Разумеется, все это голая теория оперативно-розыскной деятельности, мы не можем знать, что именно готовил Комитет иностранным агентам и какую дальнейшую судьбу должна была иметь операция, затевавшаяся на склоне Холат-Сяхыл 1 февраля 1959 г. Но все эти соображения надо держать в голове, если мы хотим правильно понимать поведение в той ситуации Золотарева, Кривонищенко и Колеватова, поскольку оно — это поведение — всецело диктовалось инструкциями их кураторов из Комитета.

Для организации слежки за иностранными агентами в местах их возможного появления (железнодорожные станции и вокзалы, поезда, автовокзалы, торговые и пивные точки в населенных пунктах и пр.) необходимы были как можно более полные сведения об их внешности, лучше всего фотографии. А значит, советские контрразведчики, во-первых, требовали от Золотарева, Колеватова и Кривонищенко поддержания доброжелательной манеры общения с лицами, явившимися за радиоактивным грузом. Причина этого требования очевидна — необходимость максимального затягивания встречи. Во-вторых, следовало добиться вовлечения в беседу всех агентов, вступивших в контакт, дабы запомнить их голоса и по возможности выяснить характерную для каждого манеру разговора. В-третьих, Колеватов и Кривонищенко должны были «работать на Золотарева» в качестве статистов, обеспечивая ему оптимальные условия фотосъемки, для чего им требовалось максимально переключить внимание встреченной группы на себя. Несомненно, перед Золотаревым ставилась задача сделать фотографии иностранных агентов в полный рост, причем в кадр должны были попасть предметы с точно известной размерностью (например, лыжные палки или другие люди, чей рост был известен). Соблюдение этого требования позволило бы с высокой точностью определить рост неизвестных даже в том случае, если бы те оказались сфотографированы по колено в снегу.

Все эти требования определенным образом диктовали поведение Кривонищенко, Колеватова и Золотарева при контакте с иностранными агентами.

Первый такой контакт произошел на склоне Холат-Сяхыл, причем скорее всего неподалеку от того места, где была установлена (и впоследствии найдена) палатка дятловцев. Многие поисковики, побывавшие в марте 1959 г. на том месте, говорили, что выбор Игоря Дятлова понять трудно, ибо место для разбивки лагеря кажется неудачным. Оно не выглядело опасным (крутизна вышележащего склона, напомним, всего 15°, что меньше крутизны лестницы в жилом многоквартирном доме типовой постройки или эскалатора в метро, сама же палатка была поставлена на почти горизонтальной площадке), скорее это место можно было назвать неуютным и неудобным. Это ощущение «неудобности» очень емко выразил Масленников, сказавший на допросе 10 марта 1959 г. дословно следующее: «намеренно остановиться на ночевку в этом месте, зная о том, что это склон главного хребта, Дятлов не мог». И это ощущение кажется совершенно логичным и интутивно точным — Игорь Дятлов действительно не захотел бы остановиться в этом месте добровольно. Палатка была разбита там, где ее нашли, вынужденно. Сразу надо оговориться, что слово «вынужденно» в данном контексте вовсе не означает «под принуждением».

Нет, принуждения никакого не было и в помине! Просто-напросто была неожиданная (якобы «неожиданная»!) встреча на склоне Холат-Сяхыл с некими симпатичными туристами, которые вывалились из сумеречной снежной мглы с криками «привет, братишки! Вы откуда?» или что-то в этом роде. Последовал спонтанный разговор, вполне доброжелательный на первый взгляд, с общими расспросами, кто, откуда и куда идет… Может быть, Игорь Дятлов и не желал бы задерживаться на этом месте, может, он намеревался увести группу со склона вниз, в долину Лозьвы, где не было дурацкого ветра, задувающего, казалось, со всех сторон, да только вот Колеватов и Кривонищенко зацепились языками с этими непонятно откуда появившимися мужиками…

А потом уже стало ясно, что идти вперед смысла нет, ибо совсем скоро стемнеет по-настоящему. Из-за этого палатку надо ставить там, где группу застала темнота. Всего-то в двух километрах от предыдущей стоянки! «Профессиональные исследователи», бессильно разгадывающие загадку гибели группы Игоря Дятлова последние десять лет, упорно пытаются придумать объяснение тому, что выгнало туристов из палатки. Они напридумали массу глупостей — от медведей-шатунов, лосей, йети и натриевых двигателей ракет (которые, к слову сказать, в принципе не могли сработать в атмосфере в силу конструктивных особенностей), в общем, изобрели массу лишних «сущностей», но при этом не поняли самой главной, очевидной и принципиальной загадки этого дела. А загадка эта заключена в вопросе: почему последний переход группы был таким коротким, всего-то 2 км? На самом деле даже чуть меньше, ибо 2 км упомянуты здесь, так сказать, «с запасом». Именно в правильном ответе на этот вопрос и кроется ответ на все остальные загадки.

Наш ответ распадается на 3 элемента, взаимно связанных и дополняющих друг друга: 1) Игорь Дятлов и все остальные члены его группы неправильно оценили продолжительность светового дня в гористой местности, а потому поздно покинули лагерь в долине р. Ауспия, 2) движению группы по склону Холат-Сяхыл помешала неожиданная встреча с другой туристической группой (неожиданная для всех, кроме Золотарева, Колеватова и Кривонищенко) и, наконец, 3) эта встреча первоначально не представляла угрозы для группы, потому что дятловцы в спокойной обстановке приступили к постановке палатки, проводили эту постановку правильно, без спешки — на лыжи и скатами на снег — и почти успели ее закончить.

Угроза возникла в самом конце постановки палатки, и эта угроза напрямую была связана с предшествующей встречей на склоне.

Быстрой передачи одежды со следами радиоактивной пыли при первой встрече не произошло, хотя необходимые для этого пароли и отзывы были произнесены. Иностранные агенты поняли, что встретили тех, кого надо, то же самое поняли и члены группы Дятлова, посвященные в план операции КГБ. Однако, выполняя поручение максимально затянуть встречу, Кривонищенко одежды не отдал, предложив встретиться чуть позже, после постановки палатки. В принципе, подобное предложение выглядело совершенно обыденно — одна группа туристов пригласила в гости другую, так что сам по себе перенос момента передачи вещей вряд ли разбудил какие-то особые подозрения. Тем более что Золотарев, Кривонищенко и Колеватов заранее планировали эту комбинацию, обсуждали детали разговора и были к нему готовы. Возможно, все было обыграно так, что передача одежды на склоне могла выглядеть слишком подозрительно и сами иностранные агенты должны были это понять. Для нас важно другое — иностранным агентам пришлось согласиться на повторную встречу через некоторое время, и они пообещали нанести этакий визит вежливости в лагерь группы Игоря Дятлова.

Однако во время первой встречи произошло некое событие — или несколько событий, — хотя и показавшихся первоначально незначительными, но повлекших за собою далеко идущие последствия. Что-то вызвало настороженность явившейся на встречу группы лиц; возможно, настороженность эта оказалась обоюдной. Что это были за события, в точности не скажет никто, просто потому, что их участников не осталось в живых. Подозрение могла вызвать ошибка в речевом обороте, допущенная иностранным агентом и замеченная дятловцами, неправильно понятая или ошибочно использованная идиома, неспособность понять юмор хорошо знакомого жителям Советского Союза анекдота. На языковую подготовку своих агентов все разведки мира обращают самое серьезное внимание, но исключать лингвистический «прокол» полностью нельзя, поскольку даже носители языка вне традиционной языковой среды за несколько лет заметно утрачивают разговорный навык. Подозрения туристов мог вызвать и акцент появившихся на склоне Холат-Сяхыл людей. Не может быть 100 %-й уверенности в том, что для этой операции иностранная разведка использовала этнических русских. Известно, что английская разведка SIS давала поручения, связанные с проникновением в районы Урала и Сибири, выходцам из Прибалтики — латышам и эстонцам, говорившим с заметным акцентом (в этом была своя логика, поскольку в 1940 г. и в послевоенное время в северные районы страны направлялось большое число депортированных из этого региона жителей — бывших помещиков, чиновников и т. п. Кстати, Великявичус, тот самый возница с лошадью, что отвозил вещи группы Игоря Дятлова в заброшенный поселок Северный-2, был этническим литовцем, осужденным в 1950 г. и вышедшим из «зоны» на «поселение» через 6 лет). А вот французы, например, в ходе своей спецоперации MINOS широко привлекали к нелегальной засылке в СССР агентов из числа этнических сербов. А многие ли из вас, дорогие читатели, отличат серба от грузина или, скажем, бакинского еврея, особенно в том случае, когда сам серб будет выдавать себя за такового? Уверяю, не отличите, во всяком случае не при первом же разговоре…