Ведь в данном случае истина никого не интересовала; это было просто театрализованное представление с захватывающей фабулой. «Дело Кристофера Паже отражает дух девяностых годов» — такими словами начинался один из выпусков новостей. Крис тут же выключил телевизор, так и не узнав, что такое «дух девяностых».

Он знал, что у Мастерс тоже забот хватает. В ее карьере это было самое громкое дело, и невероятное напряжение, которое она испытывала, лишь усугублялось честолюбием ее помыслов. Кэролайн, словно угадав мысли Криса, повернулась к нему; на губах ее блуждала легкая улыбка. Со свежим макияжем, золотыми серьгами в ушах, в добротном черном костюме — она и близко не напоминала ту измученную женщину, какой предстала перед ним прошлым вечером.

— Извини, — пробормотала она, — наверное, я извращенка, но мне это даже нравится.

— В таком случае игра стоит свеч, — сухо проронил Паже. Но — странное дело — в этот момент он почувствовал облегчение; в сущности, какое ему было дело до репортеров и досужих зевак, которые будут осаждать зал заседаний каждый день на протяжении двух недель — для него существовали только Кэролайн, судья Лернер и присяжные.

Паже окинул взглядом скамью присяжных. Вот одетая с иголочки Мариан Селлер, она внимательна и сосредоточенна, на груди на серебряной цепочке висят очки для чтения. Вот Луиза Марин, которая сидит со сцепленными ладонями, полуприкрыв веки. Вот Джозеф Дуарте, на лице застыло выражение недоверчивого выжидания, в руках блокнот для записей; он был готов, как уже не раз приходилось в жизни, встретить это очередное испытание во всеоружии.

Наконец взгляд Криса упал на Джереда Лернера. Только он один будет решать, что именно можно представить на суд присяжных и какой степенью свободы имеет право пользоваться Кэролайн Мастерс, изображая Рики прямым антиподом той жертве несправедливости, каким Салинас намеревался представить его суду присяжных. С места председательствующего Лернер переводил взгляд с Кэролайн на Салинаса; за его невозмутимой внешностью угадывалась уверенность и удовлетворенность человека, которому предстоит провести самый значительный в его профессиональной карьере процесс.

Лернер последний раз окинул зал суда и со словами «Мистер Салинас», открыл заседание.

Приблизившись к скамье присяжных, Салинас выдержал паузу, подчеркивая значительность момента. Присяжные замерли в напряженном ожидании. В зале воцарилась абсолютная тишина.

— В этом деле, — начал Салинас, — опутанном паутиной тайны и лжи, нам предстоит столкнуться с удивительной самонадеянностью. — С этими словами он многозначительно посмотрел на Паже. — С самонадеянностью человека, который счел другого человека слишком неудобным, чтобы позволить тому продолжать жить, и слишком незначительным, чтобы предположить, что кого-то могут заинтересовать причины его гибели.

Паже повернулся вполоборота, и присяжные увидели в его обращенном на Салинаса взгляде немой вызов. Крис тщетно пытался понять, чего же в Викторе, всем своим видом выражавшем презрение и негодование, было больше — театральной позы или желания «накрутить» самого себя. Теперь Салинас обращался к Джозефу Дуарте.

— Рикардо Ариас, — задушевным тоном произнес он, — являлся таким же человеком, как вы или я. У него была дочь, которую он любил, была жизнь, в которой главное место занимала семья, он с надеждой смотрел в будущее, мечтая открыть собственное дело. Но главное — у него была жена, Тереза. Вот здесь-то Кристофер Паже, босс Терезы, впервые счел Рикардо Ариаса неудобным, — приглушенным от праведного гнева голосом продолжал Виктор. — Потому что хотел, чтобы Тереза досталась ему. И вот, леди и джентльмены, Кристофер Паже увел ее от мужа, лишив семьи.

— Виктор клюнул, — шепнула Кэролайн. — Об этом можно было только мечтать.

— Но у Рикардо Ариаса, — неожиданно в голосе Салинаса прорезались металлические интонации, — еще оставалась дочь. Елена, ребенок, в котором он души не чаял. Он боролся, чтобы она осталась с ним, и победил. Для него это было огромной радостью. Но Тереза Перальта не унималась. Будучи стеснен в средствах — ведь это ему приходилось заботиться о Елене, в то время как Тереза «работала» на Кристофера Паже, — Рикардо оказался втянут помимо своей воли в судебное разбирательство об опекунстве.

Слушая его, Паже уже в который раз подумал о том, как отдельно взятую жизнь в стенах суда можно исказить до неузнаваемости.

— А затем, — продолжал между тем Салинас, — начали происходить странные вещи. Несмотря на все усилия Рики, Елена впала в уныние; она казалась подавленной и замкнувшейся в себе. Однажды позвонила ее учительница и сообщила, что Елена замечена в сексуальных играх. — Теперь Виктор устремил горящий взор на Мариан Селлер. — Рикардо Ариас пришел к ужасному заключению: его дочь — существо, которое он любил больше всех на свете, — стала объектом сексуальных домогательств. Ее пытались растлить, — Салинас перешел почти на шепот. — И кто? Карло Паже, сын Кристофера Паже, подросток.

На лице Селлер отразилось отвращение. Салинас кивнул, словно был удовлетворен произведенным эффектом, и его голос приобрел обычную интонацию.

— Рикардо Ариас начал действовать — как поступил бы на его месте любой любящий отец. Он потребовал, чтобы Тереза избавила Елену от общества Карло Паже. Но Тереза, невзирая ни на что, продолжала добиваться права преимущественного опекунства. И тогда Рикардо Ариас обратился в суд. Он обвинил Кристофера Паже в прелюбодеянии, сорвав с него личину респектабельности, под которой скрывался совершенно другой человек. И главное, Рикардо Ариас представил суду свидетельство того, что имела место попытка растления, и потребовал, чтобы суд оградил его дочь от семейства, в котором возможны столь чудовищные явления.

Паже внутренне содрогнулся. Голос Салинаса, живописующего образ Рики-святоши, звучал с непоколебимой уверенностью.

— Но и обратившись со своими страхами в суд, — продолжал он, — Рикардо поступил как ответственный человек. Он запечатал свои бумаги, чтобы трагедия Елены не стала достоянием гласности. В случае если Тереза продолжала бы упорствовать в своем нежелании оградить дочь от семейства Паже, только тогда — по прошествии тридцати суток — дело было бы объявлено к рассмотрению, а опасения Рики получили бы огласку. — Салинас выдержал многозначительную паузу. — Это был акт сострадания, — продолжал он. — Но это же было его роковой ошибкой. Ведь в это время Кристофер Паже уже вынашивал планы о том, чтобы баллотироваться в Сенат. — Найдя глазами Луизу Марин, Салинас медленно покачал головой. — Проявив благородство из-за любви к дочери, Рикардо Ариас подписал себе смертный приговор. Если бы в обществе стало известно о его обвинениях, Карло Паже мог быть уличен в растлении несовершеннолетнего ребенка, а его отец — в связи с замужней женщиной. И тогда Тереза Перальта окончательно теряла бы дочь, а ее любовник мог попрощаться со своими честолюбивыми мечтами о карьере политического деятеля.

Теперь Паже понимал, как права была Кэролайн: он ошибался, полагая, что, откажись он от участия в предвыборной кампании, и Карло оставят в покое — более того, это решение теперь обернулось против него самого.

Внезапно обвинитель повернулся к нему.

— Каким же должно было представляться мистеру Паже его дальнейшее существование, устрани он со своего пути неудобного Рикардо Ариаса? Репутация его сына оставалась незапятнанной. Его собственная порочная связь с замужней женщиной сохранялась в тайне. Его любовница получала дочь — при этом совершенно неважно, какую цену пришлось бы заплатить Елене. Но самое главное, Кристофер Паже сохранял шансы стать вашим сенатором. — Не сводя глаз с Паже, Салинас выдержал паузу, чтобы зал почувствовал заключенную в его словах горькую иронию, затем снова обратился к присяжным: — Перед ним стояла единственная проблема: как сделать так, чтобы в течение тридцати дней мистер Ариас исчез. Как раз в это время Кристофер Паже планировал съездить с Терезой в Италию. И несмотря на то что им предстояло решающее слушание дела в суде, которое касалось обоих их детей, мистер Паже не отказался от своего намерения. — Обвинитель смолк, замерев в театральной позе, затем продолжал: — Почему же? — спросите вы. Да потому, что вечер накануне отъезда в Италию был идеальным временем для убийства. Потому, что, если бы тело мистера Ариаса не было обнаружено достаточно быстро, Кристофер Паже мог преспокойно заявить, что тот умер, когда они с женой Рикардо, ничего не подозревая, занимались любовью в Венеции.