— А ты нам карту нарисуй, – предложил Тележкин, и Майя отмахнулась. Конечно. Незаменимый член команды, фигли. Да что мы, вообще, в этой жизни понимаем.

— Не получится. Это слишком сложно и долго.

— Так на словах объясни, – не сдавался Виктор.

— Вы не запомните…

Вначале на рожон лезла рыжая. Долезла до собственной гибели – вероятно, результатом довольна. Эстафету подхватили Нэйси и Лесли, сунувшись в коллектор и походя покусав тихоню Алису Салейман, которая, в свою очередь, ринулась бодаться с Белой Чертой. Затем Дэннер побежал их спасать в гордом – или не очень – одиночестве, прихватив с собой свою новоявленную любовь. Любовь, к слову, оказалась разумнее всего этого детского сада и грудью на амбразуры не кидается. К счастью. Правда, вирусом навязчивых суицидальных идей, похоже, все-таки заразилась – что бы это ее «не нужен отряд, я все сама» означало, по-вашему?..

А теперь еще и Майя ползет по стенкам в подземелья – хрипит, задыхается, но – ползет.

Остальные, видимо, поняли, что она не отвяжется, или признали ее правоту.

— Ладно, – решил Джереми. Он передал мне оружие и подошел к девчонке, развернувшись к ней спиной и опустившись на колени. – Запрыгивай. Будешь дорогу показывать.

Майя обхватила его руками за плечи и ногами за пояс – совсем как маленький ребенок. Из нас троих Даклер был самый здоровый, не знаю, что там с Виктором, но лично во мне две дырки, ни о какой смене не могло идти и речи. В общем, Джереми подписался волочь на себе девчонку всю дорогу.

Лично я его не уговаривал.

Дэннер

— Никого мы здесь не найдем.

— И не нужно, – по-прежнему недовольно буркнул Настоятель.

Мы сидели на электрическом коробе, уставшие и расстроенные вконец. В самом деле, не лезть же в первый попавшийся огонек – черт знает, куда он нас перенесет. Может и махнуть через два-три витка, туда, где и в помине не было никакой машины времени. И сами домой не вернемся, и Нэйси не вернем.

Рассудив таким образом, я поднялся.

— Пойдемте отсюда.

Ласточка неожиданно встрепенулась, встала и подошла ко мне, глядя снизу вверх. Ее взгляд, казалось, зацепился, не отпускал – спокойный, пристальный, изучающий. Она вскинула руку и отвела прядь волос, упавшую мне на глаза. Жест успокоил, он был мягкий и привычно-ласковый.

— Ты сдался? – тихо спросила Аретейни. – Неужели?

Нет, а ты, спрашивается, чего от меня ждешь?.. Я не намерен кидаться грудью на амбразуры… потому что хватит, уже кинулся. Я стиснул укушенную руку в кулак. И не отвел взгляда.

— Да. Я сдался. И я возвращаюсь, чего и вам рекомендую. Пошли.

— Нет! – Аретейни, казалось, испугалась моих слов, ухватила за обе руки. – Это неправда. Ты не можешь сдаться!

— Почему это? – полюбопытствовал я, поднявшись. Она вскочила следом, но руки не отпустила.

— Потому что это не в твоем характере. – Ах, какой уверенный голос!.. Думаешь, я герой, да?! Все вы так считаете. Все – нарисовали себе рыцаря, Камелота, Александра Македонского и командарма Буденного в одной шкуре, все ждете от меня подвигов?.. И ты, Брут?.. А вот и нет. Нет!..

Я – обычный человек, ясно тебе?.. Я – просто капитан патрульной службы, и я отдаю себе отчет об уровне безопасности моих друзей и моего отряда. Хотите рыцарства, хотите легкой победы в качестве подарка от леди Фортуны за храбрость – но ни малейшего представления не имеете, какой ценой даются такие вот «легкие» победы. И чьи жизни будут рваться – ваши. Только ваши. Я-то – псих, я – ваш командир, я – как-нибудь выкручусь, выберусь, выползу полудохлый из любой мясорубки – а вот вы уже не вернетесь, и той самой победы никогда не увидите. Вы умрете, надеясь в последние секундочки, что ваша смерть не была напрасной, потому, что надежда – все, что у вас останется.

А мне остается боль, сожаление и кошмары.

И – победа.

Да к черту такие победы.

Я закусил губы, останавливая ругательство, и ответил как можно спокойнее:

— Я слишком много друзей потерял пока шел сюда. – Ласточкина щека была теплой и мягкой, и мои пальцы казались слишком грубыми, словно я мог повредить кожу. А голос вдруг дрогнул, предатель. Я, правда, всерьез испугался собственных слов. – Я не хочу потерять еще и тебя. Мы не знаем, куда мы попадем, и найдем ли их. Мы сейчас нужнее там, где способны хоть что-то сделать. В городе.

Горислав вскинул голову.

— А ты считаешь, что мы можем остановить погромы? – спросил он.

Стоп. Я чего-то упустил?..

— Погромы?.. – осторожненько повторил я. Настоятель кивнул. Аретейни обернулась, болезненно закусив губу. Похоже, думала, как бы мне сказать поделикатнее.

Да чего уж там.

— Давай как есть. – Я решил облегчить ей задачу. Ласточка коротко выдохнула, решившись.

— Во всех подробностях?

— Во всех.

Нечего тут, я не ребенок. Уж как-нибудь не развалюсь.

Аретейни крутанулась на месте, прошла вкруг несколько шагов, порывисто обернулась, вдохнула, передумала, выдохнула, замерла (да что ж там за новости-то такие?!..) И тихо ответила, отрешенно глядя в пространство. В пространство – не на меня.

— А города больше нет.

Мне почудилось, будто кто-то подошел со спины и от души треснул меня по голове здоровенным мешком с картошкой.

— То есть как это – нет?.. – Впрочем, после желтых огоньков я был готов ко всему. – Совсем нет?..

Аретейни покачала головой.

— Там… там одни развалины…

Я вздрогнул, услышав свои собственные слова. Сейчас уютная кухня в типовой квартире казалась далеким сном.

— …и туман…

— Что?.. – обернулась Ласточка. Она, конечно же, не поняла, о чем идет речь. Она не помнит этого разговора. Помнит не она… – Ну, да, и туман. И кровь повсюду. И еще огонь… участок сгорел, госпиталь разграбили, и я не знаю, что будет дальше.

— Хватит. – Я вдруг не выдержал.

Сами посудите. Города нет, и некому защитить оставшихся, потому, что патрульных, судя по всему, тоже нет. Мы так и не нашли пропавших детей, и не знаем, что с Кондором. Обреза и Лесли спалила Черта, – у которой, к слову, я сам их и оставил (столько лет она спала, а тут – на тебе, здрасьте. А вот, головой думать надо потому что, Селиванов. Хотя бы иногда), – и мы застряли в этом чертовом институте. Ну, а дальше что будет?.. Теперь я еще должен пустить себе пулю в башку, а это не так-то просто у меня получится, спорю на все храмовые книжки разом!

Мне вдруг показалось, что нас всех запихали в яму и залили бетоном. Некуда идти, ничего уже не сделать, все кончено. Просто была у нас своя цель, своя жизнь – а теперь ничего этого нет. Мы в ловушке. Мы посреди леса, и могли бы уйти в город – а город погиб, кончился, все финита ля комедия! Хотя, в нашем случае, скорее – трагедия. Нету никого. Никого и ничего. Некому помочь.

Наверное, то же самое чувствовала Аретейни в подвале мэрии – вот только я не мог плакать. Сознание просто отказывалось принять страшную новость, и казалось, что ребята наверняка ошибаются – как же можно разрушить целый город?..

Просто город, наверное, все, что у меня было. Просто нелегко представить, что из твоей жизни исчезло все.

И разом.

А самая страшная догадка пришла несколько секунд спустя. И сделалось вдруг очень холодно, а сердце забилось часто-часто.

Голос оборвался, исчез, и я мог только хрипеть.

— Майя… Майя говорила, что к нам идут подземные. Это они?.. – только и выговорил я, цепляясь за стену, чтобы не упасть. Аретейни помедлила секунду.

— Да… Дэннер!..

Я только успел ощутить ладонями шершавый влажный песок на полу.

Нет!.. Не верю! Не верю…

Кажется, Ласточка что-то говорила, кажется, Горислав попытался меня поднять, а я ничего вокруг не слышал и не видел. Этого не может быть. Этого просто не может быть!

Это мы привели убийц в родной город.

Мир взорвался, и мне почудилось, будто сверху окатила волна. Зрение, во всяком случае, вернулось. Ласточка встряхнула покрасневшей ладонью.