— Я не в состоянии передать тебе, — тихо произнес он, — как меня пугает сама мысль о тюрьме — я боюсь не столько за себя, сколько за Карло.

— В таком случае, — с невозмутимым видом произнесла Мастер, — вместо того чтобы заниматься самооправданием, лучше позаботиться о нем.

— Кэролайн, а ты, оказывается, можешь бить ниже пояса, — искоса взглянув на нее, сказал Крис.

Это замечание, похоже, удивило Кэролайн, но затем ее лицо смягчилось.

— Только когда меня вынуждают.

Увидев, что его потребность найти в ком-то понимание не остается безответной, Паже вздохнул с облегчением.

— Ты даже не можешь представить себе, сколько я размышлял об этом, — сказал он. — В том числе и о том, повлияет ли отсрочка слушаний на вероятность вынесения мне оправдательного приговора.

Кэролайн посмотрела на него пытливым взглядом, пытаясь понять, что стоит за его последней фразой, потом впервые задала вопрос:

— Ты рассматривал, помимо прочего, вероятность своего отказа от дачи показаний?

Паже понимал, что смена предмета разговора неслучайна. Он старался говорить невозмутимо, как если бы вел теоретическую дискуссию с коллегой:

— Здравый смысл подсказывает поступить именно так. Меня могут невзлюбить присяжные, или Салинас выставит в невыгодном свете.

Не отводя от него взгляда, Кэролайн оперлась подбородком на сцепленные пальцы рук.

— Такое, разумеется, возможно. Но, с другой стороны, ты привлекательный мужчина, у тебя превосходная репутация. И что еще более важно — ты примерный отец, который никогда не сделает ничего такого, что могло бы поставить его ребенка в трудное положение или как-то повредить ему, ведь так? К тому же, в конечном счете, ты можешь оказаться единственным свидетелем, чьи показания достойны внимания. — Кэролайн помолчала, словно соображая, стоит ли ей говорить то, что она хотела, затем тихо добавила: — Крис, присяжные зачастую склонны прощать маленькую ложь, сказанную полиции кем-то, кто вызывает их расположение. Большинство заседателей в душе понимают, что при определенных обстоятельствах они и сами могли бы солгать тому же Чарлзу Монку. Но они никогда не простят, если ты начнешь водить за нос их.

Паже уловил, что за ее внешним спокойствием кроется легкая растерянность. Он не сразу понял, что вопреки своему профессионализму и здравому смыслу Кэролайн в душе хотела, чтобы он оказался невиновен.

— Допустим, я отказываюсь давать показания, — сдержанно произнес он. — Я всегда могу изменить свое решение.

Некоторое время Мастерс молчала, устремив на него неподвижный взгляд, затем сказала:

— Ты не пробовал здесь заливную семгу? Восхитительная вещь.

Сидя рядом с Кэролайн, Паже внимательно наблюдал, как судья Джеред Лернер, почитаемый в среде местной адвокатуры, задает вопросы первому кандидату в присяжные.

По данным Джонни Мура, Элис Мейган, рыжеволосая ирландка средних лет, была добропорядочной католичкой, матерью четырех детей; она двадцать лет проработала телефонисткой; муж ее служил учителем в приходской школе, а брат — охранником. Паже, Кэролайн и Джонни Мур, оценивая кандидатов по пятибалльной шкале, заведомо поставили ее лишь на четвертое место, исходя из тех соображений, что Элис, скорее всего, была слишком законопослушной и склонной чересчур доверяться мнению сильных мира сего. Паже понимал, что все это могло на поверку оказаться вздором, однако надо было с чего-то начинать, потому что, если кандидатура Элис не вызовет возражений со стороны Лернера, Кэролайн придется принимать решение: использовать ли право защиты на безусловный отвод присяжного или нет.

Именно поэтому Джеред Лернер в качестве судьи вполне устраивал их. Не прошло и нескольких минут, когда он уже узнал, считает ли Элис ответчика заранее виновным; понимает ли она, что виновность должна быть абсолютно доказанной, а также, что бремя доказательства виновности целиком и полностью лежит на стороне обвинения. Все эти принципиальные положения Лернер старался вдолбить в головы потенциальных присяжных еще до начала процесса.

Элис Мейган на каждый вопрос ответила утвердительно.

Лернер подался вперед; клинышек его бородки был устремлен в сторону Элис; под немилосердным светом флуоресцентных ламп матово поблескивала его лысина.

— Некоторые считают, — произнес судья, — что, если ответчик отказывается давать показания, значит, он или она что-то скрывают. Каково ваше мнение по этому поводу?

Защита могла только приветствовать такую постановку вопроса, позволявшую Элис открыто изложить свои убеждения. Паже повернулся к Кэролайн; в его взгляде можно было прочесть молчаливую благодарность за то, что ей удалось добиться назначения на это дело судьи Лернера.

— Как ты этого добилась? — спрашивал он ее утром, когда они направлялись в зал, закрепленный за Лернером. То обстоятельство, что из одиннадцати судей предпочтение было отдано Лернеру, показалось Паже не простой случайностью.

— Строго говоря, я ничего такого не предпринимала, — с улыбкой произнесла Кэролайн.

— Объясни, что на твоем языке означает «ничего такого».

— На днях я увидела его, — пожав плечами, сказала Мастерс, — на встрече бывших общественных защитников[26]. Он спросил меня, чем я сейчас занимаюсь, и я немного рассказала ему о нашем деле, о котором он, разумеется, уже читал. И намекнула, что процесс обещает быть захватывающе интересным. — Кэролайн снова улыбнулась. — В конечном счете, судьям не чуждо ничто человеческое. В случае со мной ты наверняка имел возможность убедиться в этом еще до начала процесса по делу Карелли. Так что, полагаю, Джеред Лернер мог и сам напроситься вести это дело.

Паже заметил, как помрачнел Виктор Салинас, услышав ответ Элис Мейган.

— Если обвиняемый отказывается давать показания? — удрученно переспросила она. — По правде говоря, я затрудняюсь ответить.

Лернер одарил ее обворожительной улыбкой:

— Уверен — вы просто никогда не думали в такой плоскости. Почему бы вам не поразмышлять об этом сейчас? Попробуйте, например, представить, что мистер Паже отказался давать показания, и определите ваше отношение.

Элис чуть склонила голову и искоса взглянула на судью.

— Думаю, мне бы это не очень понравилось. Я хочу сказать, что у присяжных на процессе по делу об убийстве не должно остаться никаких вопросов к обвиняемому, и ему не следует ничего от нас утаивать.

Именно такого предвзятого отношения и боялись Кэролайн и Паже. Так же, как и Салинас, они не отрываясь смотрели на судью.

Лернер задумчиво погладил бородку.

— Уверены ли вы, — отчетливо произнес он, — что ваши суждения по этому делу будут взвешенны и объективны в случае, если он действительно откажется давать показания?

Элис мгновение колебалась, затем чуть заметно кивнула:

— Нет, я не уверена в этом. Но, разумеется, я бы попыталась, Ваша честь.

Краем глаза Паже видел, с какой надеждой смотрит на Лернера Салинас.

— Пожалуйста, — затаив дыхание, прошептала Кэролайн, — заяви ей отвод.

Лернер кивком выразил Элис свое одобрение.

— Уверен, что вы попытаетесь, миссис Мейган, — произнес судья. — И весьма признателен вам за сотрудничество. Однако во имя справедливости я вынужден освободить вас от обязанностей присяжного.

Салинас отвернулся.

— Порядок, — пробормотала Кэролайн.

— Маленькая расистская хитрость процедуры выборов присяжных в Сан-Франциско, — сказал как-то Кэролайн Джонни Мур, — состоит в том, что защита должна отсеять как можно больше кандидатов из числа азиатов. Думаю, ты согласишься, что это относится и к делу Криса?

Они втроем — детектив, Паже и Кэролайн — как раз собрались в офисе Мастерс, чтобы определить тактику поведения защиты во время отбора состава присяжных. Но если Крис и Кэролайн выглядели так, словно были неотъемлемой частью интерьера, то Джонни Мур — со своей седой бородой, багровой, как у бывшего алкоголика, физиономией, в шерстяном спортивном блейзере, вельветовых брюках и тенниске с расстегнутым воротом — больше напоминал неимущего клиента, направленного к Кэролайн из юридической консультации.