Необходимость справиться с Тайпинским восстанием привела энергичных и дальновидных реформаторов на ключевые посты в китайском правительстве. Они стремились перевооружить армию и флот, улучшить арсеналы, считая эту реформу основной для развития своей страны по западному образцу. Однако по окончании Тайпинского восстания официальные реформы пошли на спад: отчасти из-за непринятия их консервативными умами, но главным образом потому, что они сами носили половинчатый характер. Их главной целью было сохранение старого порядка, и когда нововведения начинали этому порядку угрожать, правительство просто отказывалось от них. Для того чтобы дать Китаю армию, вооружение, промышленность и средства связи, с которыми он чувствовал бы себя достаточно независимым, требовалась гораздо более глубокая модификация китайского общества, чем того хотели реформаторы 1860-х гг.[1137] 

В последние годы XIX в. события ускорили крушение конфуцианского режима. Победа Японии в 1895 г. и неудача Боксерского восстания в 1900-1901 гг. еще раз унизили Китай как державу и убедили в необходимости коренных перемен даже тех, кто, яростно сопротивляясь, придерживался освященных веками догм. Реформы проводились во многих направлениях. Те изменения, которым подвергался аппарат управления в течение довольно длительного времени как до, так и после отречения от престола последнего императора маньчжурской династии в 1912 г., обычно носили поверхностный характер и оказались неэффективными для усиления мощи Китая. Однако в системе образования изменения были глубже и существеннее и достигли своей цели преобразования интеллектуального климата в стране. Отмена императорских экзаменов, основанных на знании претендентом конфуцианской классики, резко положила конец методу, по которому правящая клика отбирала претендентов на включение в свой состав на протяжении более чем двух тысячелетий. В результате честолюбивые молодые люди, которые раньше были обречены всю свою жизнь изучать классику Древнего Китая, хлынули в образовательные учреждения Запада. Идеологическая многоголосица, сопровождавшая отрыв от традиционной опоры, обрушилась на миллионы китайцев, чье детство и ранние годы обучения проходили в традиционных рамках, а потом они оказались подхвачены вихрем чужеземных и часто лишь наполовину понимаемых идей[1138]. Но для каждого, кто пережил такие потрясения в юности, любой моральный, политический или интеллектуальный выбор в дальнейшей жизни был связан с внутренней неустроенностью и уязвимостью. Как результат, даже самые эмоционально выраженные убеждения могли резко уступить новомодной доктрине, которая обещала еще более быстрое спасение от мучительных колебаний в мыслях и неэффективности в действиях. Массовое вступление в ряды гоминьдана в 1920-х гг. и более поздняя коммунистическая консолидация в Китае стали возможны только благодаря такой интеллектуальной изменчивости. 

Но несмотря на пылкость, с которой китайские интеллектуалы и политики обсуждали западные идеи, их влияние на Китай до 1950 г. было поверхностным. Огромная масса китайского крестьянства, составляющая 80% населения, была подобна великому океану, уровень которого не могли заметно повысить ручейки западных товаров и потоки миссионерских проповедей. Временный успех Тайпинского восстания, постоянная слабость маньчжурского режима, взлет и падение гоминьдана и успех коммунистов в 1930-х и 1940-х гг. — все это обернуло классовое крестьянское недовольство против арендодателей, сборщиков налогов и ростовщиков, большинство из которых по соображениям деловых связей и безопасности жили в городах[1139]. Но подобное часто случалось в истории Китая и раньше — по мере приближения каждой династии к своему концу. Насилие, голод и болезни, которые преобладали в китайских обширных сельских регионах в первой половине XX в., были не более чем традиционным, хоть и грубым, средством улаживания увеличившихся диспропорций между землей, рентой, налогами и населением. Наличие западных фабричных товаров, например хлопчатобумажной одежды и керосина, могло обострить бедствия крестьянства в некоторых частях Китая, приводя в упадок сельские ремесла. Городские ремесленники также пострадали из-за того, что вкусы богатой части населения переменились в пользу экзотических западных изделий. С другой стороны, новые или расширившиеся промыслы, такие как производство тунгового масла, вольфрамовой руды, чая и шелка для западных и мировых рынков, увеличивали возможности заработка для этих же классов. 

Современная машинная индустрия сделала первые скромные шаги в Китае в 1840-х гг. и получила значительное ускорение только после 1895 г., когда договор об окончании японско-китайской войны дал иностранцам право возводить заводы и фабрики на китайской земле, одновременно предоставляя привилегии в торговле товарам, импортируемым из-за границы. Первая мировая война прервала поставки из Европы и тем самым временно подтолкнула развитие китайской промышленности, особенно в производстве хлопчатобумажной одежды, но конкуренция с Японией, финансовая и общая нестабильность межвоенного периода помешали ускоренному развитию современной промышленности в Китае. Такие большие современные города, как Шанхай и Тяньцзинь, не превратились в крупные индустриальные комплексы, но остались ведущими торговыми и финансовыми центрами в основном под контролем иностранцев. 

Железные дороги в Китае не играли такой важной роли, как, например, в Индии. Широкомасштабное строительство началось только в первой декаде XX в., и создание дорог, связывающих важные пункты страны в единую сеть, сопровождалось яростной борьбой и интригами между европейскими финансовыми группами, делавшими вложения в строительство железных дорог в Китае. Более того, даже там, где железные дороги были построены, они функционировали нерегулярно из-за финансовых и административных беспорядков и постоянных военных действий[1140]. 

Действительно широкомасштабные и успешные усилия по созданию в Китае современных промышленности и транспорта были отложены до появления по-настоящему эффективного правительства, способного установить в стране мир. Это произошло в 1929 г., когда гоминьдан взял власть в Китае, но вскоре возобновились атаки японцев (1931 г.) и волнения в провинциях. Мир наступил снова только в 1949 г. Таким образом, до этого времени промышленная революция только затронула Китай. Основа старых экономических отношений в городе и деревне оставалась все той же. Западное присутствие спровоцировало необычайно бурный подъем китайской экономики, подобный тому, который вызвали монголы в XIII в., но это все еще была не фундаментальная трансформация. 

Только после того, как Китай завершил традиционный цикл эволюции от одного сильного политического режима к другому, западный космополитизм получил возможность встать лицом к лицу с традиционными китайскими общественными институтами в широком масштабе. И до тех пор, пока традиционные социальные диспропорции в китайском обществе вызывали традиционную ответную реакцию в виде насилия и беспорядков, острие западного экономического проникновения было притуплено. И все горячие дебаты среди образованного меньшинства — о приверженности к западным формам и их глубокой важности для отдаленного будущего Китая — оказывали действительно мало практического влияния на немедленное внедрение западного промышленного капитализма. Действительно глубокое и имеющее решающее значение противоречие между китайской и западной цивилизациями — дело будущего. Именно оно обещает наиболее важное культурное взаимодействие XX в. и, возможно, XXI в. 

В век таких острых перемен, когда моральные, равно как и экономические и политические, стандарты постоянно менялись, трудно ожидать расцвета высокого и безмятежного культурного творчества. Однако среди важных реформ, особенно в письменности, был проект Ху Ши (1919 г.) о принятии народной речи как стандарта литературного языка и более позднее предложение коммунистов создать алфавит для китайского языка. Сильные интеллектуальные и ученые традиции страны содействовали введению западной науки и образованности в Китае, частично благодаря усилиям миссионеров, частично благодаря студентам, которые обучались за границей в западных университетах. Особенно в области китаистики соединение китайских и западных методик, подкрепленное предложением стипендии, часто оказывалось очень плодотворным. Однако по сравнению с великим прошлым столетие 1850-1950 гг. оказалось низшей точкой в культурных достижениях Китая[1141].