— Светлейший государь, — после некоторого колебания заговорил и канцлер, — но и среди велькополяков * слышен ропот и жалобы, что ты, милостивейший король, не выполняешь обещаний, данных в Крево, что медлишь, откладываешь выполнение обязательств, записанных в акте унии…

— Как не выполняю?! — вскочил король. — Как откладываю? — И, снова тряхнув волосами, подчеркнул: — Я не откладываю… Я выполняю: разве я не усилил крепости Литвы польскими гарнизонами?! Разве я не назначил старостой Вильнюса Клеменса из Москожова?! Разве я не поставил своим наместником, как вы того хотели, Яська из Олесницы?!. Но ни тот, ни другой не сумел ни управлять, ни достойно представлять меня… Тогда чего же велькополяки ропщут?! Чего желает от меня эта шляхта?..

— Милостивейший пан, — снова начал было краковский епископ, но взволнованный король не позволил ему говорить:

— Разве я не хотел поставить своим наместником в Литве преданного вам кернавского князя Александра Вигантаса?! Это вы во всем виноваты, вы не уберегли князя и позволили Витаутасу отравить его!

— Светлейший государь, милостивейший наш король, — словно оскорбленный, вскочил краковский епископ и приложил руку к груди, — да сохранит господь бог нас и тебя от такого страшного подозрения. Это вымысел злых недругов: княз Витаутас — благородный человек и честный христианин!..

— Это змея, которую я пригрел у себя на груди, — снова тряхнул волосами король Ягайла. — Он яму мне роет, с извечными моими врагами якшается!.. Это честолюбец!.. Упрямец!.. Он ни с одним из моих братьев не ладит…

— Кто из нас без греха, милостивейший пан, — желая остудить короля и подойти наконец к цели собрания, смиренно продолжал краковский епископ. — Князю Витаутасу кажется, что ты обошел его своими милостями, он считает себя обиженным, поэтому и связывается с теми, кто может поддержать его. Не тебе он мстит, государь, а как наследник Кестутиса добивается своих прав и идет прямо к цели Вот почему сегодня он является опасным и серьезным нашим и твоим врагом, ибо прямая дорога всегда надежнее и короче извилистой. Известно, государь, что в борьбе между друзьями или братьями выигрывает побежденный. И Витаутас теперь повсюду выигрывает. Но если бы ты, милостивейший государь, по-братски протянул ему руку…

— Я? — вспыхнул король. — Я?!

— Государь… — начало было епископ.

— Я никогда не протяну ему руки первым!

— Варвар! — снова прошептал князь Земовит.

— Светлейший государь, — снова заговорил краковский епископ, — только слабые не перестают мстить; люди, которые за зло платят злом, напоминают насытившихся однажды и снова проголодавшихся. Кто платит за зло добром или терпеливо переносит обиду, тому это воздается и в будущем приносит много радости и утешения. Сведение счетов с твоим братом и примирение с ним ты оставь нам. Ты только дай нам свое милостивейшее согласие. Иного пути нет: другого такого человека, как князь Витаутас, мы не знаем ни здесь, ни в Литве, ни в Белоруссии, ни в других краях. Только дай нам свое согласие по-братски протянуть ему руку, а уж мы все уладим; тогда он и от крестоносцев отойдет, и со Скиргайлой помирится, и власть с другими твоими и своими братьями-князьями поделит… Литва большая и широкая — всем хватит места.

— Значит, вы намерены сделать его моим наместником в Великом Княжестве Литовском? Хотите отдать ему всю Великую Литву, чтобы он княжил в ней? — намного спокойнее и уже не встряхивая волосами, спросил Ягайла.

Епископ нескоро ответил ему. И ответил так:

— Мы ему и отдадим, и пообещаем.

Король вытаращил глаза, посмотрел на епископа, посмотрел на краковского воеводу, бросил взгляд на канцлера, на надутого Земовита, на прелатов и, опустив голову, задумался…

— Хорошо!.. Я согласен, — подумав, ответил король и с этими словами кивнул головой.

— Мы и отдадим ему, и все посулим, милостивейший король, но и от него потребуем, в свою очередь, публично и торжественно подтвердить договор Кревской унии и обещать хранить верность тебе, государь, и Королевству Польскому, — подробнее проинформировал короля канцлер.

Ягайла обеспокоился. Он притих, уже не встряхивал головой и все закладывал свои длинные волосы то за одно, то за другое ухо; видимо, ему еще не все было ясно. Наконец он спросил:

— А кто будет править русскими землями?

— И белорусскими, и русскими землями будет править он, князь Витаутас, — снова объяснил королю канцлер.

— Один?

— Один.

— А как он будет величаться? — спросил король.

— Как величался, так и будет величаться — князем Витаутасом, а станет — по твоей милости — великим князем Литвы и Белоруссии.

Ягайла опять принялся закладывать волосы за уши и снова спросил:

— А как будет с землями Луцка?

— Посулим ему и Луцк.

Все молча ждали, что еще скажет король, чтобы окончательно убедить его и отмести все его возражения, но король, государь Литвы, Польши и Белоруссии, только закладывал волосы за уши, рыскал взглядом по залу и, заглядывая в глаза то одному, то другому магнату, словно просил помочь ему сообразить. Но его магнаты были холодны, серьезны, напыщенны, а их замыслы соответствовали их решениям, и король не в силах был что-либо изменить… Но замысел этот понравился даже самому королю и показался ему хорошим и полезным. Хорошим и полезным в особенности потому, что Витаутас окажется в дураках: ему одновременно будет и дано, и обещано, и обещано больше, чем дано. И все то, что он получит, потом можно будет отобрать, а обещанное не выполнять; тем более, что все это будет совершено с условием… И придет покой… надолго, надолго…

— Правда, — размышлял король, — теперь Витаутас может не поверить мне, так как я уже дважды ему давал и оба раза отбирал, и даже нарушил свое честное слово… Но ведь теперь это не мое дело, теперь это уже дело польских магнатов. — И король живо подтвердил: — Хорошо, я согласен… Но как будет с Жемайтией, неужели мы отдадим ему и Жемайтию?

— Отдадим и Жемайтию.

— Но ведь я подарил Жемайтию ордену! — удивился король.

— Это уж дело Витаутаса, а мы отдадим ему и Жемайтию, — коротко ответил подканцлер.

— Правда, там уж его дело, а мы отдадим ему, — обрадовался король и даже вздрогнул, подумав, что теперь-то он избавится от всех забот и сможет надолго уехать в брестские пущи охотиться, и все обойдутся без него.

— Это хорошо, я согласен с этим… — подтвердил король. — А обо всем договаривайтесь вы сами. Теперь я пойду и сообщу своей дорогой королеве… Она тоже за Витаутаса, она тоже… В чем тут дело, почему вы все за моего кузена Витаутаса?..

Епископ, прелаты и паны магнаты встали, склонили головы и, когда король удалился к своей дорогой королеве, снова сели в свои кресла и принялись советоваться по тому же и другим государственным вопросам.

— Да, — спохватился подканцлер, когда король уже ушел, — я забыл сказать, что в наших руках есть одна наживка, которую можно предложить крестоносцам: островецкий воевода сообщил мне, что князь Карибутас прислал ему из Лиды жену одного жемайтийского боярина, магната Книстаутаса, и его красавицу дочь. В эту красавицу влюблен один немецкий рыцарь и в поисках ее разрушает литовские замки…

— Ее мы тоже отдадим князю Витаутасу, и пусть он ловит на красавицу немецких рыцарей, — улыбнулся краковский епископ.

— А как он будет ловить на нее, это уж его забота, — поддержал епископа один из краковских прелатов и громко рассмеялся.

— Правда, это уж его забота, а мы отдадим ему! — повторил слова короля канцлер, и снова все магнаты весело рассмеялись.

— Ну, Mości panie *, а кого мы пошлем в Риттерсвердер к Витаутасу? — спросил краковский каштелян.

— Швитригайлу, — предложил князь Земовит.

Епископ покачал головой и возразил:

— Провалит все переговоры, и завтра-послезавтра обо всем узнает орден.