5. Значительное количество фотоснимков с видами природы или неодушевленными объектами (44 % от общего количества кадров на фотопленке № 1) является сигналом возросшего к 1 февраля 1959 г. внутреннего напряжения фотографа. Для обычного фотографа-любителя число снимков без людей, как правило, колеблется в районе 20 %. Объяснение, будто Георгий ощущал себя фотохудожником и практиковался в художественной фотографии, следует расценивать как формальную отговорку, ничего не объясняющую. На фотопленке, зафиксировавшей начало похода (под № 6), «неодушевленных» фотоснимков совсем немного, в пределах нормы (если быть совсем точным, то из 28 снимков, связанных с походом, не содержат изображений людей 5, т. е. 18 %). Трудно предположить, что, выйдя из Северного-2, Георгий Кривонищенко вдруг увлекся художественной пейзажной фотографией. Резкое увеличение фотоснимков неживых объектов предполагает рост внутреннего напряжения, чувства беспокойства, вины, неопределенности. Иногда подобное может указывать на заболевание фотографа, но к данному случаю это вряд ли относится. Указанное чувство внутреннего дискомфорта стало нарастать именно после выхода группы из поселка Северный-2, т. е. с началом полностью автономного движения. Если допустить, что Георгий Кривонищенко знал о цели похода больше других его участников и предполагал возможное негативное развитие событий, такое внутреннее напряжение получает вполне достоверное и логичное объяснение.
6. Фотоаппарат был оставлен с взведенным затвором, о чем однозначно свидетельствует появление фотоснимка № 33. Уже после того, как в условиях плохой видимости были сделаны фотографии на склоне, Георгий подготовил фотоаппарат к немедленному фотографированию. Фотоаппарат Кривонищенко единственный из четырех фотоаппаратов, найденных в палатке, был оставлен со взведенным затвором. Вполне возможно, что это всего лишь привычка и Георгий так поступал всегда (хотя эту привычку следует признать довольно необычной для опытного фотографа, поскольку из-за нее пришлось бы терять несколько кадров с каждой пленки, что неразумно). Но более вероятным кажется другое предположение: Георгий намеревался сфотографировать подошедших незнакомцев и подготовился к этому. Мы не знаем, как именно Золотарев, Кривонищенко и Колеватов предполагали «разыграть» встречу, вполне возможно, что Кривонищенко со своим фотоаппаратомдолжен был отвлекать внимание на себя, давая возможность Золотареву сделать его дело незаметно. Кстати, скорее всего, Семену это удалось, в противном случае он не хранил бы свой второй фотоаппарат до самой смерти. Взведение затвора фотоаппарата Кривонищенко является для нас очень важным сигналом, свидетельствующим о том, что Георгий готовился к каким-то событиям на склоне, в отличие от обладателей других фотоаппаратов — Дятлова и Слободина. Наряду с другими странностями последних суток (подъем и спуск с перевала 31 января, очень маленький по расстоянию и времени дневной переход 1 февраля) взведенный затвор заставляет думать, что часть членов группы готовилась к каким-то запланированным и ожидаемым событиям во второй половине дня 1 февраля в этом районе, но события эти по неясным для нас причинам привели к трагической развязке.
Фотопленка № 2 содержит 27 отснятых кадров. Ни один из них не связан с походом группы Игоря Дятлова!
На тех фотоснимках, которые обнародовал Алексей Коськин (всего их 6), угадываются знакомые лица. На фотографии № 1 вроде бы можно рассмотреть Игоря Дятлова, а на снимке № 6 — Зину Колмогорову. Для нас интересны, впрочем, и другие фотоснимки, прежде всего тем, что они прекрасно характеризуют атмосферу туристического слета, на котором были сделаны. Можно видеть, что слет этот напоминает майскую демонстрацию: во главе колонны молодых людей знамя и транспаранты. На фотоснимке № 4 их аж 3 шт.!
В свое время, когда первый вариант этого исследования был размещен в Интернете, на автора набросились многие «знатоки туризма и всего на свете», пытавшиеся оспорить утверждение, будто поход группы Дятлова был посвящен XXI съезду КПСС. Вопрос этот был совершенно не принципиален, но желание «забодать Ракитина» выключало здравый смысл даже у тех, кто его вроде бы имел. Отрицались даже вещи, очевидные любому, кто застал советское прошлое в более-менее разумном состоянии.
Фотографии № 1 и 4 из фотопленки № 2
Например, то утверждение, что любое массовое мероприятие непременно должно было иметь партийно-комсомольскую окраску (партия рассматривала такие мероприятия как несущие воспитательные функции).
И вот перед нами независимое свидетельство справедливости сделанных в 2010 г. утверждений — туристический слет на природе, в зимнем лесу… с флагами и транспарантами. Ведь кто-то же их заблаговременно приготовил и притащил за десятки километров от города! И пусть знамена и лозунги на кумаче выглядят в заснеженном лесу абсурдно и даже кафкиански, без этого тогда нельзя было обойтись — партию и комсомол игнорировать в 1959 г. было совершенно недопустимо.
Впрочем, будем держаться ближе к заявленной теме.
Что можно сказать о человеке, взявшем в поход фотоаппарат, но не сделавшем ни единого снимка на протяжении недели? Очень многое.
Во-первых, его не очень интересовали товарищи по походу. Это не значит, что он демонстрировал отстраненность или «держал дистанцию» — вовсе нет! — он мог казаться «своим в доску парнем», но внутренне дистанцировался от группы. Это могло происходить в силу большой разницы в возрасте, несовпадения интересов, а также… различной степени осведомлености о происходившем.
Во-вторых, мы можем быть уверены, что фотоаппарат не был так уж необходим его обладателю. Золотарев явно не был «фанатом» фотодела, хотя фотографировал качественно. Но в этом походе он легко обошелся бы без своего «Зоркого» под заводским № 55149239, ведь обходился же он без него с 23 января по 1 февраля, правда? Тем не менее, несмотря на явную ненужность данного «девайса», Семен его с собою потащил… Для чего же?
Ответ может показаться неожиданным, но в рамках версии «контролируемой поставки» логичным и единственно верным. Фотоаппарат под заводским № 55149239, которым Семен ни разу не воспользовался во время похода, был нужен Золотареву для того, чтобы замаскировать наличие у него другого фотоаппарата. Если это и странно, то лишь на первый взгляд. Если бы Семен не имел при себе фотоаппарата с самого начала похода, то во второй половине дня 1 февраля он никак не мог бы повесить себе на шею специальный фотоаппарат, загодя подготовленный для использования в момент встречи с группой иностранных разведчиков. Только представьте, как бы выглядело в глазах окружающих, если бы Семен, не имевший поначалу фототехники, на восьмой день похода неожиданно вытащил бы из какого-либо «загашника» свой специальный фотоаппарат! Это прежде всего вызвало бы лишние вопросы его товарищей, совершенно ненужные ему в той обстановке. А, кроме расспросов и недоумения, затем появилось бы недоверие: что еще и для чего может прятать этот человек? Но вот подменить примелькавшийся всем обычный «Зоркий» похожим, но со спецпленкой, можно было за несколько секунд. И без малейших затруднений. Кстати сказать, второй фотоаппарат мог быть не только заправлен спецпленкой, но и иметь особый беззвучный (либо с пониженной шумностью) механизм. Такие беззвучно срабатывавшие фотоаппараты КГБ в то время уже имел в своем распоряжении, причем внешне подобная спецтехника ничем не отличалась от типового ширпотреба. Именно ради незаметной подмены обычного фотоаппарата другим, специальным, вся эта игра и затевалась. И мы можем не сомневаться в том, что такая подмена была произведена — ненужный Золотареву фотоаппарат под № 55149239 остался в палатке, где и был найден поисковиками, а второй, неизвестный нам фотоаппарат, Семен унес с собою в овраг.
Таким образом, фотопленка № 2 является доказательством того, что Семен Золотарев шел в поход с группой Игоря Дятлова, имея фототехнику, которой вовсе не собирался пользоваться с самой очевидной для любого обычного туриста целью — фотографирования своих товарищей и обстоятельств похода. В этом походе Семен Золотарев не был «обычным туристом», он решал свои особые задачи, действовал по собственному сценарию и руководствовался собственной логикой при принятии решений. Возможно, это послужило источником проблем для всей группы. Но можно предположить и прямо противоположное — неспособность группы полностью и во всем принять логику действий Золотарева предопределила трагический исход похода.