает ее полгода, о пропитании не заботится. Еще можно питаться тварями. Для поддержания жизнеспособности, так сказать.
Но не все так просто. Уже настроились на благоприятный исход, ага?.. А вот, простите, товарищи, обломаю я вам сказку. Я сволочь, мне можно.
Вся загвоздка в том, что человеческий гемоглобин вампиру не еда, а… ну, можно сказать, лакомство. И без него жутко ломает. Вроде как, наркоману доза – вначале хватает чуть-чуть, затем, по нарастающей, все больше, больше, больше. И остановиться невозможно.
Кстати, вот еще одно открытие: вампирья слюна, оказывается, обезболивающим эффектом обладает. Вы не знали?.. Я, вот, тоже не знал.
Комары – да и только. Знаю, мне совсем не смешно сейчас…
Девочка, тем временем, проснулась и завозилась у меня на руках. Сморщила курносый носик:
— Фу!.. Чем это тут так воняет?!
— Канализацией, – пояснил я, предусмотрительно перехватив дите к Ласточке затылком. Хотя, и сам-то хорош. Вервольф да кровосос – ай, да парочка. Хоть картину пиши. Можно – бульварный фэнтази-романчик. А что, забавно бы вышло.
Ребенок устроился поудобнее и обхватил меня за шею, с любопытством оглядываясь по сторонам и не забывая кривиться.
— Темно, – пожаловался он. – А где мы?
— Под проспектом.
Девочка помолчала. Затем с уважением спросила:
— А как это ты путь находишь в темноте?
Проклятье!.. За всеми этими приключениями я благополучно позабыл, что нам-то с Ласточкой свет не нужен – а вот малышка может испугаться.
— А я хорошо знаю дорогу. – Почти правда. Я ведь тут был уже?.. Был. Два раза. Второй совсем недавно, между прочим. – Ты как, нормально? – осторожно поинтересовался я.
— Нормально. Холодно только.
— Погоди, – спохватился я, – сейчас одену… – В самом деле, она же в одном легком платье. Как когда-то Ласточка… в груди немедленно обожгло. Так. Возьми-ка себя в руки, Дэннер.
— Не надо, – отказалась девочка, прижавшись и опуская головку мне на плечо – волосы защекотали ухо. – Ты теплый.
Я боялся задать вопрос – и им напомнить. Но она вдруг спросила:
— А вы патрульные, да?
Я сцепил зубы, останавливая ругательство. Патрульные, щас.
— Вроде того.
— Ясно. А мы домой идем?
Мне почудилось, будто с груди скатился большущий валун. Не помнит…
— Ты чего вздыхаешь? – удивилась девочка. Так… думай, товарищ капитан, думай… и желательно, быстро. Можно еще – продуктивно. Но это вариант для энтузиастов и передовиков.
— Устал просто.
— Я могу сама идти.
— У тебя обуви нет.
— Я заболею?
— Вполне вероятно. – Я покосился на Ласточку, но она все молчала. Невдалеке возилась какая-то тварь. – А тебя как зовут?
— Октябрина. А тебя?
— Дэннер…
— А я тебя знаю!
— Да ну.
— Про тебя все говорят, что ты психбольной.
— Не новость.
— И что ты все время читаешь.
— Почти…
— И встречаешься с Лидией.
— Я много, с кем встречаюсь, – оборвал я, рассудив, что ребенку о таких вещах говорить не следует. – Сегодня тебя, вот, встретил.
— Я не о том…
— А о чем?.. – прикинулся шлангом ваш рассказчик.
— Да так… – смутилась Октябрина, и поспешила перевести разговор: – А еще все говорят, что ты самый лучший патрульный.
Слова резанули ножом. Чудная ирония… Иногда мне кажется, что боги надо мной втихомолку ржут.
— Я клинический идиот, а не патрульный…
— Почему? – удивилась моя собеседница.
— А черт меня знает. Должно быть, в детстве я часто падал с пеленального стола башкой вниз…
— Берегись.
Я настолько отвык от голоса Ласточки, что вначале удивился, и только потом оценил ситуацию.
Ситуация заключалась в нескольких рептилиях, на засаду которых мы и нарвались.
Я машинально оглянулся – сзади подоспела еще парочка тварей. Три щелкали челюстями впереди. Две неторопливо выползали из мутного потока. И, наконец, с потолка капала слюна последней рептилии. Ловушка захлопнулась.
— Отойди, – велел я Ласточке. Она пожала плечами и уселась на груду кирпичей у стены.
— Вали их огнестрельным, – порекомендовала Аретейни, равнодушно наблюдая, как я поставил Октябрину на пол и подтолкнул в ее сторону.
— Пригляди за ней.
— Раскомандовался, командир, – презрительно фыркнула Ласточка, но девчонку подтянула за руку. – А ты сядь здесь и сиди.
— А ты не боишься? – Она не видела, с кем разговаривает в темноте, и голосок зазвенел искренним уважением.
— Меня они не тронут. Его – побоятся. А вот тебя запросто.
— Заткнитесь, – не выдержал я, аккуратно прицеливаясь. Гром прогремел три раза – твари даже не успели броситься. Целься в глаз – не порти шкурку. А дальше патроны закончились – ну, разумеется, это ж я. Когда это у меня патронов хватало, интересно.