— Ну как она? — поинтересовался Крис.

— Она считает, что Рики нет в живых, — ответила Тереза, повернувшись к нему.

— Кто, твоя мать? — нахмурился он.

— Да нет, Елена.

Кристофер присел на краешек кровати.

— Девочка не объяснила почему?

— Он не приехал за ней. Елена считает Рики настолько зависимым от нее, что раз его нет с ней, значит, он мертв.

Крис на минуту задумался, затем произнес:

— Мир, в котором живет твоя дочь, крайне ограничен. В глазах ребенка все, что происходит вокруг, касается его самого.

Тереза прошла на балкон и, устремив взгляд на лазурную гладь гавани, промолвила:

— Моя мать давным-давно утратила веру в счастливый конец. Как знать, может быть, теперь то же самое случилось с Еленой.

Она почувствовала дыхание Криса у себя за спиной.

— И с тобой тоже? — спросил он.

После ужина они гуляли над Портофино по вымощенным камнем горным тропинкам. В лунном свете рыбацкие лодки в гавани казались серебряными призраками. Крис и Терри поднимались по извилистым дорожкам, пока не нашли увитую плющом и диким виноградом беседку. Они сидели на скамейке, вдыхая благоуханный аромат итальянской ночи и глядя на пробивающиеся сквозь густую листву деревьев огни, которые горели вдоль Лигурийского побережья.

Из-за большой высоты шума моря не было слышно. В темноте мерцали светлячки. Легкий бриз покачивал тюльпаны у их ног.

Тереза теснее прижалась к Крису.

— Давай поговорим обо всем завтра, — пробормотала она. — Только не сейчас.

Вернувшись в отель, они предались любви. Медленно, словно желая запомнить каждое мгновение.

Потом Терри долго не могла уснуть. Когда же, измученная тяжелыми мыслями, она наконец забылась беспокойным сном, кошмарное видение вновь посетило ее.

Это был все тот же сон, только на сей раз священником предстал не ее отец, а Рики.

Вздрогнув, она проснулась. Сердце бешено колотилось.

Крис во сне потянулся и положил на нее руку. Терри не стала будить его.

21

Она ничего не сказала Крису о своем сне.

— Если мы собираемся обсудить наше будущее, давай выберемся куда-нибудь, — предложила утром Терри. — Что мы сидим здесь, в отеле, как два психопата из какого-нибудь бергмановского фильма.

По извилистой дорожке они спустились к гавани. Вода ослепительно сверкала под первыми лучами солнца. При ближайшем рассмотрении рыбацкие домишки (на первых этажах которых располагались лавки, а на вторых жилые помещения) оказались украшены искусной имитацией лепнины и ставней. Купив в деревне сыр, фрукты, минеральную воду, Терри с Крисом наняли щербатого лодочника, и тот на своей лодке долго вез их вдоль изрезанной береговой линии, пока они не добрались до очередной деревушки рыбаков, которая примостилась в маленькой бухточке у отвесных скал. На каменистом пляже, где сушились сети, они попрощались со своим кормчим. Неподалеку виднелись несколько кафе и закусочных, а также маленькая церковь.

Путешественники выложили еду и сели лицом друг к другу. Терри вдруг подумала о том, что этим утром Крис ни разу не дотронулся до нее.

Она беспомощно всплеснула руками.

— Итак, с чего же мы начнем? С Елены, Карло, Сената, судебных слушаний? Как нам жить посреди всего этого хаоса? А главное, зачем тебе это нужно?

Крис машинально вертел в руках ракушку.

— Вот поэтому ты и работаешь адвокатом, — наконец произнес он. — Умеешь ставить правильные вопросы.

— И не знаю ни одного ответа.

— Тогда, может, я начну? Как бы тяжело для меня это ни было. — Кристофер заглянул в ее глаза. — Я люблю тебя, Терри. Ни одну женщину я не любил так, как тебя. И более того, уже никогда не смогу полюбить.

Его слова настолько тронули Терезу, что она не сразу нашлась, как на них ответить. Но сегодня они должны были сказать друг другу всю правду.

— Мне кажется, я не стою того, Крис. Сейчас ты веришь в сказанное мне. Но вряд ли ты останешься таким же, когда выяснишь, что тебе придется расстаться с мечтой о карьере политика, и когда Карло, при помощи Рики, окажется в грязи с головы до ног.

— Ты не можешь решать это за меня, Терри. Если, конечно, не хочешь выдать свое желание ретироваться за стремление спасти меня от меня же самого.

Терри почувствовала себя уязвленной.

— Послушай, я же не дура. Я понимаю, ты можешь завоевать любую женщину, какую только захочешь, причем не страдающую идиотскими кошмарами. И для этого тебе вовсе не потребуется выворачивать свою жизнь наизнанку. Я не знаю, как ты представляешь себе наше совместное будущее. Однако я хотела бы знать, как ты представляешь себе мою жизнь. В постоянном страхе, что в один прекрасный момент ты пожалеешь о своем решении остаться со мной? — Терри замолчала, пытаясь совладать с охватившим ее потоком эмоций. — Возможно, это произойдет через неделю, когда Карло будет вынужден давать показания в суде. Или через год — если мы, конечно, протянем так долго, — когда перспектива стать сенатором рассыпется в прах и ты окончательно разочаруешься в том, какой оборот приняла твоя жизнь…

— Как будто, если ты сенатор, женщин можно менять как перчатки, — резко оборвал ее Крис. — Просто выбираешь какую-нибудь посимпатичнее или более искушенную в любви, или же страстную путешественницу с дипломом магистра истории искусств, чтобы, когда Карло повзрослеет, отправиться с ней в Лувр, о котором она расскажет куда интереснее тебя самого. Черт побери! — пылко продолжал он. — Твоя мать права в одном — мне сорок шесть лет. В этом возрасте я уже могу трезво оценить свои чувства по отношению к тебе. — Паже сделал паузу. — Нас разделяет единственное обстоятельство, что шесть лет назад ты стала женой Рикардо Ариаса. И где же, скажи на милость, мне найти другую такую женщину. Которая понимала бы меня, когда я разговариваю с ней, и настолько искреннюю со мной, что каждое сказанное ею слово обретало бы особый смысл. Женщину, имеющую волю жить своей жизнью даже перед лицом таких невзгод, о которых большинство и не подозревает. Разделившую бы мою любовь к людям, небезразличным мне. К Карло, наконец. — Выражение лица Паже сделалось мягче. — От которой все переворачивалось бы внутри, достаточно лишь коснуться ее рукой или взглядом. С которой можно было бы родить ребенка.

Терри почувствовала, как на глаза у нее наворачиваются слезы.

— Я и не знала, что тебе этого хочется.

Крис сосредоточенно изучал ракушку, лежавшую на его ладони.

— Понимаю, — произнес он в ответ. — Мне следовало бы сказать тебе это раньше или вообще не говорить. Но пока ты борешься за Елену, какое значение имеют мои чувства? И следует ли придавать им какое-то значение?

Она взяла его за руку.

— По крайней мере, я бы знала, чего ты ждешь от жизни.

Крис не отнял своей руки.

— Терри, я сделал это вовсе не с целью изменить что-либо или вызвать твою жалость. Этого недостаточно даже для того, чтобы оправдать еще одну неделю, проведенную вместе. И тем более на этом невозможно построить жизнь.

— Тогда зачем же ты говоришь мне это?

Ей показалось, что Крис в замешательстве, затем она почувствовала, как он крепко сжимает ее ладонь.

— Потому что я хочу, чтобы, как только мы выберемся из этого болота, ты переезжала ко мне. И если от этого будет лучше и нашим детям — а я верю, что мы можем сделать так, чтобы им было лучше, — мы никогда не расстанемся.

Терри боялась перебить его неосторожным словом.

— Понимаю, ты можешь считать иначе, — глядя куда-то в сторону, продолжал Кристофер. — Тебе всего-навсего тридцать. Ты еще можешь встретить человека, своего сверстника, и он разделит с тобой надежды, которые ты питала, выходя замуж за Рики. Вы заведете много детей, купите дом, у вас будут друзья — ваши ровесники, наконец, вы одновременно состаритесь. — Он замолчал, словно неуверенный в том, какие чувства пробуждают в Терри его слова. — Мне казалось, что, когда тебе присудят опекунство, ты лучше поймешь меня и мои представления о нашей совместной жизни. Но, похоже, тебе придется понять меня сейчас. Чтобы ответить самой себе, сможешь ли ты — при условии, что нам удастся как-то урегулировать проблему с Рики, — жить той же жизнью, которой живу я, и желать от нее того же, чего я желаю. — Крис отпустил ее ладонь и снова подобрал ракушку. — Но если ты не уверена, что хочешь быть со мной, тогда какое для нас двоих имеет значение, кто такой Рики, что он делает с нами или где он в данный момент находится.